Бородатый солнц
»Я Ватник разная политота
Суицид как способ стратегического давления
Дети переходного возраста часто романтизируют смерть. Многие известные мемуаристы и выдающиеся писатели — авторы автобиографических произведений — вспоминали, как между двенадцатью и восемнадцатью годами представляли свою героическую гибель и рыдающих у гроба родителей и учителей, товарищей и подруг, а также весь честной народ, корящих себя за то, что недостаточно ценили при жизни столь выдающуюся, богатую самыми различными талантами личность.
Эти детские мечты носят в целом конструктивный характер. В отличие от детского же суицидального комплекса, появляющегося у некоторых подростков с неустойчивой психикой в этом же возрасте, любование теоретической собственной смертью вызвано не страхом перед будущим, в котором надо принимать самостоятельные решения и нести за них ответственность (каковой страх и вынуждает некоторых психически неустойчивых подростков прятаться от взрослости в смерть), а стремлением молодого организма к лидерству, подвигам, к славе, являющемуся рудиментарным инстинктом, который базируется на первобытных доцивилизационных архетипах борьбы за доминирование в стае.
С одной стороны, нельзя сказать, что украинцы в качестве отдельных индивидов страдают суицидальным комплексом. Каждый из них не хочет умирать, прячется от ТЦК, бежит за границу, даже сдаваться стали в довольно больших, постоянно растущих количествах (причём целенаправленно, а не потому, что патроны кончились). С другой стороны, украинское общество (как коллектив индивидов) романтизирует смерть. И романтизирует совсем не так, как подростки переходного возраста, как бы со стороны взирающие на собственные воображаемые похороны, чтобы завтра с не меньшим энтузиазмом продолжать жить и бороться с коллегами за место под солнцем.
Украина как государство и украинцы как общество романтизируют реальную смерть, причём бессмысленную, что-то вроде «И как один умрём в борьбе за это», где никто не знает, что такое «это», за которое предстоит умереть. Коллективное отрицание жизни, за которую каждый индивидуально усердно борется. Смерть назло. Как ребёнок, который «назло маме отморожу уши», так и украинцы «назло москалям не будем жить хорошо с ними в дружбе, сдохнем в дерьме, а жить хорошо не будем, пусть москали расстраиваются».
Вот это противоречие — индивидуальное стремление к жизни и благополучию, выгнавшее десятки миллионов граждан Украины в Европу и Россию и коллективное стремление к смерти «назло москалям», которым на самом деле уже давно наплевать на украинские комплексы, — и является убедительнейшим доказательством того, что цели и смыслы, объединяющие украинское общество, являются искусственно привнесёнными.
Есть такое понятие, как психология толпы (в просторечии именуемая стадным инстинктом). Толпа, состоящая из индивидуумов, довлеет над их сознаниями. Самый выдающийся интеллектуал в толпе может внезапно стать зверем, потому что толпе доступны лишь самые простые инстинкты, главный же инстинкт толпы — уничтожить «тех, кто не с нами», кто не толпа. Художники и писатели, актёры и учёные, учителя и врачи, собранные в толпу, моментально становятся стадом питекантропов, отличаясь от последних только внешним видом и одеждой. Стоит их из толпы изъять, они вновь становятся самими собой. Им даже бывает стыдно за своё поведение в толпе, и они не понимают, что на них нашло. Но вновь попадая в толпу, они снова становятся стадом питекантропов.
США не случайно работали с украинцами и другими своими клевретами только как с толпой. Это могла быть маленькая толпа «по интересам» на этапе подготовки, когда людям выдавали грант хоть на кружок вышивания крестиком, хоть на поиск национальных корней в эпоху динозавров. В этот период «избранных», получивших грант на развитие своего хобби, убеждают в том, что не просто так им достался грант, что они соль земли, лучшие, а их хобби — свидетельство их прогрессивности и демократичности. Поэтому демократический Запад, считающий «прогрессорство» своей сверхзадачей, заметил их и поддержал. Теперь их черёд поднять свой народ до своего уровня, привести его в западную цивилизацию, сделать богатым и зажиточным.
Когда эти маленькие толпы по свистку сливаются в большую толпу очередного майдана, они уже «знают», что вокруг них и с ними «весь цивилизованный мир», а против них только «бандиты», «орки», «тупицы» и прочие злостные враги цивилизации, сами не желающие идти вперёд к свободе, просвещению и благополучию и из вредности не пускающие других.
Будучи по сути своей толпой, майдан, поначалу «мирный» и пытающийся объяснить своим противникам, то, что для самой майданной толпы очевидно, в момент становится агрессивным и готовым убивать, как только понимает, что его аргументы не действуют, у противников есть контраргументы и они не собираются вливаться в толпу. Между вполне дружеской беседой и изуверским убийством иногда проходит всего несколько минут.
Потом некоторым из толпы, особенно тем, кто проводит в толпе относительно мало времени, становится стыдно за содеянное, и они начинают искать оправдание. Чтобы они меньше рефлексировали и не задумывались о скрытых механизмах, побудительных причинах своих действий, майдан изначально сакрализируется. Неважно, в толпе ты сейчас или не в толпе, в святости майдана и благостности его идей ты усомниться не имеешь права. Поэтому все жертвы толпы объявляются «врагами майдана» и это объяснение оказывается достаточно убедительным для образованных неглупых и не жестоких людей. Они даже не задумываются, как соотносится их борьба за свободу слова и демократию с тем, что тот, кто не разделяет их ценности, оказывается достоин ужасной смерти без суда и следствия, даже без предъявления обвинения, а по сути, и без вины.
Мы, со стороны наблюдая за жертвами майдана (в том числе раскаявшимися и перешедшими на сторону добра), неоднократно отмечали, что они в точности копируют поведение больных шизофренией. В некоторые периоды это вполне адекватная, нормальная личность, некоторые (хоть это и большая редкость в данной группе) могут быть даже в чём-то талантливыми. Но достаточно неосторожно произнести некие ключевые слова, и перед вами пляшет взбесившееся кровожадное животное, готовое убивать «врагов майдана». Чем глубже человек погружён в майдан, чем искреннее он относится к этому действу, чем дольше находится в окружении таких же верных адептов и чем меньше у него контактов вне майданной тусовки, тем более острый и системный характер принимает раздвоение его личности.
