Результаты поиска по запросу «
бутылка gif
»
Украина ЮГО-ВОСТОК донецк Я Ватник разная политота
Изолятор в Донецке на данный момент почти полностью забит людьми, которых задержали незаконно. Это — активисты, которые выступают за соединение региона с Россией и проведение референдума. Сейчас почти все опера из Донецкого отдела милиции напрямик выложили начальнику милиции города Кириндясову свои требования. Они говорят, что выполнять указания киевской хунты, а также политзаказы Пожидаева больше не в состоянии. Данные люди заставляют оперов подавлять пророссийские настроения в городе.
Сотрудники милиции из всех районов города напрямую не высказываются в поддержку этого мнения, однако при этом также и не выполняют «заказы», которые обязуют милиционеров задерживать активистов. Они молча не задерживают никого.
В милиции постепенно назревает положение бунта, при этом многие уже собрались писать заявление об увольнении. Осуществляется очень сильное давление на донецкую милицию со стороны СБУ, а также прокуратуры. Все просто выжидают, пока вспыхнет искра, пока у кого-то не выдержат нервы, и люди начнут массово, коллективно увольняться.
Большинство всех милиционеров города сейчас находятся в ожидании «вежливых людей». Донецкие правоохранители пишут сообщения в сети в стиле «Хер вам, а не Донбасс! Домайданились, а теперь всё!»
Данная заметка распространяется в Интернете согласно просьбе донецких оперуполномоченных.
Сотрудники милиции из всех районов города напрямую не высказываются в поддержку этого мнения, однако при этом также и не выполняют «заказы», которые обязуют милиционеров задерживать активистов. Они молча не задерживают никого.
В милиции постепенно назревает положение бунта, при этом многие уже собрались писать заявление об увольнении. Осуществляется очень сильное давление на донецкую милицию со стороны СБУ, а также прокуратуры. Все просто выжидают, пока вспыхнет искра, пока у кого-то не выдержат нервы, и люди начнут массово, коллективно увольняться.
Большинство всех милиционеров города сейчас находятся в ожидании «вежливых людей». Донецкие правоохранители пишут сообщения в сети в стиле «Хер вам, а не Донбасс! Домайданились, а теперь всё!»
Данная заметка распространяется в Интернете согласно просьбе донецких оперуполномоченных.
фукусима много букв рассказ Я Ватник разная политота
Российская газета"
Рассказ В.Асмолова о горячей командировке в Японию
-Японцы меня хорошо знали и потому два дня не пускали. И 70 эмчеэсников из-за этого лежали на полу в аэропорту Хабаровска, и из-за этого 28 часов не взлетал самолет. Путин звонит, Приходько звонит, Лавров звонит.
"Пустите Асмолова в Японию!" А они не пускают. Узнал я об аварии уже через 3 часа. Мы сразу создали комиссию, начали считать. И к утру воскресенья у нас уже был прогноз. Как потом оказалось, абсолютно достоверный - как по сценарию развития аварии на АЭС, так и по выбросу радиации. Вечером, часов в 19, в воскресенье я оказался дома. Там, как всегда, ждет моя несчастная любимая женщина.
-"Надеюсь, ты туда не полетишь?"
- "Надюша, ну ты что? Где я, и где - Япония". Утром прихожу на работу. В 9.15 - звонок Локшина (первый замгендиректора "Росатома").
"Есть распоряжение Медведева лететь в Японию".
В час из Жуковского стартует эмчеэсовский Ил-76".
- "И как вы представляете, что я в свои 65 вскочил и понесся?" - "У вас полтора часа на сборы. Сейчас вам принесут все, что надо, - дозиметры, радиотелефоны". - "А трусы кто мне принесет?" Команда, видимо, прошла жесткая. В итоге у меня было 5 зубных щеток, 5 станков для бритья, трусы, по-моему, всех размеров. Какие-то зимние куртки - почему-то кто-то решил, что нам нужна зимняя одежда. Ботинки. Но рубашек-то я, дурак, не назвал. Потому у меня была только одна - в которой вышел из дому.
"Кто вам еще нужен?" - спрашивает Локшин.
- "Стрижов Валерий Федорович!" Через 20 минут звонит Валера: "За что? У меня жена... Я собирался..."
- "Валера, нам же не впервой! Вспомни годы молодые! Давай скорее! Самолет не будет ждать!" В 11.00 он был у меня. Приезжаем в Жуковский. Подъезжаем к Ил-76. И я прихожу в ужас! У него внутри два супергрязных "КамАЗа", которые своим ходом пришли хрен знает откуда по мартовской распутице. За ними "Газель" - не чище. Между бортами "КамАЗа" и самолета по 40 см с обеих сторон. И машины не пустые! А в проходах сидят 60 эмчеэсников, которых везут в какую-то японскую провинцию бороться с потопом. У каждого огромный баул с инструментом, которым пехота окапывается. Входим. Там генерал: "Вы кто?" - "Мы те самые, которых вы ждете".
- "Ну, будем с вами вот здесь", - обводит он руками 4 кв метра мешков. Звоню Локшину: "Александр Маркович, лететь часов 16, а места стоячие. А на нас костюмчики парадные. Люди здесь хоть лечь могут. Они в спецодежде. Я тоже могу. Но дальше ведь куда-то ходить надо будет? Почему я не могу вылететь вечером на рейсовом самолете?".
- "Но у вас визы нет. А потом, Медведеву уже сказано, что вы летите!" - "Понял. Лечу. Причем стоя". В Ил-76 есть такая лесенка, а наверху - кабина летчиков. Через 15 минут спускается командир корабля: "Кто здесь Асмолов?"
- "Я!" - "Поднимайтесь наверх". Понимаю: либо Локшин, либо сам Кириенко дозвонились до Шойгу. Мы с Валерой оказываемся в кабине. Сзади, за местами пилотов, 4 места для сменного экипажа. И самое смешное, что сменный экипаж в полном составе на них уже сидит. Двоим командир говорит: "Ты ложишься вниз к штурману, а ты сюда. Освободим место профессорам". Экипаж встретил нас без всякого удовольствия. Особенно те, кто ушел спать вниз к штурману. Но когда они поняли, что мы и есть те самые "смертники", которые летят, чтобы войти в ту самую станцию, тут же скорешились. Поделились едой. А в Хабаровске, где у них своя гостиница, нас с собой забрали. А эмчеэсники так и спали в аэропорту на полу.
В Хабаровске японцы нас два дня держали. Потом пустили наконец. Из аэропорта в Токио нас вывезли, минуя все контроли, наш парень посольский и какой-то их специально обученный японец. "Давай на станцию!" - "Нельзя!" Едем в гостиницу. Как только добрались, тут же взяли машину из TENEX - не посольскую, чтобы номера были нормальные. "Едем, пока не остановят!" - говорю представителю TENEX в Токио.
Едем в сторону "Фукусимы". Замеры делаем постоянно. За 150 км - норма. За 80 км только 2 фона. Но и 10, и 100 фонов - не страшно. На Копакабана в Рио-де-Жанейро 50 фонов, и народ с пляжа не выгонишь. В Токио нормальный фон 5 мкР/час, в Москве - 13, в Хельсинки - 70. Остановили нас за 70 км до станции. Разворачиваемся. Едем в Токио, в Центр ВАО - Всемирной ассоциации операторов. У ВАО 4 региональных центра: Атлантский, Парижский, Московский и Токийский. Вообще-то я у них начальник. Захожу в офис Центра и начинаю шизеть. Там - большой телевизор. По нему идут новости. Перед телевизором трое мужиков строчат что-то за компьютерами. Потом они это "что-то" куда-то отдают, и дальше, по всему миру, то, что они настрочили, рассылается. Я говорю: "Это что? Где у вас оперативная связь с кризисным центром ТЭПКО?" - "Связи нет!" - "А где ваш вопль по всему миру, что ТЭПКО не выполняет свои обязательства, которые они подписывали, когда вступали в ВАО?" - "Но мы же вам все передаем?!" Они услышали все, что я о них думаю. Не заржавело! Немедленно во все региональные центры ВАО уходит телеграмма: "electing president" нас посетил и ушел "very disappointed". Для японца написать такое - все равно, что сделать харакири.
Наконец, приезжаем в 11 ночи в свою комнатку в отеле на 30-м этаже. Боже, сейчас упаду и усну. Хрен уснешь. Оно же трясет. Не 8 баллов, но 4-5 есть. Ложишься в койку, а ощущение странное - тебя куда-то переворачивает. Как будто сильно под "этим делом". Неприятно. Но и "мои" спать не давали. Мы приходили где-то в 11. А отними от 11 - 6. В Москве-то жизнь только начинается. И до 4-5 утра со всеми разговариваем. Только с Кириенко минимум по 40 минут - и никого не пошлешь, всё по делу. В итоге в 5, как под кайфом, ложишься, а в 8 утра следующая встреча. Народ ходит по улицам Токио в дурацких марлевых масках. Если б что-нибудь сюда и пришло, то они могли бы хоть что надевать - не помогло бы. А по ТВ постоянно показывают ужасы: мужик получил 10 рентген! Камикадзе! Мама его в телевизоре плачет! Проводила сына уже "туда"! Он лег и готовится. Так и помереть недолго. Тем более японцу с их дисциплиной. Я тоже выступал по их ТВ. И говорил, что это кретинизм. За все время максимальная доза тех, кто остался на станции, превысила 10 бэр, и всего у нескольких. Конечно, если раскладушку между 3-м и 4-м энергоблоками поставить и переночевать, то можно набрать нормально. Самое большое для них переживание - нельзя есть спаржу из провинции, где расположена "Фукусима". Мы с Валерой упражнялись подсчетами. Я посчитал, сколько нужно съесть спаржи, чтобы получить выше нормы - 840 кг! Удивительно другое. Прошли аварии на АЭС в Пенсильвании в 1979-м, прошел Чернобыль в 1986-м. Мировое сообщество, выучив уроки этих аварий, разработало подходы по обеспечению безопасности. На всех АЭС мира постоянно проводились модернизации, основанные на новой базе знаний. Но на "Фукусиме" не менялось ничего! Мы привезли с собой рекомендации - что и как надо делать. И пытались хоть кому-то их передать. У меня много друзей в Японии, один из них профессор N. Живет в 100 км от Токио. Приехали к нему. "Ты лучше всех в Японии разбираешься в авариях. Ты кому-нибудь свои расчеты отдавал?" Молчит. "У тебя кто-то требовал эти расчеты?" Молчит. Потом вышел. Возвращается. "Ладно, буду говорить. Конечно, я сделал все расчеты на второй день. У меня, в отличие от вас, все данные были. Передал их на 25-ю ступеньку лестницы управления. Все объяснил. 25-я - передала 24-й"... А на первой ступеньке сидит премьер, который на четвертый день решил, что он главный специалист по ликвидации тяжелых аварий. "А обратная связь у тебя есть?" - "Никакой! Если я что-то новое насчитываю, то опять иду к 25-й ступеньке". - "Кто руководит ликвидацией?" - "На третий день управление передали министерству экономики и торговли". - "Странно, что не культуры и спорта!" Утром приезжаю в МИД к замминистра. "Спасибо, Асмолов-сан, мы вам очень благодарны. Сейчас запишем все, что вы расскажете". Я отвечаю, что мне нужен профессионал, с которым можно говорить на одном языке. Я хочу попасть в кризисный центр ТЭПКО. Хочу попасть на станцию! "Асмолов-сан, мы все запишем и передадим".
Попытался прозвониться в Москву. Думаю, сейчас возьму свой хваленый спутниковый телефон и буду говорить напрямую, без экивоков. Опять облом! Мне дали телефон, который работает в Европе, в Африке, в Антарктиде. На весь мир, черт бы его подрал, но не в Японии! Поехал в министерство экономики и торговли. Сначала меня должен был встретить начальник департамента. Потом им сказали, что я - ужасный зверь. Встречал замминистра. Опять полный политес. Мне дают двух начальников департаментов. Они, типа, возьмут у вас всю информацию. Захожу в зал. Сидят мужики. "Конечно, Асмолов-сан, нам очень нужна будет ваша помощь, когда мы займемся реабилитацией нашей территории". Тут у меня в голове все так и рвануло. Такого монстра эти начальники департаментов, наверное, не видели никогда. Они по-английски не говорят, им переводили. Но я им сказал все! Сказал, что прерываю встречу. "Все, что происходит в Японии в части управления аварией, - это преступление. Встретимся с вами на заседаниях МАГАТЭ!". Ухожу к машине. Тут - звонок от замминистра. Уже хороший английский: "С вами встречались не те люди. Пожалуйста, возвращайтесь, я вас жду в своем офисе". Отказался. Нужно было время, чтобы перекипеть. Наконец, попадаю к бывшему директору "Фукусимы", его зовут Хатори. Мы садимся и откровенно разговариваем, на одном языке. Он всё записывает и говорит: "Владимир, это все я постараюсь внедрить". Мы с ним два часа сидели, потом я уехал на встречу с NRCшниками (Комиссия по ядерному регулированию США). Вместе с ними провели телемост с Вашингтоном. Хатори опять просит приехать - есть несколько вещей, которые нужно пояснить. Понимаю, что, наконец, попал в ту точку, которая через какие-то свои каналы выходит на управление аварией. Я им говорю: "Зачем ваши вертолеты льют воду в никуда? Почему пожарная машина стоит в 50 метрах от блока, а не подъезжает прямо к нему? Пусть машина подъедет к блоку, а водитель включит насос и отойдет. Насос может и без него работать. Через 30 минут, когда вода закончится, пусть подойдет снова, сядет в машину и уедет". Записывают! "Морская вода не есть хорошо! После выпаривания солевая корка образуется. Но вы же не сибаса в соли готовите? Переходите на пресную воду". Пишут!
