Логика убийства Украины
Бытовые убийства, как правило, бывают случайными: кто-то слишком много выпил, или оказался излишне вспыльчивым, неадекватно оценил ситуацию – и вот вам свежий труп и убийца, не понимающий как это произошло, ведь он этого не хотел.
В политике случайная гибель государства практически невозможна. Случайно возникнуть государство редко, но может, а вот для его уничтожения необходимо на протяжении слишком долгого времени прилагать слишком большие и слишком целенаправленные усилия, чтобы подобный трагический исход мог оказаться случайным.
Тем не менее обычно массы людей взирают на хладный труп, совсем недавно бывший их государством и спрашивают "как это получилось?"
Редкий человек бывает самокритичен, но у больших коллективов подобное достоинство не встречается вообще. Людям в принципе трудно объединяться, так как приходится смирять свой эгоизм и идти на компромиссы. Чем больше людей в объединении, тем масштабней и сложнее система компромиссов, удерживающая это объединение в равновесии, тем проще разрушить это единство, поставив под сомнение любой из принципов объединения.
Между тем самокритика, как любая критика, предполагает акцентирование внимания на некоей (пусть мелкой) ущербности действующей системы. Но признание наличия ущербности, с трудом дающееся отдельному человеку в отношении себя (ещё и далеко не каждому дающееся), сразу же ставит перед коллективом вопрос об адекватности компромисса, стабилизирующего систему. Ведь, если существует ущербность и её необходимо исправить, то условия старого компромисса уже негодны (обстоятельства изменились) и надо начинать долгий и трудный поиск условий нового компромисса.
Идеальное общество должно существовать в условиях постоянного самосовершенствования. То есть, стабилизирующий его компромисс должен состоять в осознании невозможности существования постоянного компромисса. В условиях постоянно меняющейся реальности стабильным будет лишь постоянно меняющееся общество, базирующееся на постоянно меняющемся компромиссе.
Но такая организация противоречит базовому стремлению человека к стабильности. Любое изменение (в том числе и сам факт создания общества) человек рассматривает лишь как неизбежное зло на пути к большей стабильности. При этом движение к большей стабильности требует ускоряющихся изменений, которые приводят к меньшей стабильности и новому поиску стабильности до тех пор, пока сама нестабильность не превращается в стабильность, ибо начинает рассматриваться обществом, как изначально имманентное ему (то есть естественное) состояние.
На данном этапе таких обществ на планете не существует. Мы лишь находимся на пути к данному идеальному состоянию, но вопрос достижимо ли оно в принципе, пока не имеет однозначного ответа.
Практическим результатом нынешнего состояния общества является негативное отношение к любой (мельчайшей) самокритике, воспринимающейся как угроза общественной безопасности. Естественной реакцией любого общества на предложение что-нибудь в нём улучшить является гнев и стремление дезавуировать само право предлагающего вносить подобные предложения. Подчеркну, общество не задаётся вопросом о компетентности оценки, полезности вносимого предложения и реалистичности его реализации. Оно инстинктивно стремится сохранить стабильность и потому агрессивно отвергает реформы.
Именно поэтому реформаторов не любят при жизни. Реформы, даже те, с необходимостью которых общество вынуждено было согласиться под давлением обстоятельств непреодолимой силы (например, отмена крепостного права и рабства в отдельных странах Европы, в России и США между 1848-м и 1865-м годами) вызывают дискомфорт, а потому многими оцениваются как неправильно проводимые, виновных в каковой "неправильности" общество требует найти и непременно наказать.
Именно это принципиальное отторжение рефлексии, как особенность больших обществ и приводит к тому, что, видя труп собственного государства, общество моментально начинает искать виновных среди собственных лидеров (обвиняя их в некомпетентности или в предательстве), в хитроумных зарубежных (или инопланетных) врагах (рептилоидах, "тайном мировом правительстве"), в иноплеменных "подрывателях устоев" внутри себя самого (ксенофобия обществом ритуально осуждается, но неформально всегда в моде, бытовая ксенофобия цвела пышным цветом даже в "интернациональном" и "дружбонародном" СССР, причём тем сильнее, чем глубже осознавалась утопичность достижения конечной цели (стабилизирующего советское общество компромисса – искусственного создания, "построения", нового, коммунистического, общества), вместо того, чтобы обратиться к зеркалу.
Украинцы обвиняют в своих бедах: "всё укравших" олигархов, "всех обманувшего" Зеленского, "недостаточно помогавший" Запад, "слишком эгоистичную" или "слишком агрессивную" Россию и даже друг друга ("предателей", "работающих на иностранные государства"), но крайне агрессивно воспринимают любой упрёк в свой адрес, заявляя, что в сложившихся условиях ничего не могли сделать.
Между тем, четырнадцать лет (с 2000 по 2014 год) на майданах скакали не рептилоиды, а самые, что ни на есть украинцы. Не просто скакали, а крайне агрессивно реагировали на любую попытку указать им на пагубность этих скачек. Люди без профессии, без опыта, без образования, либо с профессией, опытом, образованием непрофильными были уверены, что им открылась истина, а все, кто с ними не согласен либо "куплены", либо ничего не понимают в колбасных обрезках.