Однако довольно быстро мистер Хайд побеждает, и образ милого доктора Джекилла становится не более чем маской, которую он иногда надевает, чтобы проверить «подозрительных личностей» на верность майдану или втереться в доверие врагам майдана, чтобы их уничтожить.
Впрочем, большая часть майданной толпы всё же больна лёгкой формой шизоидного расстройства. Этим и объясняется то, что в личном качестве они не склонны к суициду, могут вполне нормально здраво рассуждать и выглядят как здоровые люди. Но стоит поймать десять-двадцать уклонистов, одеть их в форму, дать в руки автомат, и их воля оказывается парализована, только огромный стресс в виде упавшей в нескольких метрах полуторатонной бомбы, разорвавшей всех товарищей в клочки и случайно лишь легко контузившей счастливца, возвращает его в нормальное состояние, и он начинает сдаваться.
Заметили, что большинство сдаётся или поодиночке, или относительно малыми группами, в рамках которых легче сговориться, тем более что каждая малая группа имеет своего неформального лидера, а жертвы майдана привыкли следовать за лидером. Подразделения размером с взвод сдаются крайне редко, роты сдавались только наполовину уничтоженными, батальон же (вернее, остатки то ли двух, то ли трёх батальонов) сдались лишь один раз в Мариуполе и то по приказу из Киева.
Чем больше толпа, тем меньше места для индивидуальности.
В общем, противоречие между личностью и тем же человеком как частью толпы — это противоречие между интересами каждого отдельно взятого гражданина Украины, и даже Украины как государства, и навязанного при помощи психологии майданной толпы чувства общности «избранников Запада».
Поэтому Зеленский, вместо того чтобы обороняться под Харьковом и за счёт снижения таким образом потерь пытаться в тылу из обстрелянных частей при помощи западных инструкторов формировать новые резервные соединения, жжёт резервы в наступлении на российские позиции. Уже 2023 год показал, что в наступлении на российскую оборону украинская армия несёт катастрофические потери, не добиваясь даже минимальных территориальных приобретений (не говоря уже о гипотетических оперативных или стратегических успехах). Более того, попытка наступать конкретно под Харьковом для Украины вообще бессмысленна.
Допустим, что Россия отведёт войска с занятых клочков приграничья. В чём успех Зеленского? Ни в чём. Если переброшенные под Харьков резервы увести назад, на авдеевское направление или под Часов Яр, или ещё куда-нибудь, где фронт трещит, ВСУ пятятся и резервы необходимы уже вчера, то российские войска могут вновь зайти на те же позиции или даже улучшить их (переброска же резервов ВСУ туда-сюда займёт время и приведёт к потерям в людях и технике от ударов ВКС).
Если резервы назад не уводить и стеречь ими границу, то какой был смысл в наступлении? Войска ведь не высвободились, а пять-десять сёл (вернее, их остатки) — слишком малый приз для ВСУ за необходимость держать резервы под Харьковом, в то время как они нужны под Донецком.
Но Зеленскому всё равно, что его наступление военного смысла не имеет, является стратегической глупостью. Для него главное, что украинцы гибнут за американские интересы, позволяя ему на очередной встрече требовать новых денег за новую кровь. Причём личный интерес Зеленского уже не в деньгах. Он награбил достаточно, чтобы миллиард в ту или иную сторону не имел существенного значения. Зеленский такой же зомби в майданной толпе. Когда-то он, может быть, и понимал преступность майдана, но, пойдя в украинскую политику, вынужден был признать его святость. Чтобы сохранить власть, доказать толпе, что он «не лох», он вынужден был слиться с толпой. После этого шага принятие «ценностей майдана» неизбежно. Иначе невозможно сохранить психическую устойчивость. Подчёркиваю, не адекватность, не нормальность, а устойчивость, в рамках которой шизофреник, будучи окружённым шизофрениками, проникнутыми одной и той же сверхидеей, чувствует себя в нормальном обществе.
Как я уже писал, понять и принять в качестве нормального такое мировоззрение можно только с позиций постмодерна. Поэтому майдан и находит понимание у постмодернистских маргиналов самых разных стран. И в России ему симпатизировала постмодернистская леволиберальная тусовка, объединённая в своё время в рамках «Другой России». Потом часть маргиналов уехала за рубеж не в силах пережить окончательный разрыв России с постмодернизмом, а часть примкнула к патриотическому движению (некоторые даже искренне), что не отменяет их постмодернистской леволиберальной (в рамках постмодернистского дискурса именуемой также либерал-фашистской) сути. Шизоидное раздвоение личности осталось родовой отметиной сторонников обеих ветвей временно (до следующего майдана) разделившегося постмодернистского движения. Каждый из них в первую очередь часть толпы и лишь затем личность.
Они будут нормальными и милыми собеседниками, специалистами-орнитологами, историками, писателями, патриотическими политиками, ровно до тех пор, пока не зазвучат вновь боевые трубы майдана. Но как только раздастся звук майданной трубы, миллионы милейших докторов Джекиллов покинут библиотеки и лаборатории, невидимой властной рукой влекомые в толпу, превращаясь по пути в отвратительных мистеров Хайдов, готовых убивать и умирать «за майдан», а на деле за США.
Мы в своё время пережили напасть майданной толпы, когда с 1917 года по 1939 год миллионы, чувствуя сопричастность к великому сакральному делу построения светлого будущего, ревели: «Расстрелять как бешеных собак!» в адрес любых, на кого укажет палец владельца майданного шапито. Но те миллионы хотя бы управлялись внутренней силой, которая использовала их, хоть и неэффективно и расточительно, для защиты государственных интересов России, такой, какой она была в прошлом веке.
Опасность же нынешних в том, что дудочка, которая инициирует их стадный инстинкт, находится в руках внешнего игрока, а этот внешний игрок, собирая постмодернистскую майданную массу, накачивает её одной суицидальной идеей — убиться об Россию, «чтобы москалям стало хуже». Толпы, требующие уничтожить нас и нашу страну, готовы за это умирать (по крайней мере пока являются толпой).
Соответственно, работать с ними надо как с личностями. Выделять в них личное индивидуальное и противопоставлять психологию личности психологии толпы, индивидуальную ответственность — коллективному выбору.