Вдруг звонок от Кириенко: "Вас вызывает Путин". А я уже 6 дней в одной рубашке. Еще с Москвы. "Ребята, на полчаса в магазин". Заходим с Валерием Федоровичем в магазин. На его 42-й - пожалуйста. Долларов за 200. Я тоже решил себе рубашечку прикупить. Облом! 44-й - последний, а у меня - 47-й. Одна японка на английском говорит - вон там вам помогут. Наконец-то нашлось место, где в Японии для больших тоже что-то есть. Набросился на меня мужичок, начал рукава мерить, воротничок - шить собрался. Я на него смотрю: "Слушай, я не собираюсь так долго у вас жить". Вечером взял все шампуни, а отель был хороший, вылил в раковину, взял свою любимую рубашечку - вжик-вжик - потом на плечики и феном за 5 минут высушил. Нас тут же чартером, который наняли в Сингапуре, - к Путину в Южно-Сахалинск. А NRCшники остались, и их еще 3 недели японцы никуда не пускали. Садимся в Южно-Сахалинске. Проходим паспортный контроль. Пограничница визы японской не находит, штампов о въезде и выезде нет, спрашивает: "Вы откуда?" - "Из Хабаровска!" - "Но рейс-то из Японии?" - "А мы из Хабаровска!" - "Вы, что, неделю летели?" А нас встречал какой-то большой человек. Он заглянул в окошко и сказал: "Они... из Хабаровска!" - "Да?" - с готовностью согласилась барышня и поставила печать.
В Южно-Сахалинск нас повезли в какой-то кемпинг, где мы должны подождать Путина. Вдруг смотрю - универмаг. "Парень, останавливай. Не могу больше в этой рубашке. Да еще с премьером встречаться". Захожу: 46-й, 47-й, 48-й. Белые, синие, голубые. И все сделаны в Японии. И по цене нормально: не 200 долларов, а 800 рублей. Я тут же взял две, чтобы предстать перед Путиным переодетым. Жаль, галстук не купил. После перелета на Ил-76 мой был не в лучшем виде - в самом центре масляное пятно неизвестного происхождения. Привозят нас в "премьерский" мотель. Ждем Путина. Он летит из Киргизии. Одним днем. Ждем в 10 вечера - нет. 11 - нет, 12 - нет, час ночи по местному - нет. А компания собралась... - ох, непростая. Всего человек 10. Трутнев - министр природных ресурсов, санврач Oнищенко, губернаторы. Вижу, сидит какой-то конкретный, но ко мне с пиететом. Оказался Дарькин. Заводят нас в комнату. Он уже приземлился! Вот он идет! Сейчас будет! Вот-вот зайдет! Потом - тук-тук-тук - топот - вбегает пресса, телевидение - человек 40. "Становитесь к стенке!" Сидим дальше. Входит порученец: "Кто здесь Асмолов и Стрижов?" - "Мы". - "Выйдите". "Е-мое", - думаю, - прилетел из Японии. Те на станцию не пускали, а эти к премьеру не пускают. Выходим. "Вас ждет председатель правительства!" Разговор начался так: "Я вас помню, Владимир Григорьевич, вы были замом у Румянцева. Как Александр Юрьевич?" - "А вы разве не знаете, он послом у вас, в Финляндии!" - "Вы с ним видитесь?" - "Да, он мой друг". - "Привет ему передайте". После окончания всей этой эпопеи я позвонил ночью в Хельсинки: "Выполняю поручение премьера. Он тебе просил передать привет. А я не смог дождаться утра". Путин - мужик цепкий. Он начинает из нас все вынимать, исключительно умело. Мы сидели вдвоем с Валерой. Он ужасно нервничал. А вся компания и пресса еще 30 минут ждали. Заглядывает порученец. "Подождите, мы не закончили!" Ему интересно! "Знаете, я вам верю. Все, что вы предсказывали, сбывалось. Говорите, что ночью будет водородный взрыв - он ночью происходит. Говорите, что радиационный фон не повысится на восточном побережье России - он не повысился. Вы свой предмет хорошо знаете".
"Владимир Владимирович, боюсь быть нескромным, но мы в этих вопросах разбираемся на уровне супермировых стандартов". "Мы - лучшие в мире!" - вставил единственное свое слово Стрижов. Опять порученец - уже 2 ночи по местному времени. А у меня все перепуталось. Я спал все это время по часу-полтора в день. Но, узнав, что Путин опаздывает, пару часов "задавил" в своей комнате. Кстати, не самое дешевое место на земле - за эту комнатку мы с Валерой отдали 12 тысяч за сутки. Концовка встречи такова. Перед телекамерами Путин дал мне слово первому. Я по часам 9 минут говоорил. Из них полторы прошло по ТВ. Я был жесткий. Злой. Но заодно полюбил премьера как родного. Я ему сказал: "Знаете, нас здесь ждет чартер, который готов везти нас назад в Японию. Но полезнее, если бы мы продолжили работу в Москве. Туда бесполезно ездить".
- "Полетите моим самолетом!" Этот второй его самолет нас до Москвы и подбросил. Но до этого была еще одна смешная история. Совещание по "Фукусиме" закончилось, и все бросились к выходу. Министры, губернаторы, журналисты... У премьера до отлета еще одно совещание на другом конце города. Я Валере говорю: "Профессор, не отставай. Имею опыт: если отстанем - не улетим!" Выбегаю на улицу. 3 часа ночи. Микроавтобус для VIP уже полон. Оглядываюсь - Валеры нет, а кортеж с мигалками вот-вот тронется. Принимаю решение - еду, потому что оттуда я Стрижова найду, а отсюда мы их - никогда. Доехали до места нового совещания. Нахожу людей из обладминистрации и прошу найти отставшего профессора. Через полчаса привозят. "Ты где был?" - "Туалет искал". - "Нет у тебя, Валера, опыта общения с высшим руководством и его окружением". Совещание длилось до 5 утра, и Валера от меня уже не отходил. Нас посадили в премьерский 96-й вместе с випами - Трутневым, Онищенко, Фроловым из Гидромета. Валерий Федорович доволен: вроде как и сам министр.
Перед отъездом посол в Японии, чудесный человек, вручил нам две бутылки Blue Label. Валера переживал: "Нас с ней в самолет не пустят". - "В этот, Валера, пустят". В итоге весь вип пил наш Blue Label. Конечно, там была и своя выпивка, включая Black Label. Но кто ж будет пить Black, когда есть Blue? В самолете мы хорошо выпили, и я уснул, как убитый, до Москвы. А на следующий день улетел в Вену, в МАГАТЭ, где снова ругался. Ну, когда на сборище спецов выступает японский министр культуры и спорта и выдавливает слезу, а не говорит по сути, - это конец! 20 минут я говорил про ситуацию в Японии и проблемы управления авариями, которые там вскрылись.
В Чернобыле мы принимали 10-15 ключевых решений в день. Нужен свинец - со всей страны пошли составы. Нужен азот - завтра он у нас. Все, что нужно, - немедленно. И то, и другое решение потом оказались неверными, но не об этом речь. Вся страна помогала! Я точно знаю, что в условиях демократии управлять аварией нельзя. Аварийное управление требует единоначалия, огромных полномочий и ресурсов с немедленным исполнением. Главное - решение поставленной задачи. Пусть кувалдой! Всем, что есть под рукой. Электричества не было на станции - но в 6 км было! Что делали бы мы - катушка кабеля и бегом. У них это невозможно. Проложили кабель - разъемы для соединения не подошли. Так они их заказали на заводе. Хорошо, еще тендер не объявили. "Владимир, ты все правильно сказал! Молодец!" - говорит мне мой знакомый из МАГАТЭ после моей гневной речи. "А ты чего молчишь, и коллеги твои?!" Он на попятную. В МАГАТЭ 15 тысяч евро зарплата. Ну, зачем ею рисковать? Вернулся в Москву, прихожу наконец в свой кабинет. И тут приносят ту самую японскую депешу в Москву из посольства с резолюцией от Медведева. "Путину, Шойгу, Кириенко. Предложения Асмолова поддерживаю, реализуйте!"
Из досье "РГ"
Асмолов Владимир Григорьевич. Родился в 1946 году в Москве. После окончания в 1970 г. МЭИ работал в Институте атомной энергии им. Курчатова. В 2003-м назначен заместителем министра атомной энергии. С 2004 по 2006 г. - директор-координатор РНЦ "Курчатовский институт". В 2006 г. назначен первым замом генерального директора - директором по научно-технической политике концерна "Росэнергоатом". Президент Всемирной ассоциации операторов АЭС.
Награжден орденом Мужества.
http://m-atom.ru/article/356
Рассказ В.Асмолова о горячей командировке в Японию
-Японцы меня хорошо знали и потому два дня не пускали. И 70 эмчеэсников из-за этого лежали на полу в аэропорту Хабаровска, и из-за этого 28 часов не взлетал самолет. Путин звонит, Приходько звонит, Лавров звонит.
"Пустите Асмолова в Японию!" А они не пускают. Узнал я об аварии уже через 3 часа. Мы сразу создали комиссию, начали считать. И к утру воскресенья у нас уже был прогноз. Как потом оказалось, абсолютно достоверный - как по сценарию развития аварии на АЭС, так и по выбросу радиации. Вечером, часов в 19, в воскресенье я оказался дома. Там, как всегда, ждет моя несчастная любимая женщина.
-"Надеюсь, ты туда не полетишь?"
- "Надюша, ну ты что? Где я, и где - Япония". Утром прихожу на работу. В 9.15 - звонок Локшина (первый замгендиректора "Росатома").
"Есть распоряжение Медведева лететь в Японию".
В час из Жуковского стартует эмчеэсовский Ил-76".
- "И как вы представляете, что я в свои 65 вскочил и понесся?" - "У вас полтора часа на сборы. Сейчас вам принесут все, что надо, - дозиметры, радиотелефоны". - "А трусы кто мне принесет?" Команда, видимо, прошла жесткая. В итоге у меня было 5 зубных щеток, 5 станков для бритья, трусы, по-моему, всех размеров. Какие-то зимние куртки - почему-то кто-то решил, что нам нужна зимняя одежда. Ботинки. Но рубашек-то я, дурак, не назвал. Потому у меня была только одна - в которой вышел из дому.
"Кто вам еще нужен?" - спрашивает Локшин.
- "Стрижов Валерий Федорович!" Через 20 минут звонит Валера: "За что? У меня жена... Я собирался..."
- "Валера, нам же не впервой! Вспомни годы молодые! Давай скорее! Самолет не будет ждать!" В 11.00 он был у меня. Приезжаем в Жуковский. Подъезжаем к Ил-76. И я прихожу в ужас! У него внутри два супергрязных "КамАЗа", которые своим ходом пришли хрен знает откуда по мартовской распутице. За ними "Газель" - не чище. Между бортами "КамАЗа" и самолета по 40 см с обеих сторон. И машины не пустые! А в проходах сидят 60 эмчеэсников, которых везут в какую-то японскую провинцию бороться с потопом. У каждого огромный баул с инструментом, которым пехота окапывается. Входим. Там генерал: "Вы кто?" - "Мы те самые, которых вы ждете".
- "Ну, будем с вами вот здесь", - обводит он руками 4 кв метра мешков. Звоню Локшину: "Александр Маркович, лететь часов 16, а места стоячие. А на нас костюмчики парадные. Люди здесь хоть лечь могут. Они в спецодежде. Я тоже могу. Но дальше ведь куда-то ходить надо будет? Почему я не могу вылететь вечером на рейсовом самолете?".
- "Но у вас визы нет. А потом, Медведеву уже сказано, что вы летите!" - "Понял. Лечу. Причем стоя". В Ил-76 есть такая лесенка, а наверху - кабина летчиков. Через 15 минут спускается командир корабля: "Кто здесь Асмолов?"