Более того, постоянно сталкиваясь с резким отличием наступавшей реальности от их радужных мечтаний, они заявляли "мы не думали, что так будет" и продолжали скакать дальше. Они не остановились доскакав до гражданской войны и даже до прямого военного столкновения с Россией – ядерной сверхдержавой и первой военной державой мира. Они и сейчас продолжают "не думать, что так будет", полностью игнорируя голос разума и пытаясь посадить в тюрьму по обвинению в государственной измене любого, кто проявляет здравомыслие.
Сама политическая идея украинства, если очистить её от мишуры и блёсток, выглядит абсурдно, изначально гарантируя катастрофу тем, кто попытается её реализовать. В дистилированном виде она является попыткой достичь пасторальной стабильности ценой национального предательства.
Украинство базируется на нежелании части русских терпеть тяготы и лишения борьбы с Западом за место под солнцем. Чтобы избежать необходимости бороться и при этом не оказаться среди проигравших, а примкнуть к победителям, украинство и было изобретено.
Не случайно любой русский, провозгласивший себя украинцем, немедленно проводил черту, определяя себя как нерусского европейца, а всех русских дикими азиатами. Таким образом, новоявленный "европеец" без всяких усилий нырял в "золотой миллиард", выписываясь из русских, которых считал обреченными на историческое геополитическое поражение.
В идеале Запад должен был добивать Россию, а "мудрый украинский народ" смотреть на цивилизационный конфликт из "вышневого садочка", бурно аплодируя каждому удачному удару Запада и готовя мешки под трофеи.
Украинцы до сих пор считают эту идею лучшим, что изобрело человечество и пытаются её реализовать. Поэтому Зеленский и носится по США и Европе то с "планом мира", то с "планом победы" (которые на поверку оказываются одним и тем же планом украинского паразитизма), сводящемуся к попыткам отправить таки Запад на войну с Россией.
А то ведь, как-то не по плану всё пошло. Воюет с Россией почему-то Украина, а наблюдает и аплодирует Запад. Интересно, что могло пойти не так?
Поэтому 81% украинцев до сих пор верит, что если уж Запад всерьёз втянется в конфликт, то Россия всенепременно проиграет. Эти данные не подтасовка и не страх пред репрессиями. Негативно оценивать деятельность Зеленского куда опаснее, тем не менее украинские опросы показывают, что до 40% граждан Украины (из числа находящихся на Украине) не стесняются выражать своё недовольство его правлением.
Те же опросы свидетельствуют, что украинцы понимают, что проиграли войну России и не боятся об этом говорить вслух. Но ведь концепция украинства и не предполагала, что воевать с Россией придётся с украинцам. Ругать Россию, плевать в Россию – это пожалуйста, а воевать должен был Запад. Запад должен был победить, а не Украина. Поэтому российская победа не разрушает целостность украинской концепции, ведь, с точки зрения украинцев, Запад ещё на поле боя не вышел, а значит идея неизбежности его всемирно-исторической победы ничем не омрачена. Украинцы думают не над тем, где и в чём они ошиблись, а о том, как лично дожить до победы Запада (и мешки под трофеи сберечь до наступления времени "Х").
Логика концепции украинства буквально приглашала Запад прийти и использовать Украину как расходный материал с целью ослабления России – убить Украину об Россию, чтобы сделать России больно. Разумеется Запад приглашением воспользовался. Причём открыто сказал, что будет вести войну на истощение России до последнего украинца, но сам в неё втягиваться не планирует.
Можно сказать, что Запад убил Украину по её собственной просьбе, во всяком случае с её полного согласия. А что Украина не понимала на что соглашается, так это не проблема Запада. Тем более, что Россия-то пыталась удержать Украину от рокового шага, но общества, созданные на основе ожидания трофеев, которые не ими будут завоёваны, базируются на самом хрупком компромиссе в истории.
Концепция украинства изначально предполагает, что весь мир, с редкостным самоотречением, будет заботиться лишь о том, чтобы Украине было хорошо (причём хорошо в украинском понимании). Благополучие такого общества зависит даже не от случайности, а от готовности всех остальных обществ действовать себе в ущерб, но во благо украинцев.
Это настолько нереально, что малейшая рефлексия разрушает концепцию украинства, а с ней и компромисс, стабилизирующий украинское общество. Рефлексирующий человек не может с серьёзным видом на чистом русском языке (ибо другого не знает, так как родители привезли его на Украину из под Вологды или Ярославля) ругать "мову агрессора".
Сохраняя своё общество и свою концепцию "светлого будущего" украинцы напрочь отказываются от рефлексии. Стоя над хладным трупом своей державы и заявляя: "Мы не думали, что так будет!" - они параллельно продолжают мечтать о "перемогах", о том, что Запад буквально завтра осознает, что лишается Украины и, спасая её, всеми своими наличными силами нападёт на Россию.
Пока же, раз Украину не приняли в Запад целиком, надо интегрироваться туда индивидуально. Поэтому ругают украинцы Зеленского не за то, что войну против России начал, а за то, что он границы закрыл, не давая украинцам возможности в личном качестве интегрироваться е Европу. Были бы границы открыты, украинцев бы и зверства ТЦК не волновали – кто не хочет на фронт уезжал бы, а кто не уехал – по умолчанию доброволец.
Для нынешнего украинца Украина, как кот Шредингера – и мертва, и живее всех живых. Всё зависит от того, с какой позиции он её наблюдает: из окопа на передовой, вроде бы уже не только не шевелится, но пошла пятнами и пахнуть начала, а откуда-нибудь из Брюсселя ещё живёхонька, даже поёт и пляшет.