Понятно, что большинство уже не вылечишь, их судьба — сгнить в степях Украины, но чем из меньшего количества индивидуумов состоит толпа, тем она слабее, поэтому каждый выигранный нами человек — наша победа. Кроме того, как я уже писал выше, у нас у самих полно людей, заражённых постмодернистской психологией толпы, и мы не знаем в какой момент они отзовутся за зов боевых труб очередного майдана. Их индивидуализация будет одновременно означать их демайданизацию.
Работа сложная, требует аккуратности и точности, виртуозного владения диалектическими инструментами, её замедляет необходимость индивидуального подхода и редкость соответствующих задаче специалистов. Но путь в тысячу ли начинается с первого шага.
https://alternatio.org/articles/articles/item/134853-suitsid-kak-sposob-strategicheskogo-davleniya
фэндомы Ватные вбросы Я Ватник разная политота
Страна испорченной репутации
Репутация, что ни говорите, важная штука. Она зарабатывается всю жизнь, но может быть утрачена в один момент. Вот была у нас Украина с её обитателями. Что знали россияне и их соседи про данное недогосударственное образование? Прежде всего, знания приходили из народного фольклора вперемешку с домыслами и частицами правды.
Например, многие слышали, что там производили автомобили «Запорожец», которые были настолько плохи, что их название стало именем нарицательным. Однако за «Запорожцем» в тех же анекдотах периодически скрывалась эдакая народная простота, которая давала ему превосходство перед пресловутыми «Мерседесами» шестисотой серии. Был хлебосольный гастрономический ореол, включающий в себя букет из борща, галушек, вареников, горилки и, конечно же, сала, куда ж без него. Народная молва гласила, что украинское сало — лучшее в мире и его производят и едят там больше, чем где бы то ни было. Ну и, конечно, была целая подборка басен, анекдотов и житейских историй о простых украинских мужиках, которые оказывались не так просты, как казалось, и хотя и были смешны в своей корысти, но частенько обводили вокруг пальца даже самых искушённых спецов. Всё это и составляло репутацию, с которой бывшая УССР входила в открытое море демократического плавания.
С годами украинская репутация видоизменялась, теряя какие-то стереотипы, и обрастала новыми деталями. Шутки о «Запорожцах» постепенно ушли в небытие. Их перестали делать, а пришедшая взамен им «Таврия» вместо здорового смеха вызывала жалость. Чрезвычайно питательная, обильная и крайне народная украинская гастрономия тоже развалилась. Оказалось, что фирменная мутность украинской горилки не что иное, как последствия её некачественной выгонки с попаданием веществ, присутствие которых в алкоголе не приветствуется, а за своё персональное сало там стали выдавать сало, завезённое из России, Белоруссии и Польши.
Постепенно сказки про украинскую сытую жизнь сошли на нет. Страну лихорадило всё сильней, и в результате начались припадки — первые предвестники скорой гибели. Припадки в виде майданов — именно они и стали тем главным, из чего оказалась слепленной новая украинская репутация: немного футбола, немного бокса, немного Евровидения, немного сбитых самолётов, немного Чернобыля, немного голодных шахтёрских бунтов, чуть-чуть эстрадных песен и много-много политической грязи, благодаря которой постепенно сначала на Украине, а потом и в ближайшем зарубежье люди выучили имена киевских политиков. При этом чем хуже становилась жизнь в незалэжной, тем больше фамилий политиков выучивал народ.
И вот наступили последние для Украины времена, которые, как говаривал классик, «окрасили её в те цвета, в какие окрасили». Репутация новой Украины обильно окрасилась кроваво-красным. Временщики, засевшие в Киеве, потянули «едыну краину» по наихудшему пути — пути западной интервенции, разграбления и уничтожения. В небе над Украиной снова начали сбиваться самолёты. На Украину снова, как в начале девяностых, поехала гуманитарная помощь. Опять потянулась мразь со всего мира, надеющаяся на поживу. Всё то немногое хорошее, что ещё имелось в украинской репутации, окончательно отвалилось.
Теперь во всём мире Украина ассоциируется с нищетой, коррупцией фантастических масштабов, с жадными и наглыми беженцами, а также с очередным геноцидом, устроенным напоказ перед заокеанским хозяином. Украина превратилась в огромное болото, засасывающее в себя миллиардные бюджеты отдельных стран, их политических лидеров и сотни тысяч жизней мирных и не очень людей. Чёрное жерло украинской трясины бездонно и всепожирающе. В его утробе постоянно пусто, и тот вакуум всё затягивает и затягивает новые жертвы из числа тех, кто решил прогуляться по тем топям, преследуя свои корыстные мотивы. Если утонуть не довелось, то замараться с ног и до ушей обязательно придётся. И уже сейчас репутация тех, кто испачкался в том украинском болоте, чернее ночи.
В страхе перед экзаменатором
Были такие беспилотные летательные агрегаты под названием «Байрактары». Они получили просто феноменальную рекламу в ходе последнего конфликта в Нагорном Карабахе, где при полном отсутствии внятной работы армянской ПВО имели совершенно безраздельное господство в воздухе, внеся решающий перелом в ту небольшую войну. Поэтому немудрено, что Киев принялся закупать эти самые «Байрактары» пачками, а воинственные евроукры начали мечтать о том, как эскадрильи тех турецких пепелацев сравняют с землей Москву.
Но реальность оказалась совершенно иной. «Байрактары» начали падать пачками, как перезревшая хурма, ударенная первым морозом. Оказалось, что эти беспилотники полностью беззащитны даже перед старенькой советской ПВО, и спустя несколько недель после начала СВО эти самые «Байрактары», что, к слову, переводится как «Знаменосец», полностью ушли из информационного шума, окутывающего театр боевых действий, потому что попросту закончились, а владельцы компании, их производящей, как писала летом 2022 года пресса, оказались в ярости от изрядно подпорченной, на грани уничтожения, репутации и, по слухам, даже отказались дальше осуществлять поставки на Украину.