- "Я!" - "Поднимайтесь наверх". Понимаю: либо Локшин, либо сам Кириенко дозвонились до Шойгу. Мы с Валерой оказываемся в кабине. Сзади, за местами пилотов, 4 места для сменного экипажа. И самое смешное, что сменный экипаж в полном составе на них уже сидит. Двоим командир говорит: "Ты ложишься вниз к штурману, а ты сюда. Освободим место профессорам". Экипаж встретил нас без всякого удовольствия. Особенно те, кто ушел спать вниз к штурману. Но когда они поняли, что мы и есть те самые "смертники", которые летят, чтобы войти в ту самую станцию, тут же скорешились. Поделились едой. А в Хабаровске, где у них своя гостиница, нас с собой забрали. А эмчеэсники так и спали в аэропорту на полу.
В Хабаровске японцы нас два дня держали. Потом пустили наконец. Из аэропорта в Токио нас вывезли, минуя все контроли, наш парень посольский и какой-то их специально обученный японец. "Давай на станцию!" - "Нельзя!" Едем в гостиницу. Как только добрались, тут же взяли машину из TENEX - не посольскую, чтобы номера были нормальные. "Едем, пока не остановят!" - говорю представителю TENEX в Токио.
Едем в сторону "Фукусимы". Замеры делаем постоянно. За 150 км - норма. За 80 км только 2 фона. Но и 10, и 100 фонов - не страшно. На Копакабана в Рио-де-Жанейро 50 фонов, и народ с пляжа не выгонишь. В Токио нормальный фон 5 мкР/час, в Москве - 13, в Хельсинки - 70. Остановили нас за 70 км до станции. Разворачиваемся. Едем в Токио, в Центр ВАО - Всемирной ассоциации операторов. У ВАО 4 региональных центра: Атлантский, Парижский, Московский и Токийский. Вообще-то я у них начальник. Захожу в офис Центра и начинаю шизеть. Там - большой телевизор. По нему идут новости. Перед телевизором трое мужиков строчат что-то за компьютерами. Потом они это "что-то" куда-то отдают, и дальше, по всему миру, то, что они настрочили, рассылается. Я говорю: "Это что? Где у вас оперативная связь с кризисным центром ТЭПКО?" - "Связи нет!" - "А где ваш вопль по всему миру, что ТЭПКО не выполняет свои обязательства, которые они подписывали, когда вступали в ВАО?" - "Но мы же вам все передаем?!" Они услышали все, что я о них думаю. Не заржавело! Немедленно во все региональные центры ВАО уходит телеграмма: "electing president" нас посетил и ушел "very disappointed". Для японца написать такое - все равно, что сделать харакири.
Наконец, приезжаем в 11 ночи в свою комнатку в отеле на 30-м этаже. Боже, сейчас упаду и усну. Хрен уснешь. Оно же трясет. Не 8 баллов, но 4-5 есть. Ложишься в койку, а ощущение странное - тебя куда-то переворачивает. Как будто сильно под "этим делом". Неприятно. Но и "мои" спать не давали. Мы приходили где-то в 11. А отними от 11 - 6. В Москве-то жизнь только начинается. И до 4-5 утра со всеми разговариваем. Только с Кириенко минимум по 40 минут - и никого не пошлешь, всё по делу. В итоге в 5, как под кайфом, ложишься, а в 8 утра следующая встреча. Народ ходит по улицам Токио в дурацких марлевых масках. Если б что-нибудь сюда и пришло, то они могли бы хоть что надевать - не помогло бы. А по ТВ постоянно показывают ужасы: мужик получил 10 рентген! Камикадзе! Мама его в телевизоре плачет! Проводила сына уже "туда"! Он лег и готовится. Так и помереть недолго. Тем более японцу с их дисциплиной. Я тоже выступал по их ТВ. И говорил, что это кретинизм. За все время максимальная доза тех, кто остался на станции, превысила 10 бэр, и всего у нескольких. Конечно, если раскладушку между 3-м и 4-м энергоблоками поставить и переночевать, то можно набрать нормально. Самое большое для них переживание - нельзя есть спаржу из провинции, где расположена "Фукусима". Мы с Валерой упражнялись подсчетами. Я посчитал, сколько нужно съесть спаржи, чтобы получить выше нормы - 840 кг! Удивительно другое. Прошли аварии на АЭС в Пенсильвании в 1979-м, прошел Чернобыль в 1986-м. Мировое сообщество, выучив уроки этих аварий, разработало подходы по обеспечению безопасности. На всех АЭС мира постоянно проводились модернизации, основанные на новой базе знаний. Но на "Фукусиме" не менялось ничего! Мы привезли с собой рекомендации - что и как надо делать. И пытались хоть кому-то их передать. У меня много друзей в Японии, один из них профессор N. Живет в 100 км от Токио. Приехали к нему. "Ты лучше всех в Японии разбираешься в авариях. Ты кому-нибудь свои расчеты отдавал?" Молчит. "У тебя кто-то требовал эти расчеты?" Молчит. Потом вышел. Возвращается. "Ладно, буду говорить. Конечно, я сделал все расчеты на второй день. У меня, в отличие от вас, все данные были. Передал их на 25-ю ступеньку лестницы управления. Все объяснил. 25-я - передала 24-й"... А на первой ступеньке сидит премьер, который на четвертый день решил, что он главный специалист по ликвидации тяжелых аварий. "А обратная связь у тебя есть?" - "Никакой! Если я что-то новое насчитываю, то опять иду к 25-й ступеньке". - "Кто руководит ликвидацией?" - "На третий день управление передали министерству экономики и торговли". - "Странно, что не культуры и спорта!" Утром приезжаю в МИД к замминистра. "Спасибо, Асмолов-сан, мы вам очень благодарны. Сейчас запишем все, что вы расскажете". Я отвечаю, что мне нужен профессионал, с которым можно говорить на одном языке. Я хочу попасть в кризисный центр ТЭПКО. Хочу попасть на станцию! "Асмолов-сан, мы все запишем и передадим".
Попытался прозвониться в Москву. Думаю, сейчас возьму свой хваленый спутниковый телефон и буду говорить напрямую, без экивоков. Опять облом! Мне дали телефон, который работает в Европе, в Африке, в Антарктиде. На весь мир, черт бы его подрал, но не в Японии! Поехал в министерство экономики и торговли. Сначала меня должен был встретить начальник департамента. Потом им сказали, что я - ужасный зверь. Встречал замминистра. Опять полный политес. Мне дают двух начальников департаментов. Они, типа, возьмут у вас всю информацию. Захожу в зал. Сидят мужики. "Конечно, Асмолов-сан, нам очень нужна будет ваша помощь, когда мы займемся реабилитацией нашей территории". Тут у меня в голове все так и рвануло. Такого монстра эти начальники департаментов, наверное, не видели никогда. Они по-английски не говорят, им переводили. Но я им сказал все! Сказал, что прерываю встречу. "Все, что происходит в Японии в части управления аварией, - это преступление. Встретимся с вами на заседаниях МАГАТЭ!". Ухожу к машине. Тут - звонок от замминистра. Уже хороший английский: "С вами встречались не те люди. Пожалуйста, возвращайтесь, я вас жду в своем офисе". Отказался. Нужно было время, чтобы перекипеть. Наконец, попадаю к бывшему директору "Фукусимы", его зовут Хатори. Мы садимся и откровенно разговариваем, на одном языке. Он всё записывает и говорит: "Владимир, это все я постараюсь внедрить". Мы с ним два часа сидели, потом я уехал на встречу с NRCшниками (Комиссия по ядерному регулированию США). Вместе с ними провели телемост с Вашингтоном. Хатори опять просит приехать - есть несколько вещей, которые нужно пояснить. Понимаю, что, наконец, попал в ту точку, которая через какие-то свои каналы выходит на управление аварией. Я им говорю: "Зачем ваши вертолеты льют воду в никуда? Почему пожарная машина стоит в 50 метрах от блока, а не подъезжает прямо к нему? Пусть машина подъедет к блоку, а водитель включит насос и отойдет. Насос может и без него работать. Через 30 минут, когда вода закончится, пусть подойдет снова, сядет в машину и уедет". Записывают! "Морская вода не есть хорошо! После выпаривания солевая корка образуется. Но вы же не сибаса в соли готовите? Переходите на пресную воду". Пишут!
Вдруг звонок от Кириенко: "Вас вызывает Путин". А я уже 6 дней в одной рубашке. Еще с Москвы. "Ребята, на полчаса в магазин". Заходим с Валерием Федоровичем в магазин. На его 42-й - пожалуйста. Долларов за 200. Я тоже решил себе рубашечку прикупить. Облом! 44-й - последний, а у меня - 47-й. Одна японка на английском говорит - вон там вам помогут. Наконец-то нашлось место, где в Японии для больших тоже что-то есть. Набросился на меня мужичок, начал рукава мерить, воротничок - шить собрался. Я на него смотрю: "Слушай, я не собираюсь так долго у вас жить". Вечером взял все шампуни, а отель был хороший, вылил в раковину, взял свою любимую рубашечку - вжик-вжик - потом на плечики и феном за 5 минут высушил. Нас тут же чартером, который наняли в Сингапуре, - к Путину в Южно-Сахалинск. А NRCшники остались, и их еще 3 недели японцы никуда не пускали. Садимся в Южно-Сахалинске. Проходим паспортный контроль. Пограничница визы японской не находит, штампов о въезде и выезде нет, спрашивает: "Вы откуда?" - "Из Хабаровска!" - "Но рейс-то из Японии?" - "А мы из Хабаровска!" - "Вы, что, неделю летели?" А нас встречал какой-то большой человек. Он заглянул в окошко и сказал: "Они... из Хабаровска!" - "Да?" - с готовностью согласилась барышня и поставила печать.
В Южно-Сахалинск нас повезли в какой-то кемпинг, где мы должны подождать Путина. Вдруг смотрю - универмаг. "Парень, останавливай. Не могу больше в этой рубашке. Да еще с премьером встречаться". Захожу: 46-й, 47-й, 48-й. Белые, синие, голубые. И все сделаны в Японии. И по цене нормально: не 200 долларов, а 800 рублей. Я тут же взял две, чтобы предстать перед Путиным переодетым. Жаль, галстук не купил. После перелета на Ил-76 мой был не в лучшем виде - в самом центре масляное пятно неизвестного происхождения. Привозят нас в "премьерский" мотель. Ждем Путина. Он летит из Киргизии. Одним днем. Ждем в 10 вечера - нет. 11 - нет, 12 - нет, час ночи по местному - нет. А компания собралась... - ох, непростая. Всего человек 10. Трутнев - министр природных ресурсов, санврач Oнищенко, губернаторы. Вижу, сидит какой-то конкретный, но ко мне с пиететом. Оказался Дарькин. Заводят нас в комнату. Он уже приземлился! Вот он идет! Сейчас будет! Вот-вот зайдет! Потом - тук-тук-тук - топот - вбегает пресса, телевидение - человек 40. "Становитесь к стенке!" Сидим дальше. Входит порученец: "Кто здесь Асмолов и Стрижов?" - "Мы". - "Выйдите". "Е-мое", - думаю, - прилетел из Японии. Те на станцию не пускали, а эти к премьеру не пускают. Выходим. "Вас ждет председатель правительства!" Разговор начался так: "Я вас помню, Владимир Григорьевич, вы были замом у Румянцева. Как Александр Юрьевич?" - "А вы разве не знаете, он послом у вас, в Финляндии!" - "Вы с ним видитесь?" - "Да, он мой друг". - "Привет ему передайте". После окончания всей этой эпопеи я позвонил ночью в Хельсинки: "Выполняю поручение премьера. Он тебе просил передать привет. А я не смог дождаться утра". Путин - мужик цепкий. Он начинает из нас все вынимать, исключительно умело. Мы сидели вдвоем с Валерой. Он ужасно нервничал. А вся компания и пресса еще 30 минут ждали. Заглядывает порученец. "Подождите, мы не закончили!" Ему интересно! "Знаете, я вам верю. Все, что вы предсказывали, сбывалось. Говорите, что ночью будет водородный взрыв - он ночью происходит. Говорите, что радиационный фон не повысится на восточном побережье России - он не повысился. Вы свой предмет хорошо знаете".
"Владимир Владимирович, боюсь быть нескромным, но мы в этих вопросах разбираемся на уровне супермировых стандартов". "Мы - лучшие в мире!" - вставил единственное свое слово Стрижов. Опять порученец - уже 2 ночи по местному времени. А у меня все перепуталось. Я спал все это время по часу-полтора в день. Но, узнав, что Путин опаздывает, пару часов "задавил" в своей комнате. Кстати, не самое дешевое место на земле - за эту комнатку мы с Валерой отдали 12 тысяч за сутки. Концовка встречи такова. Перед телекамерами Путин дал мне слово первому. Я по часам 9 минут говоорил. Из них полторы прошло по ТВ. Я был жесткий. Злой. Но заодно полюбил премьера как родного. Я ему сказал: "Знаете, нас здесь ждет чартер, который готов везти нас назад в Японию. Но полезнее, если бы мы продолжили работу в Москве. Туда бесполезно ездить".
- "Полетите моим самолетом!" Этот второй его самолет нас до Москвы и подбросил. Но до этого была еще одна смешная история. Совещание по "Фукусиме" закончилось, и все бросились к выходу. Министры, губернаторы, журналисты... У премьера до отлета еще одно совещание на другом конце города. Я Валере говорю: "Профессор, не отставай. Имею опыт: если отстанем - не улетим!" Выбегаю на улицу. 3 часа ночи. Микроавтобус для VIP уже полон. Оглядываюсь - Валеры нет, а кортеж с мигалками вот-вот тронется. Принимаю решение - еду, потому что оттуда я Стрижова найду, а отсюда мы их - никогда. Доехали до места нового совещания. Нахожу людей из обладминистрации и прошу найти отставшего профессора. Через полчаса привозят. "Ты где был?" - "Туалет искал". - "Нет у тебя, Валера, опыта общения с высшим руководством и его окружением". Совещание длилось до 5 утра, и Валера от меня уже не отходил. Нас посадили в премьерский 96-й вместе с випами - Трутневым, Онищенко, Фроловым из Гидромета. Валерий Федорович доволен: вроде как и сам министр.
Перед отъездом посол в Японии, чудесный человек, вручил нам две бутылки Blue Label. Валера переживал: "Нас с ней в самолет не пустят". - "В этот, Валера, пустят". В итоге весь вип пил наш Blue Label. Конечно, там была и своя выпивка, включая Black Label. Но кто ж будет пить Black, когда есть Blue? В самолете мы хорошо выпили, и я уснул, как убитый, до Москвы. А на следующий день улетел в Вену, в МАГАТЭ, где снова ругался. Ну, когда на сборище спецов выступает японский министр культуры и спорта и выдавливает слезу, а не говорит по сути, - это конец! 20 минут я говорил про ситуацию в Японии и проблемы управления авариями, которые там вскрылись.
В Чернобыле мы принимали 10-15 ключевых решений в день. Нужен свинец - со всей страны пошли составы. Нужен азот - завтра он у нас. Все, что нужно, - немедленно. И то, и другое решение потом оказались неверными, но не об этом речь. Вся страна помогала! Я точно знаю, что в условиях демократии управлять аварией нельзя. Аварийное управление требует единоначалия, огромных полномочий и ресурсов с немедленным исполнением. Главное - решение поставленной задачи. Пусть кувалдой! Всем, что есть под рукой. Электричества не было на станции - но в 6 км было! Что делали бы мы - катушка кабеля и бегом. У них это невозможно. Проложили кабель - разъемы для соединения не подошли. Так они их заказали на заводе. Хорошо, еще тендер не объявили. "Владимир, ты все правильно сказал! Молодец!" - говорит мне мой знакомый из МАГАТЭ после моей гневной речи. "А ты чего молчишь, и коллеги твои?!" Он на попятную. В МАГАТЭ 15 тысяч евро зарплата. Ну, зачем ею рисковать? Вернулся в Москву, прихожу наконец в свой кабинет. И тут приносят ту самую японскую депешу в Москву из посольства с резолюцией от Медведева. "Путину, Шойгу, Кириенко. Предложения Асмолова поддерживаю, реализуйте!"
Из досье "РГ"
Асмолов Владимир Григорьевич. Родился в 1946 году в Москве. После окончания в 1970 г. МЭИ работал в Институте атомной энергии им. Курчатова. В 2003-м назначен заместителем министра атомной энергии. С 2004 по 2006 г. - директор-координатор РНЦ "Курчатовский институт". В 2006 г. назначен первым замом генерального директора - директором по научно-технической политике концерна "Росэнергоатом". Президент Всемирной ассоциации операторов АЭС.
Награжден орденом Мужества.
http://m-atom.ru/article/356
политика песочница политоты антиватник опрос обсуждение репост #Я ватник разная политота
Продолжение. Начало - http://joyreactor.cc/post/1446716
Часто слышал на Джое, от некоорых друзей и других личностей, недовольство не властью как таковой, а системой управления в государстве. Тогда я и решил сделать опрос о том, кому какое устройство государства нравится. И заодно подкинуть тему для обсуждения - пусть кому не лень предложит в коментах свою систему управления государством,которой нет в опросе, давно забытую или вовсе не используемую и не придуманную.
Часто слышал на Джое, от некоорых друзей и других личностей, недовольство не властью как таковой, а системой управления в государстве. Тогда я и решил сделать опрос о том, кому какое устройство государства нравится. И заодно подкинуть тему для обсуждения - пусть кому не лень предложит в коментах свою систему управления государством,которой нет в опросе, давно забытую или вовсе не используемую и не придуманную.
Какой вариант государственного устройства вам по душе?
| Социализм. Все общее, все одинаково трудятся,одинаково получают. | |
|
|
58 (36.0%) |
| Диктатура. Все держится единым правителем,все под контролем. | |
|
|
50 (31.1%) |
| Анархия.Никаких форм принуждения, каждый делает то к чему душа лежит | |
|
|
11 (6.8%) |
| Демократия. Все имеют право голоса, все решения принимаются гласом народа. | |
|
|
18 (11.2%) |
| Свой вариант. | |
|
|
24 (14.9%) |
Украина ЮГО-ВОСТОК Нюра Н.Берг Полемика Я Ватник разная политота
Европа предложила Украине выбор: между чумой и холерой
В день рождения Будды вокруг Украины кипит совсем не просветленная суета. Некоторое просветление, конечно, ощущается: говорят, в ОВИРах стоят огромные очереди просветленных, чье добытое в победе революции достоинство было сию же минуту попрано кармической справедливостью. Не сформулировал желание – не хватайся за золотую рыбку с зажигательной смесью. Просветленная львовская интеллигенция уже не хочет Тягныбока. Ни в качестве президента, ни в каком либо ином качестве. Львовяне обращаются друг к другу с предложением объединиться вокруг умеренного экономиста Порошенко, русскоязычного в быту, проевропейского в миру. Аргумент нехитрый: «Мы поддерживаем того, кто имеет наибольший отрыв от других. Сейчас борьба идет между демократическими кандидатами, что совершенно неприемлемо».
Авторы воззвания подчеркивают, что такой расклад – «не то, что требовал Майдан» и что в среде ученых и деятелей искусства Порошенко таки «є бажаний». Западная Украина, крестившая поход тернопольских селян-националистов на Киев, сейчас заняла исключительно аристократическую, эффектную и благородную позицию. Чистые руки в белых перчатках. И «ничого нэ кралы», бо щэ нэ встыглы. Тем временем мэр Львова Садовый постоянно мелькает в онлайне на фоне львовско-европейских крыш, рекламируя собственное политическое объединение, с которым хочет въехать в киевский совет. И между делом потихоньку рассовывает сомнительную поросль из псевдообщественных «инициатив» в общественные советы при доходных киевских коммунальных предприятиях (например, в киевский зоопарк с миллионными бюджетами)
У серого кардинала США, вице-президента Джо Байдена тоже гастрольная горячка, с прицелом на Украину. В апреле он журил украинскую власть за слабость, а на днях отправится в Румынию и на Кипр, где «рассмотрит необходимость углубления экономических связей, в том числе в рамках трансатлантического торгового и инвестиционного партнерства», а также согласует с лидерами «реакцию на агрессию России». Супергерой Байден объединяет мир против ужасного агрессора Путина.
Все бы ничего, если не последние счастливые новости большой дружной байден-семьи. Один из байден-сыновей, самый улыбчивый и голубоглазый, Хантер, недавно занял кресло в совете директоров нефтегазовой кипрской оффшорной компании Burisma Holdings, конкурирующей с энергетическими компаниями украинских олигархов и давно окучивающей углеводородные недра Украины в трех ключевых стратегических бассейнах: Днепровско-Донецком, Карпатском и Крымском. Младшенький байден-сын давно занимается политикой и нажил длинный список государственных должностей. Он еще и глава Всемирной продовольственной программы США, которая сотрудничает с ООН и кормит-поит-обучает 300 млн. детей из беднейших регионов (вопросы, почему при богатейших странах мира африканских детей изъедают болезни и мухи, можно задавать этому парню). В общем, яркий пример демократического несрастания политики и бизнеса
Официально сообщается, что в Burisma Holdings Байден-младший курирует юридический блок, осуществляет юридическое сопровождение и продвижение компании в международных организациях. На деле же сын высокопоставленного американского чиновника, ставший топ-менеджером частной компании в Украине, становится «смотрящим» (за подобное распределение в Украине этой «неформальной» должности во всех важных сферах политики, экономики и безопасности очень ругали семейство Януковича).
Биография холдинга тоже примечательна. Как и сынишка Байдена, который вовсю использует папин ресурс, Burisma тоже не брезговала такими методами. Например, сопутствующие украинские компании Burisma, «Эско-Север» и «Пари», принадлежали или по некоторым данным до сих пор принадлежат экс-министру экологии и природных ресурсов, экс-заместителю секретаря СНБО (при Клюеве) Николаю Злочевскому, имевшему карт-бланш на управление и распределение украинских стратегических запасов. И при нем Burisma набурила и добыла рекордное количество этих запасов. В этом году компания тоже не бедствует. Говорят, только за несколько месяцев 2014-го ее украинские дочки увеличили добычу газа и нефти в два раза по сравнению с 2013-м.
Если внимательно присмотреться к главным менеджерам Burisma, то кроме сына вице-президента США можно обнаружить и бывшего старшего советника Джона Керри (госсекретарь США тоже очень озабочен судьбой Украины) Девона Арчера, ставшего одним из директоров Burisma Holdings месяц назад. Представителя украинской стороны Тараса Бурдейного тоже связывают с добывающими фирмами Злочевского.
Пока мировые макросемьи подсчитывают прибыли от украинского раздрая, ЕС и Украина торжественно подписывают «Меморандум о взаимопонимании и Кредитное соглашение между Украиной, как одалживающий стороны, и ЕС как кредитором, с целью предоставления Киеву макрофинансовой помощи» в размере целого миллиарда евро. Эти просто сумасшедшие деньги разбиты на два транша, и первый обещают быстро. А тем временем в МИДе чешут репу и расшифровывают «дорожную карту», предложенную Украине ОБСЕ. Кажется, Украина не совсем довольна тем, куда она будет послана согласно этой чудо-карте.
По мнению спикеров МИДа, «дорожная карта» должна учитывать точку зрения всех участников переговоров и, в первую очередь, Украины. «Мы передали свои предложения еще до того, как дорожная карта швейцарского председательствования была предложена всем участникам. Частично предложенное перекликается с тем, что предлагала Украина, но есть определенные моменты в этой дорожной карте, которые нуждаются в определенном уточнении, и мы, по крайней мере, хотели бы их еще обсудить».Странный украинский МИД еще не сообразил, что в этой «дорожной карте» Украина – всего лишь бедный тощий осел на привязи: куда поведут, туда и пойдет.
А вот насчет того, куда же поведут, то здесь и там все громче раздаются полуофициальные голоса в пользу конституционной реформы и федерализации Украины – как единственного решения затянувшегося трагифарса. В конце концов, многие европейские государства – федеративные. Например, Юджин Румер (директор программы исследований России и Евразии в Фонде Карнеги и бывший сотрудник национального разведывательного совета США) скептически относится к нынешним потугам сторон урегулировать украинский вопрос. И не верит, что из этого кризиса Украина выйдет целой и невредимой. По его мнению, страна может спастись только в результате переосмысления отношения к регионам, вплоть до самой радикальной меры – утраты унитарности. Но разве это хуже, чем гражданская война? – спрашивает Румер. При этом Румер настаивает на том, что одновременно с президентскими выборами должны состояться и парламентские: это снизит накал и позволит представить украинскую политическую картину более объективно. Ну а США и Европе стоит мириться с Россией, так как глобальная экономика без вариантов нуждается в ее нефти и газе.