И вот теперь страны НАТО не особо спешат отправлять военную технику на Украину, опасаясь в том числе и уничтожения репутации оной. Все эти раскрученные американские самолёты «Ф-16», танки «Абрамс» и зенитно-ракетные комплексы «Пэтриот» никогда не были в условиях настоящей войны, когда им противостоят не аборигены в шлёпанцах и верхом на ослах, а регулярная армия, оснащённая самым высокотехнологичным оружием. А вдруг окажется, что вышеперечисленное не справится с новым вызовом? А вдруг такой экзамен не получится сдать и об этом узнают все? Это же ведь не шутки: репутация непобедимости западного и в первую очередь американского оружия создавалась десятилетиями — тысячи голливудских кинофильмов были посвящены прославлению американского ВПК. Сюда же шли относительно лёгкие победы над некоторыми несчастными, на которых накидывались толпой.
Немудрено, что многие из числа адептов карго-культа давно и упорно уверовали в то, что американское — самое качественное, а также немецкое, британское и какое угодно вообще, лишь бы сделанное белыми господами. А тут вдруг выяснилось, например, что стволы гаубиц М777 изготовлены из недостаточно твёрдой стали, из-за чего они очень быстро в насыщенных условиях украинского конфликта теряли внутренние нарезы, которые попросту стирались. РСЗО «Хаймарс», хоть и показало себя эффективным оружием, но оказалось куда более капризным в обслуживании, чем это считалось ранее. Переносной противотанковый ракетный комплекс «Джавелин» оказался не таким смертоносным, как его описывали, и порой выпущенные из него ракеты не могли ничего сделать даже со старенькими советскими танками Т-72. Ещё одна противотанковая установка — хвалёная шведская «НЛАВ» — оказалась непригодна для стрельбы с малых дистанций, потому что боевая часть ракеты не успевала взвестись. Ещё выяснилось, что немецкие танки «Леопард-2» плохо себя показали на Ближнем Востоке. Будучи на вооружении у армии Турции, они немало пострадали от повстанцев в Ираке и Сирии. Легковооружённые ополченцы довольно быстро научились их жечь, после чего Министерство обороны Германии даже провело с турецкими военными отдельные переговоры, выражая озабоченность по поводу подмокаемой репутации. Поэтому, как написало американское издание «Милитари вотч» в материале от 14 января, в Великобритании внезапно выяснили, что их танки «Челленджер-2» слишком сложные для освоения и если они и поедут на Украину, то только в качестве тренажёров для обучения. И эти опасения целиком и полностью понятны, ибо не пройдёт много времени, прежде чем такие «Челленджеры» и «Леопарды» появятся в качестве экспонатов танкового музея в Кубинке.
История трёх уроков
Но не только одна оружейная промышленность несёт на Украине репутационные потери. Например, имеющие репутацию тупоголовых баранов украинские политические эксперты, не сделав никаких выводов из своих прежних прогнозов, снова объясняют, что у России закончились «Герани-2», которых она не применяла на Украине уже давно, и почти закончились ракеты, ибо в последний раз на тот же Днепропетровск отправили якобы ракету Х-22, спроектированную ещё в 1958 году и модернизированную в 70-х годах.
Это та самая, которая якобы обвалила один из подъездов тамошнего многоэтажного дома.
В этой истории пострадали сразу три репутации. Во-первых, репутация тех специалистов, которые заявляли, что украинская ПВО сбивает практически всё, что отправляет Россия, ибо, как выяснилось, некоторые типы ракет типа той же Х-22 украинская ПВО сбить не в состоянии. Так это или нет — неважно. Важно, что данную легенду в качестве основной взяла на себя официальная бандеровская пропаганда, которая, жертвуя мифом о непобедимости своей ПВО, как бы доказала, что злые русские специально уничтожили той ракетой целый пролёт многоэтажки. Таким образом, репутация укро-ПВО также пострадала, но и это не всё.
Одной из выживших оказалась некая 23-летняя Анастасия Швец — девушка, из которой украинское Геббельс-ТВ тут же принялось лепить иконописную витрину страшной «русской агрессии». Но как только эту самую пани Швец ковырнули, оказалось, что данная девушка — классический украинский нацист. В её социальных сетях нашли фотографию книги «Майн кампф», где она просила людей подарить ей экземпляр, нашлось селфи в футболке с руной «волчий крюк», собачка-скинхед, одетая майку с надписью «Власть белым», трикотаж с принтом «мёртвой головы» и прочие тому подобные вещи. Как-то так получилось, что стоило поскрести первого попавшегося якобы нормального гражданина Украины, пострадавшего от Русского мира, как тут же выяснилось, что это большой поклонник деятельности Гитлера.
Сюжет тут же перехватили уже российские СМИ, после чего по СМИ украинским, видимо, пробежала команда, и там сделали вид, что никакой Насти Швец попросту не существует. Информация о вкусах этой мадам просочилась в иностранный сегмент социальных сетей, и девушка даже поудаляла часть самых провокационных фотографий, но было уже поздно.
История, в которой, возможно, даже не было никакой русской ракеты, а была ракета украинской ПВО, разом жахнула сразу по репутации трёх столпов нынешнего украинства: непогрешимым военным экспертам, блестящим средствам противовоздушной обороны и нацистам, которых, как известно доподлинно всем геям, демократическим журналистам и прочим шайтанам, на Украине отродясь не бывало.
Ах да, пострадал ещё и пан Арестович, который сначала честно сказал, что русские не собирались специально обстреливать жилые дома, потому что это бессмысленно, и которого в результате довели до извинений и написания заявления на увольнение.
Идущие ко дну
Единственная относительно крепкая репутация, которая ещё осталась у Украины, это репутация её армии, которая, став послушным инструментом в руках НАТО, идёт на самые самоубийственные поступки, на которые ни пресловутые морские котики армии США, ни солдаты из распиаренного французского Иностранного легиона не пошли бы никогда в жизни. А евроукры пошли, точнее, их отправили, не спросив.
При всём украинском бардаке нельзя не признать, что процесс поставки на фронт свежего «мяса» там наладили замечательно — чувствуется крепкая англосаксонская рука. Но нужно сказать, что то, что составляет основу нынешней репутации ВСУ: успехи в Харьковской области, Киевской, Черниговской и Херсоне, — явления временные, которые неспособны сиять вечно. Не тот масштаб и не тот эффект, и, чтобы доспехи украинской армии продолжали сверкать на солнце, ей нужны новые подвиги.