С ним согласен Анатоль Ливен, военный эксперт, профессор и политолог. По его мнению, ни в коем случае нельзя допускать конфликт между Западом и Россией и оказывать Киеву военную поддержку в ситуации с юго-востоком. «Повстанцы, контролирующие в основном русскоязычный Донбасс, хорошо организованы, опираются на официальную народную поддержку и неофициальную – российских войск, развернутых на границе с Украиной. Борьба в этом регионе займет месяцы, если не годы, а вмешательство националистических добровольческих вооруженных групп может привести к одесской трагедии». И впоследствии, если украинские силы будут упорствовать на востоке, к официальному вторжению России для защиты региона. Тогда никто не сможет предсказать аппетиты России – удовольствуется она Донбассом или захочет больше. Ливен высмеивает лицемерное позерство европейских и американских чиновников, безответственно заявляющих о военной поддержке киевских властей в этом конфликте, и вспоминает Грузию 2008 года.
«Политическому руководству в Киеве предстоит выбор из двух зол. Немецкий эквивалент этого речевого оборота звучит еще хлеще: "выбор между чумой и холерой"», – уверен Инго Маннтойфель (руководитель отдела Восточной Европы и главный редактор русской редакции DW), рассуждая о подводных камнях «круглого стола» и подоплеке заинтересованности в этом диалоге самого Путина. Не станет ли круглый стол легализацией сепаратистских настроений и «де-факто признанием аннексии Крыма»? «...Все указывает на то, что и Путин, в принципе, готов принять этот план. Его "просьбу" в адрес сепаратистов отложить "референдумы" еще можно было расценить как отвлекающий маневр без серьезной политической подоплеки. Но реакция Москвы после "референдума", в отличие от фарса с голосованием в Крыму, оказалась относительно сдержанной. На просьбу сепаратистов о приеме в состав Российской Федерации официальная Москва заняла выжидательную позицию. Символично и то, что сам президент Путин пока открыто и публично не высказался на этот счет...».
А на улицах Киева все как по учебнику. Тут и там блестят на солнце прозрачные боксы «Помогите Львовской сотне» на еду и медикаменты. «Революционеры», не желающие разъезжаться по селам и чудом спасшиеся от набора в Нацгвардию, заложив сальные чубы за ухо, бродят небольшими стаями по Крещатику, Институтской, Богдана Хмельницкого. Раздают номера телефонов сердобольным юродивым девушкам, одетым в демисезонные вышиванки. Грубовато лапают своих боевых подруг, прохлаждаясь в тени камуфляжных палаток на Институтской. Прохаживаются по центру города, с вызовом разглядывая таких же военизированных представителей других формирований, точно так же бездельничающих с воинственными физиономиями. Балуются классическими набегами. Разгромили аккуратную забегаловку, в которой колоритные пакистанцы продавали неплохой кофе и шаурму. Соседские продавцы говорят, что кафе крушили бойцы 20-й сотни, якобы «перепутавшие» пакистанцев с вражескими чеченцами, поддерживающими «сепаратистов» на востоке.
Но ходят слухи, что оставшееся на Евромайдане отребье прекрасно самоорганизовалось и обложило оброком торговцев. Несогласные получают как минимум выбитые окна. Интересная попытка открыть окно в Европу и демонстрация нового евроотношения к мультикультурализму. Кстати, еще до бурных событий на Евромайдане маленькая, но энергичная организация «Европатруль», страстно желавшая получить хоть какой-нибудь завалящий грант, устроила критический, а по сути нацистский, рейд по киевским точкам шаурмы.
Окруженный журналистами-падальщиками активист – в каске, одинаково безграмотно говорящий по-русски, украински и английски – призывал не покупать шаурму у несвидомых нелегалов-алжирцев, «интуристов, плохо говорящих по-русски». «Пусть едет продавать у себя дома», – объяснял свою гражданскую позицию дуралей с надписью «евро» на каске. Это звучало очень в унисон с речами других патриотов, примерно в то же время агрессивно заливавших смуглым иностранцам горячий кофе прямо за шиворот, патриотически подразумевая, что они «тут на своий богом даний зэмли». На Крещатике, средь бела дня, в окружении праздно шатающихся толп киевлян.
Остальные украинцы тем временем запоздало отращивают чубы и сбривают многозначительные, но дискредитированные креаклом бороды – чтобы не походить на победителя «Евровидения» Кончиту. Они уже ничего не понимают и скоро снова начнут постить в своих фейсбуках котиков. Поевромайданили – и молодцы. Не нужно понимать, бурлить и волноваться тем, кто только зажигательная смесь в пивной бутылке в руках больших и жадных радикалов.
Источник: http://polemika.com.ua/article-145487.html#title
вов солдаты письма многобукаф story Я Ватник разная политота
Вторая мировая война стала величайшей бойней в истории человечества. Немецкая армия в начале войны казалась несокрушимой силой, но на самом деле с первых дней войны дела обстояли не так однозначно, как это пыталась показать немецкая пропаганда. Подтверждением тому могут служить солдатские письма, отправленные домой с фронтов этой войны
25.10.1941 г. Мы находимся в 90 км от Москвы, и это стоило нам много убитых. Русские оказывают ещё очень сильное сопротивление, обороняя Москву, это можно легко представить. Пока мы придём в Москву, будут ещё жестокие бои. Многие, кто об этом ещё и не думает, должны будут погибнуть. У нас пока двое убитых тяжёлыми минами и 1-снарядом. В этом походе многие жалели, что Россия – это не Польша и не Франция, и нет врага более сильного, чем русские. Если пройдёт ещё полгода – мы пропали, потому что русские имеют слишком много людей. Я слышал, когда мы покончим с Москвой, то нас отпустят в Германию. (Из писем солдата Сим3.12.1941 г. Вот уже более трёх месяцев я нахожусь в России и многое уже пережил. Да, дорогой брат, иногда прямо душа уходит в пятки, когда находишься от проклятых русских в каких-нибудь ста метрах и около тебя рвутся гранаты и мины. (Из письма солдата Е. Зейгардта брату Фридриху, г. Гофсгуст.)она Баумера.)
30.11.1941 г. Моя любимая Цылла. Это, право говоря, странное письмо, которое, конечно, никакая почта не пошлёт никуда, и я решил отправить его со своим раненым земляком, ты его знаешь – это Фриц Заубер. Мы вместе лежали в полковом лазарете, и теперь я возвращаюсь в строй, а он едет на родину. Пишу письмо в крестьянской хате. Все мои товарищи спят, а я несу службу. На улице страшный холод, русская зима вступила в свои права, немецкие солдаты очень плохо одеты, мы носим в этот ужасный мороз пилотки и всё обмундирования у нас летнее. Каждый день приносит нам большие жертвы. Мы теряем наших братьев, а конца войны не видно и, наверное, не видеть мне его, я не знаю, что со мной будет завтра, я уже потерял все надежды возвратиться домой и остаться в живых. Я думаю, что каждый немецкий солдат найдёт себе здесь могилу. Эти снежные бури и необъятные поля, занесённые снегом, наводят на меня смертельный ужас. Русские победить невозможно, они… (Из письма Вильгельма Эльмана.)
5.12.1941 г. На этот раз мы будем справлять Рождество в русском “раю”. Мы находимся опять на передовых, тяжелые у нас дни. Подумай только, Людвиг Франц убит. Ему попало в голову. Да, дорогой мой Фред, ряды старых товарищей всё редеют и редеют. В тот же день, 3.12, потерял ещё двух товарищей из моего отделения… Наверное, скоро нас отпустят; нервы мои совсем сдали. Нойгебауэр, очевидно, не убит, а тяжело ранен. Фельдфебель Флейсиг, Сарсен и Шнайдер из старой первой роты тоже убиты. Также и старый фельдфебель Ростерман. 3.12 погиб также наш последний командир батальона подполковник Вальтер. Ещё ранен Анфт. Бортуш и Коблишек, Мущик, Каскер, Лейбцель и Канрост тоже убиты. (Из письма унтер-офицера Г. Вейнера своему другу Альфреду Шеферу.)
5.12.1941 г. Милая тетушка, присылай нам побольше печенья, потому что хуже всего тут с хлебом. Ноги я уже немного обморозил, холода здесь очень сильные. Многие из моих товарищей уже ранены и убиты, нас всё меньше и меньше. Один осколок попал мне в шлем, и на мину я тоже успел наскочить. Но пока я отделался счастливо. (Из письма солдата Эмиля Нюкбора.)
8.12.1941 г. Из-за укуса вшей я до костей расчесал тело и настолько сильно, что потребовалось много времени, пока всё это зажило. Самое ужасное – это вши, особенно ночью, когда тепло. Я думаю, что продвижение вперёд придётся прекратить на время зимы, так как нам не удастся предпринять ни одного наступления. Два раза мы пытались наступать, но кроме убитых ничего не получали. Русские сидят в хатах вместе со своими орудиями, чтобы они не замёрзли, а наши орудия стоят день и ночь на улице, замерзают и в результате не могут стрелять. Очень многие солдаты обморозили уши, ноги и руки. Я полагал, что война закончится к концу этого года, но, как видно, дело обстоит иначе… Я думаю, что в отношении русских мы просчитались. (Из письма ефрейтора Вернера Ульриха к своему дяде в г. Арсендорф)
9.12.1941 г. Мы продвигаемся вперёд донельзя медленно, потому что русские защищаются упорно. Сейчас они направляют удары в первую очередь против сёл, — они хотят отнять у нас кров. Когда нет ничего лучшего, — мы уходим в блиндажи. (Из письма ефрейтора Экарта Киршнера)
11.12.1941 г. Вот уже более недели мы стоим на улице и очень мало спим. Но так не может продолжаться длительное время, так как этого не выдержит ни один человек. Днём ещё ничего, но ночь действует на нервы… Сейчас стало немного теплее, но бывают метели, а это ещё хуже мороза. От вшей можно взбеситься, они бегают по всему телу. Лови их утром, лови вечером, лови ночью, и всё равно всех не переловишь. Всё тело зудит и покрыто волдырями. Скоро ли придёт то время, когда выберешься из этой проклятой России? Россия навсегда останется в памяти солдат. (Из письма солдата Хасске к своей жене Анне Хасске)
13.12.1941 г. Сокровище моё, я послал тебе материи и несколько дней назад – пару ботинок. Они коричневые, на резиновой подошве, на кожаной здесь трудно найти. Я сделаю всё возможное и буду присылать всё, что сколько-нибудь годится. (Из письма ефрейтора Вильгельма Баумана жене)
26.12.1941 г. Рождество уже прошло, но мы его не заметили и не видели. Я вообще не думал, что мне придётся быть живым на Рождество. Две недели тому назад мы потерпели поражение и должны были отступать. Орудия и машины мы в значительной части оставили. Лишь немногие товарищи смогли спасти самую жизнь и остались в одежде, которая была у них на теле. Я буду помнить это всю свою жизнь и ни за что не хотел бы прожить это ещё раз… Пришли мне, пожалуйста, мыльницу, так как у меня ничего не осталось. (Из письма ефрейтора Утенлема семье в г. Форицхайм, Баден)
27.12.1941 г. В связи с событиями последних 4 недель я не имел возможности писать вам… Сегодня я потерял все свои пожитки, я всё же благодарю бога, что у меня ещё остались мои конечности. Перед тем, что я пережил в декабре, бледнеет все бывшее до сих пор. Рождество прошло и я надеюсь, что никогда в моей жизни мне не придётся пережить ещё раз такое Рождество. Это было самое несчастное время моей жизни… Об отпуске или смене не приходится и думать, я потерял все свои вещи, даже самое необходимое в последнем обиходе. Однако не присылайте мне ничего лишнего, так как мы должны теперь всё таскать на себе, как пехотинцы. Пришлите лишь немного писчей бумаги и бритву, но простую и дешёвую. Я не хочу иметь с собой ничего ценного. Какие у меня были хорошие вещи и всё пошло к чёрту!.. Замученные вшами мы мёрзнем и ведём жалкое существование в примитивных условиях, к тому же без отдыха в боях. Не подумайте, что я собираюсь ныть, вы знаете, что я не таков, но я сообщаю вам факты. Действительно, необходимо много идеализма, чтобы сохранять хорошее настроение, видя, что нет конца этому состоянию. (Из письма обер-ефрецтора Руска своей семье в г. Вайль, Баден)
6.09.1942 г. Сегодня воскресенье, и мы, наконец, можем постирать. Так как моё бельё всё завшивело, я взял новое, а также и носки. Мы находимся в 8 км от Сталинграда, и я надеюсь, в следующее воскресенье мы будем там. Дорогие родители, всё это может свести с ума: по ночам русские лётчики, а днём всегда свыше 30 бомбардировщиков с нашей стороны. К тому же гром орудий. (Из письма солдата 71 пд Гергардта (фамилия неразборчива))
8.09.1942 г. Мы находимся на позициях в укреплённой балке западнее Сталинграда. Мы уже продвинулись до стен предместья города, в то время как на других участках немецкие войска уже вошли в город. Нашей задачей является захват индустриальных кварталов северной части города и продвижение до Волги. Этим должна завершиться наша задача на данный период. До Волги отсюда остаётся ещё 10 км. Мы надеемся, конечно, что в короткий срок возьмём город, имеющий большое значение для русских и который они так упорно защищают. Сегодня наступление отложили до завтра; надеюсь, что мне не изменит солдатское счастье, и я выйду из этого наступления живым и невредимым. Я отдаю свою жизнь и здоровье в руки Господа Бога и прошу его сохранять и то и другое. Несколько дней тому назад нам сказали, что это будет наше последнее наступление, и тогда мы перейдём на зимние квартиры. Дай бог, чтобы это было так! Мы так измотались физически, так ослабли здоровьем, что крайне необходимо вывести нашу часть из боя. Мы должны были пройти через большие лишения и мытарства, а питание у нас было совершенно недостаточным. Мы все истощены и полностью изголодали, а поэтому стали бессильными. Я не думаю, что наша маленькая Ютхен голодает дома, как её папа в этой гадкой России. В своей жизни мне приходилось несколько раз голодать в мои студенческие годы, но я не знал, что голод может причинять такие страдания. Я не знал, что можно целый день думать о еде, когда нет ничего в хлебной сумке. (Из неотправленного письма ефрейтора Ио Шваннера жене Хильде)
26.10.1941 г. Сижу на полу в русском крестьянском доме. В этой тесноте собралось 10 товарищей из всех подразделений. Можешь представить себе, какой тут шум. Мы находимся у автострады Москва – Смоленск, неподалёку от Москвы. Русские сражаются ожесточённо и яростно за каждый метр земли. Никогда ещё бои не были так жестоки и тяжелы, и многие из нас не увидят уже родных. (Из письма солдата Рудольфа Руппа своей жене.)