На Западе от ВСУ ждут перекрытия сухопутного коридора в Крым, захвата полуострова и победы на Донбассе, но единственное, что Киев сможет сделать, попытаться нанести удар куда-то в район Мелитополя. На контрвыпады в районе Донбасса, не говоря уже о Крыме, такие чтоб ВС РФ вынудили оставить ещё какой-нибудь областной центр, у ВСУ не осталось ни живой силы, ни техники, и то, что случилось в Соледаре и продолжается под Артёмовском, станет началом конца для украинской армии, которой пока ещё упорно лепят непобедимую репутацию западные СМИ.
Главное разочарование белых джентльменов
Репутация России после начала СВО только усилилась по всем фронтам. Например, русское оружие стало ещё более желанно, и, как сообщают специалисты, отечественный военно-промышленный комплекс загружен заказами на годы вперёд. То же самое можно сказать и о ЧВК «Вагнер», которая при наличии отсутствия законодательных норм, регулирующих деятельность подобных организаций, стала на сегодняшний день самой знаменитой частной армией мира, благодаря которой на сторону России переходят целые государства. В той же Африке, например, рушатся остатки французской постколониальной империи, из оков которой уже вырвались ЦАР и Мали, а скоро вырвется и Нигер.
Наконец, внезапными красками заиграла репутация российской экономики, которая не только выдержала беспрецедентные по силе рестрикции, но и показала определённый рост. Рубль по итогам 2022 года стал единственной валютой в мире, которая росла по отношению к американскому доллару.
На Западе рассчитывали, что русские будут голодать, но наша сельскохозяйственная отрасль только прибавила, получив новый импульс в развитии.
На Западе рассчитывали, что заводы и фабрики русских встанут без иностранных комплектующих, но тут выяснилось, что наш товарооборот с Китаем достиг рекордных показателей, а заводы не только не встали, но и начали открываться новые, а некоторые из существующих и относящихся к военно-промышленному комплексу и вовсе переведены на круглосуточную работу.
На Западе рассчитывали, что обнищавшие русские устроят майдан и свергнут разочаровавшее их правительство, но ничего подобного не произошло — народ только сильнее сплотился, впервые, быть может, с сороковых годов прошлого века почувствовав подобное единение.
В общем, как ни крути, а все репутационные потери сейчас находятся на стороне Украины и нового европейского рейха во главе с США. Россия, как бы это цинично ни звучало, благодаря СВО собралась, сосредоточилась и приготовилась снова доказать всему миру, что кто к нам с чем зачем, тот от того и того, а тех, кого история ничему не учит, станут пылью на её обочине, возможно, даже немного радиоактивной.
Сергей Донецкий,
https://alternatio.org/articles/articles/item/114100-strana-isporchennoy-reputatsiiЯ Ватник разная политота
Логика убийства Украины
Бытовые убийства, как правило, бывают случайными: кто-то слишком много выпил, или оказался излишне вспыльчивым, неадекватно оценил ситуацию – и вот вам свежий труп и убийца, не понимающий как это произошло, ведь он этого не хотел.
В политике случайная гибель государства практически невозможна. Случайно возникнуть государство редко, но может, а вот для его уничтожения необходимо на протяжении слишком долгого времени прилагать слишком большие и слишком целенаправленные усилия, чтобы подобный трагический исход мог оказаться случайным.
Тем не менее обычно массы людей взирают на хладный труп, совсем недавно бывший их государством и спрашивают "как это получилось?"
Редкий человек бывает самокритичен, но у больших коллективов подобное достоинство не встречается вообще. Людям в принципе трудно объединяться, так как приходится смирять свой эгоизм и идти на компромиссы. Чем больше людей в объединении, тем масштабней и сложнее система компромиссов, удерживающая это объединение в равновесии, тем проще разрушить это единство, поставив под сомнение любой из принципов объединения.
Между тем самокритика, как любая критика, предполагает акцентирование внимания на некоей (пусть мелкой) ущербности действующей системы. Но признание наличия ущербности, с трудом дающееся отдельному человеку в отношении себя (ещё и далеко не каждому дающееся), сразу же ставит перед коллективом вопрос об адекватности компромисса, стабилизирующего систему. Ведь, если существует ущербность и её необходимо исправить, то условия старого компромисса уже негодны (обстоятельства изменились) и надо начинать долгий и трудный поиск условий нового компромисса.
Идеальное общество должно существовать в условиях постоянного самосовершенствования. То есть, стабилизирующий его компромисс должен состоять в осознании невозможности существования постоянного компромисса. В условиях постоянно меняющейся реальности стабильным будет лишь постоянно меняющееся общество, базирующееся на постоянно меняющемся компромиссе.
Но такая организация противоречит базовому стремлению человека к стабильности. Любое изменение (в том числе и сам факт создания общества) человек рассматривает лишь как неизбежное зло на пути к большей стабильности. При этом движение к большей стабильности требует ускоряющихся изменений, которые приводят к меньшей стабильности и новому поиску стабильности до тех пор, пока сама нестабильность не превращается в стабильность, ибо начинает рассматриваться обществом, как изначально имманентное ему (то есть естественное) состояние.
На данном этапе таких обществ на планете не существует. Мы лишь находимся на пути к данному идеальному состоянию, но вопрос достижимо ли оно в принципе, пока не имеет однозначного ответа.
Практическим результатом нынешнего состояния общества является негативное отношение к любой (мельчайшей) самокритике, воспринимающейся как угроза общественной безопасности. Естественной реакцией любого общества на предложение что-нибудь в нём улучшить является гнев и стремление дезавуировать само право предлагающего вносить подобные предложения. Подчеркну, общество не задаётся вопросом о компетентности оценки, полезности вносимого предложения и реалистичности его реализации. Оно инстинктивно стремится сохранить стабильность и потому агрессивно отвергает реформы.
Именно поэтому реформаторов не любят при жизни. Реформы, даже те, с необходимостью которых общество вынуждено было согласиться под давлением обстоятельств непреодолимой силы (например, отмена крепостного права и рабства в отдельных странах Европы, в России и США между 1848-м и 1865-м годами) вызывают дискомфорт, а потому многими оцениваются как неправильно проводимые, виновных в каковой "неправильности" общество требует найти и непременно наказать.
Именно это принципиальное отторжение рефлексии, как особенность больших обществ и приводит к тому, что, видя труп собственного государства, общество моментально начинает искать виновных среди собственных лидеров (обвиняя их в некомпетентности или в предательстве), в хитроумных зарубежных (или инопланетных) врагах (рептилоидах, "тайном мировом правительстве"), в иноплеменных "подрывателях устоев" внутри себя самого (ксенофобия обществом ритуально осуждается, но неформально всегда в моде, бытовая ксенофобия цвела пышным цветом даже в "интернациональном" и "дружбонародном" СССР, причём тем сильнее, чем глубже осознавалась утопичность достижения конечной цели (стабилизирующего советское общество компромисса – искусственного создания, "построения", нового, коммунистического, общества), вместо того, чтобы обратиться к зеркалу.
Украинцы обвиняют в своих бедах: "всё укравших" олигархов, "всех обманувшего" Зеленского, "недостаточно помогавший" Запад, "слишком эгоистичную" или "слишком агрессивную" Россию и даже друг друга ("предателей", "работающих на иностранные государства"), но крайне агрессивно воспринимают любой упрёк в свой адрес, заявляя, что в сложившихся условиях ничего не могли сделать.
Между тем, четырнадцать лет (с 2000 по 2014 год) на майданах скакали не рептилоиды, а самые, что ни на есть украинцы. Не просто скакали, а крайне агрессивно реагировали на любую попытку указать им на пагубность этих скачек. Люди без профессии, без опыта, без образования, либо с профессией, опытом, образованием непрофильными были уверены, что им открылась истина, а все, кто с ними не согласен либо "куплены", либо ничего не понимают в колбасных обрезках.
Более того, постоянно сталкиваясь с резким отличием наступавшей реальности от их радужных мечтаний, они заявляли "мы не думали, что так будет" и продолжали скакать дальше. Они не остановились доскакав до гражданской войны и даже до прямого военного столкновения с Россией – ядерной сверхдержавой и первой военной державой мира. Они и сейчас продолжают "не думать, что так будет", полностью игнорируя голос разума и пытаясь посадить в тюрьму по обвинению в государственной измене любого, кто проявляет здравомыслие.
Сама политическая идея украинства, если очистить её от мишуры и блёсток, выглядит абсурдно, изначально гарантируя катастрофу тем, кто попытается её реализовать. В дистилированном виде она является попыткой достичь пасторальной стабильности ценой национального предательства.
Украинство базируется на нежелании части русских терпеть тяготы и лишения борьбы с Западом за место под солнцем. Чтобы избежать необходимости бороться и при этом не оказаться среди проигравших, а примкнуть к победителям, украинство и было изобретено.
Не случайно любой русский, провозгласивший себя украинцем, немедленно проводил черту, определяя себя как нерусского европейца, а всех русских дикими азиатами. Таким образом, новоявленный "европеец" без всяких усилий нырял в "золотой миллиард", выписываясь из русских, которых считал обреченными на историческое геополитическое поражение.
В идеале Запад должен был добивать Россию, а "мудрый украинский народ" смотреть на цивилизационный конфликт из "вышневого садочка", бурно аплодируя каждому удачному удару Запада и готовя мешки под трофеи.
Украинцы до сих пор считают эту идею лучшим, что изобрело человечество и пытаются её реализовать. Поэтому Зеленский и носится по США и Европе то с "планом мира", то с "планом победы" (которые на поверку оказываются одним и тем же планом украинского паразитизма), сводящемуся к попыткам отправить таки Запад на войну с Россией.
А то ведь, как-то не по плану всё пошло. Воюет с Россией почему-то Украина, а наблюдает и аплодирует Запад. Интересно, что могло пойти не так?
Поэтому 81% украинцев до сих пор верит, что если уж Запад всерьёз втянется в конфликт, то Россия всенепременно проиграет. Эти данные не подтасовка и не страх пред репрессиями. Негативно оценивать деятельность Зеленского куда опаснее, тем не менее украинские опросы показывают, что до 40% граждан Украины (из числа находящихся на Украине) не стесняются выражать своё недовольство его правлением.
Те же опросы свидетельствуют, что украинцы понимают, что проиграли войну России и не боятся об этом говорить вслух. Но ведь концепция украинства и не предполагала, что воевать с Россией придётся с украинцам. Ругать Россию, плевать в Россию – это пожалуйста, а воевать должен был Запад. Запад должен был победить, а не Украина. Поэтому российская победа не разрушает целостность украинской концепции, ведь, с точки зрения украинцев, Запад ещё на поле боя не вышел, а значит идея неизбежности его всемирно-исторической победы ничем не омрачена. Украинцы думают не над тем, где и в чём они ошиблись, а о том, как лично дожить до победы Запада (и мешки под трофеи сберечь до наступления времени "Х").
Логика концепции украинства буквально приглашала Запад прийти и использовать Украину как расходный материал с целью ослабления России – убить Украину об Россию, чтобы сделать России больно. Разумеется Запад приглашением воспользовался. Причём открыто сказал, что будет вести войну на истощение России до последнего украинца, но сам в неё втягиваться не планирует.
Можно сказать, что Запад убил Украину по её собственной просьбе, во всяком случае с её полного согласия. А что Украина не понимала на что соглашается, так это не проблема Запада. Тем более, что Россия-то пыталась удержать Украину от рокового шага, но общества, созданные на основе ожидания трофеев, которые не ими будут завоёваны, базируются на самом хрупком компромиссе в истории.
Концепция украинства изначально предполагает, что весь мир, с редкостным самоотречением, будет заботиться лишь о том, чтобы Украине было хорошо (причём хорошо в украинском понимании). Благополучие такого общества зависит даже не от случайности, а от готовности всех остальных обществ действовать себе в ущерб, но во благо украинцев.
Это настолько нереально, что малейшая рефлексия разрушает концепцию украинства, а с ней и компромисс, стабилизирующий украинское общество. Рефлексирующий человек не может с серьёзным видом на чистом русском языке (ибо другого не знает, так как родители привезли его на Украину из под Вологды или Ярославля) ругать "мову агрессора".
Сохраняя своё общество и свою концепцию "светлого будущего" украинцы напрочь отказываются от рефлексии. Стоя над хладным трупом своей державы и заявляя: "Мы не думали, что так будет!" - они параллельно продолжают мечтать о "перемогах", о том, что Запад буквально завтра осознает, что лишается Украины и, спасая её, всеми своими наличными силами нападёт на Россию.