15.11.1941 г. Мы здесь уже пять дней, работаем в две смены, и пленные работают с нами. У нас развелось очень много вшей. Прежде поймаешь когда одну, когда три, а вчера я устроил на них облаву. Как ты думаешь, милая мама, сколько я поймал их в своём свитере? 437 штук… Я всё вспоминаю, как отец рассказывал про войну 1914-1918 г., — теперешняя война ещё похуже. Всего я написать не могу, но когда я вам расскажу об этом, у вас глаза полезут на лоб… (Из письма фельдфебеля Отто Клиема.)
3.12.1941 г. Вот уже более трёх месяцев я нахожусь в России и многое уже пережил. Да, дорогой брат, иногда прямо душа уходит в пятки, когда находишься от проклятых русских в каких-нибудь ста метрах и около тебя рвутся гранаты и мины. (Из письма солдата Е. Зейгардта брату Фридриху, г. Гофсгуст.)
3.12.1941 г. Хочу сообщить тебе, дорогая сестра, что я 26.12 сбил русский самолёт. Это большая заслуга, за это я, наверное, получу железный крест первой степени. Пока мне повезло взять себе с этого самолёта парашют. Он из чистого шёлка. Наверное, я привезу его целым домой. Ты тоже получишь от него кусок, из него получится отличное шёлковое бельё… Из моего отделения, в котором было 15 человек, осталось трое… (Из писем унтер-офицера Мюллера сестре.)
4.12.41 Дорогие Фрида, Вальтер и Гюнтер.
Снова удалось написать вам письмо, у меня теперь почти нет времени — мы уже много дней на марше и тут уже не до писем. Сегодня первый спокойный день, будет ли так и завтра, мы не знаем, иногда идем назад, потому что здесь, под Москвой, творится черт знает что. Русские напрягли все свои силы —у них появилось много самолетов, которые постоянно нас бомбят, и танков, которые все под собой давят. Они так сильны, что наши танки ничего не могут сделать, и только артиллерия и тяжелые зенитки их уничтожают.
Мы сегодня залегли в одной деревне, которую обстреливали накануне. Все тут разворочено. Повсюду обломки машин, повозок, орудий, грудами лежат мертвые лошади. Много убитых, и среди наших тоже. В моей роте ранены пять солдат, погибли ефрейтор, два унтер-офицера и лейтенант. Он уничтожил русский танк и в тот же день сам получил пулю в голову, когда брали эту деревню. Если война все-таки закончится и мы вернемся домой, то, наверное, даже не сможем описать, что здесь творилось. Второй батальон полностью раздавлен танками, не хотел бы я там оказаться… Надеюсь, Господь и дальше будет хранить меня и мы снова увидимся на родине. Сейчас опять холодно, и опять идет снег, зачем же здесь устроили войну…
Я отправил сто марок, чтобы вы могли купить на Рождество что захотите, здесь деньги не имеют никакой цены. Сегодня первый раз нас поселили в трактире, раньше мы в России их не встречали. Тут же есть и магазин, я там нашел карандаши, почти пятьдесят штук, —пошлю их домой.
До Москвы нам осталось сорок километров, возьмем ли ее, никто не знает, и если это случится, то у нас будет прекрасный рождественский подарок. Но боюсь, что Рождество будет очень плохим, если только не случится чудо…
Оскар и любящий папа
Гютерсло, 30 января 1942 Дорогой Гельмут!
Большое спасибо тебе за письмо от 21 января. Особое спасибо за фантастическую посылку, которую я получила сегодня утром… Здесь совершенно не достать настоящих духов, а те, которые есть, пахнут невкусно. Конфеты ты бы лучше съел сам, потому что мы тут время от времени что-то получаем и нельзя принимать от солдат их «пожертвования». Дорогой Гельмут, напиши, куришь ли ты. Я могла бы выслать тебе по крайней мере несколько сигарет. Если бы в полевой почте отменили запреты, я бы взяла реванш за твои подарки.
Ты пишешь, что там можно много чего купить? Мне кое-что нужно, но не могу же я от тебя этого требовать. Я уже давно пытаюсь достать кожаные или резиновые сапоги. Но я не настаиваю, к тому же я сомневаюсь, что там есть хоть какие-нибудь. Размер ноги у меня 37-38. Или если бы тебе удалось раздобыть шерсть синего или какого-нибудь другого цвета, я была бы тебе очень благодарна. А еще, если тебя не очень затруднит и ты можешь достать симпатичные темные чулки размера 9 1/2, я бы взяла пару… Пожалуйста, не сердись, что я написала целый список, и не утруждай себя…
Эрна
На передовой, 29 марта 1942 Глубокоуважаемый господин Ш.!
Я с сожалением должен подтвердить Вам тот прискорбный факт, к которому Вас уже подготовил ортсгруппенляйтер НСДАП:
Ваш сын, солдат Эдуард Ш., родившийся 21 мая 1908 года, геройски пал на поле брани 20 марта 42-го года за фюрера и народ, за будущее Германии…
… Мы похоронили его в достойной солдатской могиле недалеко от того места, где он погиб. На большом деревянном кресте в форме Железного креста выжжено его имя и покрашено краской. На тщательно насыпанном холмике лежит его каска, которую он носил в бою. Он лежит один в прекраснейшей местности, среди деревьев и кустов. Чтобы сделать его могилку еще красивее, мы соорудили вокруг нее изгородь из березовых столбиков. Могила сфотографирована. Проявим пленку и пришлем вам карточку.
Хайль Гитлер!
Днепропетровск, 18/IV 42 Дорогой товарищ К.!
Теперь, когда Вы сами здесь, Вы лучше поймете, почему я так старался как можно скорее закончить свою военную подготовку, почему так важны SA и пограничная служба во времена, когда каждый отвечает только за себя. Сегодня нужно, как работяге на стройке, самому искать себе работу и, найдя, хвататься за нее. Понимаю, что мирная работа нравится Вам больше, чем убийства, но если к человеку пришла убежденность, что он необходим для сохранения всего народа, то тогда и это ремесло выполняют с гордостью и отдачей. Каждый на своем посту, куда его направили. Я сейчас до конца апреля, а может, до середины мая нахожусь в зондеркоманде и могу спокойно назвать свое местонахождение, потому что это украинская тыловая область. Потом меня снова направят в войска на фронт, это прекрасно…
Ваш Эрнст Т.
Берлин, 18.10.42 … Большое спасибо, бабушка, что ты, несмотря на заботы о дедушке, нашла время поздравить меня с нашей свадьбой и с моим днем рождения… В следующем году это будет выглядеть по-другому. Я по-прежнему думаю, что с окончательным поражением под Сталинградом силы русских будут сломлены и в течение зимы они не придут в себя, чтобы следующей весной снова атаковать, как прошлым летом. Я все думаю о базирующейся на исторических ассоциациях дате — 16 ноября 1942 года. Следи внимательно! Считаем: берем первые два года войн 70-го, 14-го и 39-го годов и складываем их:
1870-1871 1914-1915 1939-1940
в получившемся числе складываем каждые две цифры попарно
37-41 38-29 38-79
10-05 11-11 16-11
количество единиц из получившейся даты прибавляем к первому году, чтобы получить окончательный год
что получаем:
10-05-1871 — мир во Франкфурте-на-Майне 11-11-1918 — Компьенское перемирие 16-11-1942 — что будет с нашим врагом —Россией?
Интересные расчеты, не правда ли? Если они не подтвердятся, не огорчайтесь. Наши храбрые солдаты и все задействованные в мобилизации внутренних сил народа специалисты и их помощники с каждым днем будут приближать нас к победе и каждый день, несмотря на зиму, лед и снег, несмотря на Рузвельта, Черчилля и Сталина, улучшать жизненные условия нашего народа, особенно нашего вермахта.
17.11.42 Дорогая, дорогая Ленхен!
Сегодня у меня есть минутка, потому что я снова сижу на передовой в блиндаже нашего отделения и, разумеется (надеюсь, так и будет продолжаться), ничего не делаю. Такого затишья, тьфу-тьфу-тьфу, у нас уже давно не было.
Вечером мы слушали отличную танцевальную музыку из Белграда, лежали на одеялах, в «камине» горели уже почти сгоревшие дрова, света больше нет, легкая дымка делала воздух непрозрачным — пахло табаком, тлеющими дровами и гренками, свет был погашен, оба товарища рядом со мной заснули один за другим, а я не спал и мечтал — разве это не прекрасно, мышонок?
13 ноября ездил в лазарет, который размещался рядом со складом, и навестил заодно нашего больного гриппом командира. Нашел маркитантские товары и приобрел все, что просил. На каждого получилось по бутылке сербского белого вина, полбутылки шампанского, трети бутылки рома, шестой части бутыли ликера, 394 (!) сигареты, кроме того — табак и сигары. Из мелочей —бумажные носовые платки, туалетная бумага, почтовые открытки, конверты и бумага для писем, открывалка для консервов, шапка-наушники, пятновыводитель, лезвия для безопасной бритвы. Все это обошлось мне в 44 марки и несколько пфеннигов.
… Пожалуйста, не посылай мне все, что тебе удается с таким трудом найти. Ешь и сама. Я ведь знаю, ты тоже сладкоежка. Нам тут теперь дают сладости, прежде всего леденцы и искусственный мед, но в последние дни давали столько вкусного, что ты сама скажешь: «Да, пожалуй, оставлю и себе что-нибудь». Целый ряд приятных событий говорит о том, что в районе крупного города о нас особенно заботятся: 12.11 каждый из нас получил плитку французского шоколада и еще три куска общим весом 350 граммов в качестве особого пайка. А вы к Рождеству получаете 125 грамм! Стыдно сказать, 14 ноября шоколад был уже съеден, а именно —я съел его частично с гренками, искусственным медом и маслом, которое мы теперь тоже часто получаем…
Целую, твой Вольфганг
Россия, 7.12.42 Моя дорогая, милая Паула!
Я тоже собрался написать тебе письмецо, дорогая Паула. У меня долго не было такой возможности, а сейчас опять появилась. Дорогая Паула, мы были окружены, но сейчас вырвались из окружения. Еды в последние дни было очень мало, приходилось экономить. Дорогая Паула, четыре и два дня назад я получил по килограммовой посылке, сердечное тебе спасибо за это, дорогая Паула, получить эти посылки было большой радостью, у нас не было еды — и тут пришли эти посылки, как дар небес, еще раз огромное спасибо. Пряники и хлебцы были очень вкусными, колбаса тоже. Дорогая Паула, через несколько дней Рождество, чудесный семейный праздник, а я снова не могу быть с тобой и детьми, надеюсь, скоро настанет день, когда я смогу навсегда остаться с тобой, дорогая Паула. Дорогая Паула, если можно, пришли мне еще чего-нибудь поесть…
Верный тебе и любящий тебя Йозеф
Восток, 7.01.43 Дорогой Хайни!