Пока же, раз Украину не приняли в Запад целиком, надо интегрироваться туда индивидуально. Поэтому ругают украинцы Зеленского не за то, что войну против России начал, а за то, что он границы закрыл, не давая украинцам возможности в личном качестве интегрироваться е Европу. Были бы границы открыты, украинцев бы и зверства ТЦК не волновали – кто не хочет на фронт уезжал бы, а кто не уехал – по умолчанию доброволец.
Для нынешнего украинца Украина, как кот Шредингера – и мертва, и живее всех живых. Всё зависит от того, с какой позиции он её наблюдает: из окопа на передовой, вроде бы уже не только не шевелится, но пошла пятнами и пахнуть начала, а откуда-нибудь из Брюсселя ещё живёхонька, даже поёт и пляшет.
рагнарок Я Ватник разная политота
И вот, снова бороды вошли в моду у женщин. И вот, кот топает по чердаку так, словно он в подкованых сапогах.
Волшебная цепь Глейпнир истончается, пора точить топоры.
Точите топоры!
Вострите копья!
Пришло время Рагнарека!
фэндомы Ватная АНАЛитика Я Ватник разная политота
Новый/старый стиль современной войны
Война — главное занятие человечества. Не было государств, городов, регулярной администрации, не было законов, армий, промышленности и даже сельского хозяйства, а война уже была. Сталкиваясь в борьбе за охотничьи угодья, первобытные племена охотников и собирателей бодро геноцидили друг друга
Не то чтобы они были такими уж кровожадными, но, во-первых, по тем временам, побеждённый противник часто сам становился пищей (каннибализм был распространён в самых разных доисторических обществах, практически у всех народов). Во-вторых, определённая площадь уже тогда могла прокормить строго определённое количество людей. Превышение нормы приводило либо к необходимости части племени переселяться в новые районы (где их совсем не радостно встречали местные жители, у которых приходилось отвоёвывать место под солнцем), либо к голоду, убивавшему лишних. Таким образом, геноцид побеждённых являлся объективной необходимостью, обеспечивавшей выживание победителей.
Со временем, когда возникли регулярные государства, пусть с первобытной, но всё же экономикой, способной на той же площади прокормить куда большее количество людей, побеждённых стали обращать в рабство, делая их фактически неполноправными членами своей общины. Уничтожались только военные вожди и наиболее сильные воины. Уничтожение военной элиты побеждённых было опять-таки вызвано объективной необходимостью — таким образом предотвращали возможность восстания покорённых.
Людям всегда нужен лидер, за которым они готовы идти, который пойдёт впереди, вдохновляя более слабых и более осторожных соплеменников. Лидер же не рождается сам по себе. Его выдвигает соответствующая лидирующая группа. В рамках внутригрупповой конкуренции и выделяется лидер, а проигравшие конкурентный отбор становятся его ближайшими соратниками (дружиной), каждый из которых желает и может заменить лидера в случае утраты им лидерских качеств («Акела промахнулся») или выбытия по иным причинам (смерть, тяжёлое ранение).
Чтобы гарантированно обезопасить себя от восстания покорённого общества, необходимо было убить лидера и его окружение (военную верхушку враждебного общества). Это давало возможность воздержаться от полного геноцида побеждённых и рационально использовать полученный дополнительный трудовой ресурс.
Лидеров и их ближайшее окружение казнили в случае проигрыша во всём мире, ситуация претерпела существенные изменения только в средневековой Европе. Рыцарская корпорация, связанная едиными правилами ведения войны, выработала своего рода кодекс чести, согласно которому сдавшийся противник имел право выкупить свою свободу. Впрочем, это правило действовало не всегда и не для всех. Бедного рыцаря изредка могли отпустить без выкупа, но чаще убивали. Известны и массовые убийства сдавшихся в случаях, когда победители не были уверены в своей безопасности. Тем не менее именно лидеры (монархи, полководцы) стали погибать сравнительно редко и большей частью на поле боя, а не в результате последующей расправы.
К концу XVI — началу XVII века Европа массово перешла к наёмным армиям. Как солдаты, так и офицеры этого времени могли за свою жизнь сменить нескольких нанимателей и повоевать за разные государства. Зачастую вчерашние однополчане оказывались по разные стороны на новом поле боя. В результате европейские военные стали ощущать себя некоей наднациональной корпорацией, связанной едиными понятиями о чести. К XVIII веку они научились щадить проигравшую сторону.
Именно в это время широкое распространение получили европейские почётные капитуляции, когда врага отпускали со знамёнами, личным оружием, а иногда и с артиллерией. Временно (примерно на два века) убийство сдавшегося противника ушло из числа приоритетов победителя. Но этот «гуманизм» действовал только в Западной Европе и распространялся только на европейцев. По отношению к неевропейским народам гуманизм не работал. Впрочем, они также не щадили европейцев.
Более того, гуманизм прекращал работать за пределами европейского континента. Испаноязычные государства Латинской Америки, едва добившись независимости, погрузились в хаос гражданских и междоусобных войн, в ходе которых бодро уничтожали не только военных и политических лидеров, но и население противника. Англичане и французы в Северной Америке, формально соблюдая европейские нормы на полях сражений, ничтоже сумняшеся натравливали друг на друга индейцев, вырезавших и мирные поселения и целые отряды сдавшихся военных.
С начала ХХ века гуманное отношение к лидерам побеждённой стороны вновь ушло в прошлое. Естественно, по объективным причинам. Война стала тотальной. Друг с другом сражались уже не армии профессионалов, но всё население соответствующих государств. Несмотря на подписание в начале ХХ века по инициативе Николая II Гаагских и Женевских конвенций, регулирующих правила ведения военных действий и требовавших гуманного отношения к мирному населению, интересы войны властно требовали массированных ударов по тылам противника, подрыва его экономической мощи и воли населения к сопротивлению.
В Первой мировой войне слабость боевой авиации, ограниченность бомбовой нагрузки и радиуса действия самолётов, фактически избавили от массированных ударов тыл за пределами досягаемости артиллерийского огня. Хоть уже тогда германские «Цепеллины» бомбили Лондон.