Горячие приветы с далекого Востока! Я пока здоров, в остальном — ничего хорошего. Надеюсь, что у тебя с мамой все иначе. Как провели Рождество и Новый год? После стольких лет военных походов встретить эти праздники на родине, должно быть, очень здорово. Хочу описать новости за последнюю неделю. Положение до сих пор не улучшилось. С 21 ноября мы окружены. Самое необходимое присылают самолетами, но многого не хватает. Вопреки ситуации Рождество получилось уютным, мы вчетвером очень по-домашнему — в землянке —встретили его. Была маленькая елка с самодельными украшениями. Мы смастерили для нее замечательную подставку, а еще ясли. Но в первый день Рождества, на рассвете, началось тяжелое наступление, которое длилось два дня… После этого была относительно спокойная неделя, но утром Нового года снова начались бои. (Новый год, кстати, мы отпраздновали хорошо, по крайней мере хоть раз наелись, что было для нас большой радостью, достали даже немножко шнапса.)
14.01.43 Моя любимая хорошая Кати!
Каждый день с нетерпением жду от тебя писем, но нет вообще никакой почты. Я очень беспокоюсь.
Не понимаю, почему мы должны участвовать в этой бойне, никто уже не верит в успех. Самое время, чтобы фюрер нам помог. Сейчас почти так же холодно, как было прошлой зимой. Да, Кати, если мы выберемся из этого ада здоровыми, то будем считать, что начинаем жить заново.
… Если так случится, что ты долго не будешь получать почты, постарайся не думать о плохом. Давай будем вместе надеяться на лучшее. Я могу быть всего лишь легко ранен, но у тебя не будет никаких известий и разъяснений…
Восточный фронт, весна 1944 Дорогая мама!
… Я понимаю, что ты сейчас тоже очень переживаешь. Но, дорогая мама, за Артура особо не волнуйся. Смотри: сначала мальчик пойдет на временную трудовую повинность, которая длится по крайней мере полгода. А кто знает, что будет через полгода? Мы же все надеемся, что этот год принесет развязку или по крайней мере что-нибудь, что положит конец войне. Надеюсь, Артур ничего здесь уже не застанет. Он при этом точно ничего не потеряет.
За меня, дорогая мама, тоже не беспокойся. В конце концов, человек заслуживает только смерти, и если она придет, тут уж ничего не поделаешь… Единственная забота — отпуск, а его нет. Рвешь на себе волосы, когда видишь, как другие уезжают в отпуск, а унтер-офицеров не пускают. Знаешь, все время говоришь себе: сначала отпуск — а потом хоть трава не расти…
Твой сын Герберт
Бад Мергентайм 12.3.45 Дорогой неизвестный солдат! Вы определенно будете очень удивлены, что к Вам обращается незнакомка. Совершенно случайно по дороге сюда я наткнулась на ваш адрес. Вот и позволила себе написать Вам эти строчки. Не сердитесь и примите от меня приветы. Видите ли, мне приятно, что я могу излить душу. Я не хочу совсем оставлять вас в неведении, не описав себя немного. Я —девушка из Гамбурга, эвакуирована сюда из Гамбурга, мне 19 лет, я из-за бомбежки стала бездомной. Может быть, мне повезет, и я получу от Вас, дорогой солдат, несколько строк. Привет от незнакомки Марты Г.
25.10.1941 г. Мы находимся в 90 км от Москвы, и это стоило нам много убитых. Русские оказывают ещё очень сильное сопротивление, обороняя Москву, это можно легко представить. Пока мы придём в Москву, будут ещё жестокие бои. Многие, кто об этом ещё и не думает, должны будут погибнуть. У нас пока двое убитых тяжёлыми минами и 1-снарядом. В этом походе многие жалели, что Россия – это не Польша и не Франция, и нет врага более сильного, чем русские. Если пройдёт ещё полгода – мы пропали, потому что русские имеют слишком много людей. Я слышал, когда мы покончим с Москвой, то нас отпустят в Германию. (Из писем солдата Сим3.12.1941 г. Вот уже более трёх месяцев я нахожусь в России и многое уже пережил. Да, дорогой брат, иногда прямо душа уходит в пятки, когда находишься от проклятых русских в каких-нибудь ста метрах и около тебя рвутся гранаты и мины. (Из письма солдата Е. Зейгардта брату Фридриху, г. Гофсгуст.)она Баумера.)
30.11.1941 г. Моя любимая Цылла. Это, право говоря, странное письмо, которое, конечно, никакая почта не пошлёт никуда, и я решил отправить его со своим раненым земляком, ты его знаешь – это Фриц Заубер. Мы вместе лежали в полковом лазарете, и теперь я возвращаюсь в строй, а он едет на родину. Пишу письмо в крестьянской хате. Все мои товарищи спят, а я несу службу. На улице страшный холод, русская зима вступила в свои права, немецкие солдаты очень плохо одеты, мы носим в этот ужасный мороз пилотки и всё обмундирования у нас летнее. Каждый день приносит нам большие жертвы. Мы теряем наших братьев, а конца войны не видно и, наверное, не видеть мне его, я не знаю, что со мной будет завтра, я уже потерял все надежды возвратиться домой и остаться в живых. Я думаю, что каждый немецкий солдат найдёт себе здесь могилу. Эти снежные бури и необъятные поля, занесённые снегом, наводят на меня смертельный ужас. Русские победить невозможно, они… (Из письма Вильгельма Эльмана.)
5.12.1941 г. На этот раз мы будем справлять Рождество в русском “раю”. Мы находимся опять на передовых, тяжелые у нас дни. Подумай только, Людвиг Франц убит. Ему попало в голову. Да, дорогой мой Фред, ряды старых товарищей всё редеют и редеют. В тот же день, 3.12, потерял ещё двух товарищей из моего отделения… Наверное, скоро нас отпустят; нервы мои совсем сдали. Нойгебауэр, очевидно, не убит, а тяжело ранен. Фельдфебель Флейсиг, Сарсен и Шнайдер из старой первой роты тоже убиты. Также и старый фельдфебель Ростерман. 3.12 погиб также наш последний командир батальона подполковник Вальтер. Ещё ранен Анфт. Бортуш и Коблишек, Мущик, Каскер, Лейбцель и Канрост тоже убиты. (Из письма унтер-офицера Г. Вейнера своему другу Альфреду Шеферу.)
5.12.1941 г. Милая тетушка, присылай нам побольше печенья, потому что хуже всего тут с хлебом. Ноги я уже немного обморозил, холода здесь очень сильные. Многие из моих товарищей уже ранены и убиты, нас всё меньше и меньше. Один осколок попал мне в шлем, и на мину я тоже успел наскочить. Но пока я отделался счастливо. (Из письма солдата Эмиля Нюкбора.)
8.12.1941 г. Из-за укуса вшей я до костей расчесал тело и настолько сильно, что потребовалось много времени, пока всё это зажило. Самое ужасное – это вши, особенно ночью, когда тепло. Я думаю, что продвижение вперёд придётся прекратить на время зимы, так как нам не удастся предпринять ни одного наступления. Два раза мы пытались наступать, но кроме убитых ничего не получали. Русские сидят в хатах вместе со своими орудиями, чтобы они не замёрзли, а наши орудия стоят день и ночь на улице, замерзают и в результате не могут стрелять. Очень многие солдаты обморозили уши, ноги и руки. Я полагал, что война закончится к концу этого года, но, как видно, дело обстоит иначе… Я думаю, что в отношении русских мы просчитались. (Из письма ефрейтора Вернера Ульриха к своему дяде в г. Арсендорф)
9.12.1941 г. Мы продвигаемся вперёд донельзя медленно, потому что русские защищаются упорно. Сейчас они направляют удары в первую очередь против сёл, — они хотят отнять у нас кров. Когда нет ничего лучшего, — мы уходим в блиндажи. (Из письма ефрейтора Экарта Киршнера)
11.12.1941 г. Вот уже более недели мы стоим на улице и очень мало спим. Но так не может продолжаться длительное время, так как этого не выдержит ни один человек. Днём ещё ничего, но ночь действует на нервы… Сейчас стало немного теплее, но бывают метели, а это ещё хуже мороза. От вшей можно взбеситься, они бегают по всему телу. Лови их утром, лови вечером, лови ночью, и всё равно всех не переловишь. Всё тело зудит и покрыто волдырями. Скоро ли придёт то время, когда выберешься из этой проклятой России? Россия навсегда останется в памяти солдат. (Из письма солдата Хасске к своей жене Анне Хасске)
13.12.1941 г. Сокровище моё, я послал тебе материи и несколько дней назад – пару ботинок. Они коричневые, на резиновой подошве, на кожаной здесь трудно найти. Я сделаю всё возможное и буду присылать всё, что сколько-нибудь годится. (Из письма ефрейтора Вильгельма Баумана жене)
26.12.1941 г. Рождество уже прошло, но мы его не заметили и не видели. Я вообще не думал, что мне придётся быть живым на Рождество. Две недели тому назад мы потерпели поражение и должны были отступать. Орудия и машины мы в значительной части оставили. Лишь немногие товарищи смогли спасти самую жизнь и остались в одежде, которая была у них на теле. Я буду помнить это всю свою жизнь и ни за что не хотел бы прожить это ещё раз… Пришли мне, пожалуйста, мыльницу, так как у меня ничего не осталось. (Из письма ефрейтора Утенлема семье в г. Форицхайм, Баден)
27.12.1941 г. В связи с событиями последних 4 недель я не имел возможности писать вам… Сегодня я потерял все свои пожитки, я всё же благодарю бога, что у меня ещё остались мои конечности. Перед тем, что я пережил в декабре, бледнеет все бывшее до сих пор. Рождество прошло и я надеюсь, что никогда в моей жизни мне не придётся пережить ещё раз такое Рождество. Это было самое несчастное время моей жизни… Об отпуске или смене не приходится и думать, я потерял все свои вещи, даже самое необходимое в последнем обиходе. Однако не присылайте мне ничего лишнего, так как мы должны теперь всё таскать на себе, как пехотинцы. Пришлите лишь немного писчей бумаги и бритву, но простую и дешёвую. Я не хочу иметь с собой ничего ценного. Какие у меня были хорошие вещи и всё пошло к чёрту!.. Замученные вшами мы мёрзнем и ведём жалкое существование в примитивных условиях, к тому же без отдыха в боях. Не подумайте, что я собираюсь ныть, вы знаете, что я не таков, но я сообщаю вам факты. Действительно, необходимо много идеализма, чтобы сохранять хорошее настроение, видя, что нет конца этому состоянию. (Из письма обер-ефрецтора Руска своей семье в г. Вайль, Баден)
6.09.1942 г. Сегодня воскресенье, и мы, наконец, можем постирать. Так как моё бельё всё завшивело, я взял новое, а также и носки. Мы находимся в 8 км от Сталинграда, и я надеюсь, в следующее воскресенье мы будем там. Дорогие родители, всё это может свести с ума: по ночам русские лётчики, а днём всегда свыше 30 бомбардировщиков с нашей стороны. К тому же гром орудий. (Из письма солдата 71 пд Гергардта (фамилия неразборчива))
8.09.1942 г. Мы находимся на позициях в укреплённой балке западнее Сталинграда. Мы уже продвинулись до стен предместья города, в то время как на других участках немецкие войска уже вошли в город. Нашей задачей является захват индустриальных кварталов северной части города и продвижение до Волги. Этим должна завершиться наша задача на данный период. До Волги отсюда остаётся ещё 10 км. Мы надеемся, конечно, что в короткий срок возьмём город, имеющий большое значение для русских и который они так упорно защищают. Сегодня наступление отложили до завтра; надеюсь, что мне не изменит солдатское счастье, и я выйду из этого наступления живым и невредимым. Я отдаю свою жизнь и здоровье в руки Господа Бога и прошу его сохранять и то и другое. Несколько дней тому назад нам сказали, что это будет наше последнее наступление, и тогда мы перейдём на зимние квартиры. Дай бог, чтобы это было так! Мы так измотались физически, так ослабли здоровьем, что крайне необходимо вывести нашу часть из боя. Мы должны были пройти через большие лишения и мытарства, а питание у нас было совершенно недостаточным. Мы все истощены и полностью изголодали, а поэтому стали бессильными. Я не думаю, что наша маленькая Ютхен голодает дома, как её папа в этой гадкой России. В своей жизни мне приходилось несколько раз голодать в мои студенческие годы, но я не знал, что голод может причинять такие страдания. Я не знал, что можно целый день думать о еде, когда нет ничего в хлебной сумке. (Из неотправленного письма ефрейтора Ио Шваннера жене Хильде)
26.10.1941 г. Сижу на полу в русском крестьянском доме. В этой тесноте собралось 10 товарищей из всех подразделений. Можешь представить себе, какой тут шум. Мы находимся у автострады Москва – Смоленск, неподалёку от Москвы. Русские сражаются ожесточённо и яростно за каждый метр земли. Никогда ещё бои не были так жестоки и тяжелы, и многие из нас не увидят уже родных. (Из письма солдата Рудольфа Руппа своей жене.)