Вторая мировая война в этом плане была уже гораздо более разрушительной. Вскоре после неё с развитием стратегической авиации и ракетного оружия понятие безопасного тыла вообще исчезло. Промышленные и административные центры, то есть априори крупные населённые пункты, стали приоритетными целями для ударов как обычным оружием, так и оружием массового поражения.
Главные усилия борющихся сторон сместились в сторону разрушения тыла и нарушения логистики, после чего армия на фронте должна была гарантированно лишиться боеспособности, оставшись без возможности пополнять запасы расходных материалов (от боеприпасов и запчастей до продовольствия и медикаментов).
Военная история совершила полный оборот на 360 градусов. Возрождение Германии после двух мировых войн, а также возрождение России после распада СССР и лихих 90-х, свидетельствуют, что гарантией от реванша побеждённых может быть только геноцид проигравшей стороны. Черчилль понял это уже в 1945 году, когда настаивал на фактическом геноциде немцев. Американцы поняли это сейчас, декларируя намерение применить к России после своей победы адаптированный план Черчилля в отношении Германии. Раздробить Россию на несколько десятков слабых, враждующих между собой государств и настолько снизить уровень жизни в каждом из них, чтобы население само собой сократилось раза в два-три. Плюс отдать какие-то территории соседям России, которые должны будут ассимилировать проживающее там русское население.
Находящиеся на острие агрессии Запада против России украинцы также массово заявляют о своём намерении уничтожать русских, невзирая на их пол, возраст и политические взгляды. Они утверждают, что уничтожение русских является необходимым условием безопасности Украины.
Можно не сомневаться, что в случае победы Запада российские военные и политические лидеры будут лишены жизни в судебном порядке (как Хуссейн) или в порядке внесудебной расправы (как Каддафи). В рамках информационной войны Запад достаточно демонизировал российское руководство, обвинив его во всех своих проблемах и просчётах. Населению западных стран, переносящему все трудности тотальной войны, кроме собственно боевых действий, нужна кровавая жертва. Не меньше она нужна западному истеблишменту, чтобы надолго подавить всякую мысль о возможности сопротивления Западу.
Так что периодические возмущения наших политиков, журналистов, экспертов и общественности коварством Запада и его грязными методами ведения войны не могут вызвать ничего, кроме удивления. Война, как физика, имеет свои законы. Их можно отрицать, но их несоблюдение ничего хорошего никому не приносило.
«Война — путь обмана», — не потому, что так написал Сунь Цзы, и не только для Запада. Это объективная суть войны. Когда вместо дипломатов начинают говорить пушки, речь идёт уже не об убеждении оппонента, а об уничтожении врага. О гарантированном уничтожении, чтобы не пришлось через двадцать лет вновь воевать с тем же врагом. Тотальный характер войны возбуждает ненависть не к отдельным экоршерам, непосредственно вас ободравшим (как это было в Средние века), но к целым народам.
Народы обвиняют друг друга в том, что в ходе военных действий гибнут гражданские, в том числе дети, разрушается инфраструктура. При этом среднестатистический гражданин любой страны заявляет, что лично он никого не убивал, ни в кого не стрелял, но в его дом прилетела бомба, ракета или снаряд, а этого бы не было, если бы враждебный народ не поддерживал враждебное правительство, значит, народ виноват и нечего с ним цацкаться — вбомбить в каменный век, если есть чем, если нет — попросить у тех, кто имеет.
Самое интересное, что размышляющие так граждане гораздо более соответствуют сути войны, чем пытающиеся сохранить гуманный подход правительства.
Победителей, как известно, не судят. Но не судят только потому, что они сами судят побеждённых. Война слишком жестока, а тотальная война жестока вдвойне и втройне. Поэтому должен быть кто-то, кто виноват во всём ужасе войны. Виновным становится побеждённый. Поскольку геноцид побеждённого народа — процесс сложный, неоднозначный (кто-то же должен жить и работать на территории побеждённого противника) и редко когда может увенчаться полным успехом, виновными становятся побеждённые политические и военные лидеры. Их можно судить и осудить быстро или даже убить без суда, удовлетворяя тем самым стихийное стремление народа-победителя к «восстановлению справедливости».
Поскольку вердикт суда победителей известен заранее и поскольку геноцид побеждённых (полный или частичный, не обязательно путём физического уничтожения, возможно, и путём ассимиляции) является неизбежным спутником и итогом тотальной войны, гарантией от реванша проигравшей стороны, постольку все средства хороши для достижения победы. Войны в белых перчатках давно уже не ведутся и редко когда выигрывались. Любые ограничения должны быть обоюдными, иначе самоограничение в выборе средств и методов даёт противнику преимущество.
Аморальные методы не должны применяться только тогда, когда общий ущерб от их применения больше, чем возможная выгода. Во всех остальных случаях не следует забывать, что сама война аморальна, так как является массовым убийством ради решения принципиального экономического спора, поэтому нельзя сделать её более или менее аморальной.
Война прагматична. Ради достижения её целей так или иначе приходится убить определённое количество людей, иначе сопротивление противника не сломить. Лучше убить это определённое количество врагов быстрее, потеряв меньше своих жизней и раньше добившись целей войны.
Это не значит, что врага необходимо зеркалить. У каждого свои сильные и слабые стороны. Например, мы имеем явное преимущество в артиллерии и авиации, а враг пытается противодействовать при помощи диверсий и террора. Как ни усиливай работу спецслужб, всех террористов ещё никто никогда не смог переловить до совершения ими теракта. Можно переловить многих, даже большинство, но кто-то всё равно прорвётся. Значит, единственный способ остановить террор — уничтожить его базу, заняв территорию, разрушив государственные структуры и переформатировав общество враждебной страны.
Превосходство в воздухе даёт нам возможность эффективно уничтожать врага на всю глубину его территории. Надо не стесняться им пользоваться и не обращать внимания на сопутствующие потери гражданских. Это неизбежная цена войны. Если мы не сможем своевременно раздавить гнездо террористов, будут в возрастающем количестве гибнуть наши гражданские (только и всего).
Война — это грязь, кровь, пот и стремление выжить. Если мы хотим выжить как народ и сохранить свою государственность, победа нам нужна любой ценой. Но заплатить эту цену должен враг. А героический эпос, прославляющий нашу победу, мы можем написать позже. Победители всегда герои, только побеждённые мерзавцы.