15.11.1941 г. Мы здесь уже пять дней, работаем в две смены, и пленные работают с нами. У нас развелось очень много вшей. Прежде поймаешь когда одну, когда три, а вчера я устроил на них облаву. Как ты думаешь, милая мама, сколько я поймал их в своём свитере? 437 штук… Я всё вспоминаю, как отец рассказывал про войну 1914-1918 г., — теперешняя война ещё похуже. Всего я написать не могу, но когда я вам расскажу об этом, у вас глаза полезут на лоб… (Из письма фельдфебеля Отто Клиема.)
3.12.1941 г. Вот уже более трёх месяцев я нахожусь в России и многое уже пережил. Да, дорогой брат, иногда прямо душа уходит в пятки, когда находишься от проклятых русских в каких-нибудь ста метрах и около тебя рвутся гранаты и мины. (Из письма солдата Е. Зейгардта брату Фридриху, г. Гофсгуст.)
3.12.1941 г. Хочу сообщить тебе, дорогая сестра, что я 26.12 сбил русский самолёт. Это большая заслуга, за это я, наверное, получу железный крест первой степени. Пока мне повезло взять себе с этого самолёта парашют. Он из чистого шёлка. Наверное, я привезу его целым домой. Ты тоже получишь от него кусок, из него получится отличное шёлковое бельё… Из моего отделения, в котором было 15 человек, осталось трое… (Из писем унтер-офицера Мюллера сестре.)
4.12.41 Дорогие Фрида, Вальтер и Гюнтер.
Снова удалось написать вам письмо, у меня теперь почти нет времени — мы уже много дней на марше и тут уже не до писем. Сегодня первый спокойный день, будет ли так и завтра, мы не знаем, иногда идем назад, потому что здесь, под Москвой, творится черт знает что. Русские напрягли все свои силы —у них появилось много самолетов, которые постоянно нас бомбят, и танков, которые все под собой давят. Они так сильны, что наши танки ничего не могут сделать, и только артиллерия и тяжелые зенитки их уничтожают.
Мы сегодня залегли в одной деревне, которую обстреливали накануне. Все тут разворочено. Повсюду обломки машин, повозок, орудий, грудами лежат мертвые лошади. Много убитых, и среди наших тоже. В моей роте ранены пять солдат, погибли ефрейтор, два унтер-офицера и лейтенант. Он уничтожил русский танк и в тот же день сам получил пулю в голову, когда брали эту деревню. Если война все-таки закончится и мы вернемся домой, то, наверное, даже не сможем описать, что здесь творилось. Второй батальон полностью раздавлен танками, не хотел бы я там оказаться… Надеюсь, Господь и дальше будет хранить меня и мы снова увидимся на родине. Сейчас опять холодно, и опять идет снег, зачем же здесь устроили войну…
Я отправил сто марок, чтобы вы могли купить на Рождество что захотите, здесь деньги не имеют никакой цены. Сегодня первый раз нас поселили в трактире, раньше мы в России их не встречали. Тут же есть и магазин, я там нашел карандаши, почти пятьдесят штук, —пошлю их домой.
До Москвы нам осталось сорок километров, возьмем ли ее, никто не знает, и если это случится, то у нас будет прекрасный рождественский подарок. Но боюсь, что Рождество будет очень плохим, если только не случится чудо…
Оскар и любящий папа
Гютерсло, 30 января 1942 Дорогой Гельмут!
Большое спасибо тебе за письмо от 21 января. Особое спасибо за фантастическую посылку, которую я получила сегодня утром… Здесь совершенно не достать настоящих духов, а те, которые есть, пахнут невкусно. Конфеты ты бы лучше съел сам, потому что мы тут время от времени что-то получаем и нельзя принимать от солдат их «пожертвования». Дорогой Гельмут, напиши, куришь ли ты. Я могла бы выслать тебе по крайней мере несколько сигарет. Если бы в полевой почте отменили запреты, я бы взяла реванш за твои подарки.
Ты пишешь, что там можно много чего купить? Мне кое-что нужно, но не могу же я от тебя этого требовать. Я уже давно пытаюсь достать кожаные или резиновые сапоги. Но я не настаиваю, к тому же я сомневаюсь, что там есть хоть какие-нибудь. Размер ноги у меня 37-38. Или если бы тебе удалось раздобыть шерсть синего или какого-нибудь другого цвета, я была бы тебе очень благодарна. А еще, если тебя не очень затруднит и ты можешь достать симпатичные темные чулки размера 9 1/2, я бы взяла пару… Пожалуйста, не сердись, что я написала целый список, и не утруждай себя…
Эрна
На передовой, 29 марта 1942 Глубокоуважаемый господин Ш.!
Я с сожалением должен подтвердить Вам тот прискорбный факт, к которому Вас уже подготовил ортсгруппенляйтер НСДАП:
Ваш сын, солдат Эдуард Ш., родившийся 21 мая 1908 года, геройски пал на поле брани 20 марта 42-го года за фюрера и народ, за будущее Германии…
… Мы похоронили его в достойной солдатской могиле недалеко от того места, где он погиб. На большом деревянном кресте в форме Железного креста выжжено его имя и покрашено краской. На тщательно насыпанном холмике лежит его каска, которую он носил в бою. Он лежит один в прекраснейшей местности, среди деревьев и кустов. Чтобы сделать его могилку еще красивее, мы соорудили вокруг нее изгородь из березовых столбиков. Могила сфотографирована. Проявим пленку и пришлем вам карточку.
Хайль Гитлер!
Днепропетровск, 18/IV 42 Дорогой товарищ К.!
Теперь, когда Вы сами здесь, Вы лучше поймете, почему я так старался как можно скорее закончить свою военную подготовку, почему так важны SA и пограничная служба во времена, когда каждый отвечает только за себя. Сегодня нужно, как работяге на стройке, самому искать себе работу и, найдя, хвататься за нее. Понимаю, что мирная работа нравится Вам больше, чем убийства, но если к человеку пришла убежденность, что он необходим для сохранения всего народа, то тогда и это ремесло выполняют с гордостью и отдачей. Каждый на своем посту, куда его направили. Я сейчас до конца апреля, а может, до середины мая нахожусь в зондеркоманде и могу спокойно назвать свое местонахождение, потому что это украинская тыловая область. Потом меня снова направят в войска на фронт, это прекрасно…
Ваш Эрнст Т.
Берлин, 18.10.42 … Большое спасибо, бабушка, что ты, несмотря на заботы о дедушке, нашла время поздравить меня с нашей свадьбой и с моим днем рождения… В следующем году это будет выглядеть по-другому. Я по-прежнему думаю, что с окончательным поражением под Сталинградом силы русских будут сломлены и в течение зимы они не придут в себя, чтобы следующей весной снова атаковать, как прошлым летом. Я все думаю о базирующейся на исторических ассоциациях дате — 16 ноября 1942 года. Следи внимательно! Считаем: берем первые два года войн 70-го, 14-го и 39-го годов и складываем их:
1870-1871 1914-1915 1939-1940
в получившемся числе складываем каждые две цифры попарно
37-41 38-29 38-79
10-05 11-11 16-11
количество единиц из получившейся даты прибавляем к первому году, чтобы получить окончательный год
что получаем:
10-05-1871 — мир во Франкфурте-на-Майне 11-11-1918 — Компьенское перемирие 16-11-1942 — что будет с нашим врагом —Россией?
Интересные расчеты, не правда ли? Если они не подтвердятся, не огорчайтесь. Наши храбрые солдаты и все задействованные в мобилизации внутренних сил народа специалисты и их помощники с каждым днем будут приближать нас к победе и каждый день, несмотря на зиму, лед и снег, несмотря на Рузвельта, Черчилля и Сталина, улучшать жизненные условия нашего народа, особенно нашего вермахта.
17.11.42 Дорогая, дорогая Ленхен!
Сегодня у меня есть минутка, потому что я снова сижу на передовой в блиндаже нашего отделения и, разумеется (надеюсь, так и будет продолжаться), ничего не делаю. Такого затишья, тьфу-тьфу-тьфу, у нас уже давно не было.
Вечером мы слушали отличную танцевальную музыку из Белграда, лежали на одеялах, в «камине» горели уже почти сгоревшие дрова, света больше нет, легкая дымка делала воздух непрозрачным — пахло табаком, тлеющими дровами и гренками, свет был погашен, оба товарища рядом со мной заснули один за другим, а я не спал и мечтал — разве это не прекрасно, мышонок?
13 ноября ездил в лазарет, который размещался рядом со складом, и навестил заодно нашего больного гриппом командира. Нашел маркитантские товары и приобрел все, что просил. На каждого получилось по бутылке сербского белого вина, полбутылки шампанского, трети бутылки рома, шестой части бутыли ликера, 394 (!) сигареты, кроме того — табак и сигары. Из мелочей —бумажные носовые платки, туалетная бумага, почтовые открытки, конверты и бумага для писем, открывалка для консервов, шапка-наушники, пятновыводитель, лезвия для безопасной бритвы. Все это обошлось мне в 44 марки и несколько пфеннигов.
… Пожалуйста, не посылай мне все, что тебе удается с таким трудом найти. Ешь и сама. Я ведь знаю, ты тоже сладкоежка. Нам тут теперь дают сладости, прежде всего леденцы и искусственный мед, но в последние дни давали столько вкусного, что ты сама скажешь: «Да, пожалуй, оставлю и себе что-нибудь». Целый ряд приятных событий говорит о том, что в районе крупного города о нас особенно заботятся: 12.11 каждый из нас получил плитку французского шоколада и еще три куска общим весом 350 граммов в качестве особого пайка. А вы к Рождеству получаете 125 грамм! Стыдно сказать, 14 ноября шоколад был уже съеден, а именно —я съел его частично с гренками, искусственным медом и маслом, которое мы теперь тоже часто получаем…
Целую, твой Вольфганг
Россия, 7.12.42 Моя дорогая, милая Паула!
Я тоже собрался написать тебе письмецо, дорогая Паула. У меня долго не было такой возможности, а сейчас опять появилась. Дорогая Паула, мы были окружены, но сейчас вырвались из окружения. Еды в последние дни было очень мало, приходилось экономить. Дорогая Паула, четыре и два дня назад я получил по килограммовой посылке, сердечное тебе спасибо за это, дорогая Паула, получить эти посылки было большой радостью, у нас не было еды — и тут пришли эти посылки, как дар небес, еще раз огромное спасибо. Пряники и хлебцы были очень вкусными, колбаса тоже. Дорогая Паула, через несколько дней Рождество, чудесный семейный праздник, а я снова не могу быть с тобой и детьми, надеюсь, скоро настанет день, когда я смогу навсегда остаться с тобой, дорогая Паула. Дорогая Паула, если можно, пришли мне еще чего-нибудь поесть…
Верный тебе и любящий тебя Йозеф
Восток, 7.01.43 Дорогой Хайни!
Горячие приветы с далекого Востока! Я пока здоров, в остальном — ничего хорошего. Надеюсь, что у тебя с мамой все иначе. Как провели Рождество и Новый год? После стольких лет военных походов встретить эти праздники на родине, должно быть, очень здорово. Хочу описать новости за последнюю неделю. Положение до сих пор не улучшилось. С 21 ноября мы окружены. Самое необходимое присылают самолетами, но многого не хватает. Вопреки ситуации Рождество получилось уютным, мы вчетвером очень по-домашнему — в землянке —встретили его. Была маленькая елка с самодельными украшениями. Мы смастерили для нее замечательную подставку, а еще ясли. Но в первый день Рождества, на рассвете, началось тяжелое наступление, которое длилось два дня… После этого была относительно спокойная неделя, но утром Нового года снова начались бои. (Новый год, кстати, мы отпраздновали хорошо, по крайней мере хоть раз наелись, что было для нас большой радостью, достали даже немножко шнапса.)
14.01.43 Моя любимая хорошая Кати!
Каждый день с нетерпением жду от тебя писем, но нет вообще никакой почты. Я очень беспокоюсь.
Не понимаю, почему мы должны участвовать в этой бойне, никто уже не верит в успех. Самое время, чтобы фюрер нам помог. Сейчас почти так же холодно, как было прошлой зимой. Да, Кати, если мы выберемся из этого ада здоровыми, то будем считать, что начинаем жить заново.
… Если так случится, что ты долго не будешь получать почты, постарайся не думать о плохом. Давай будем вместе надеяться на лучшее. Я могу быть всего лишь легко ранен, но у тебя не будет никаких известий и разъяснений…
Восточный фронт, весна 1944 Дорогая мама!
… Я понимаю, что ты сейчас тоже очень переживаешь. Но, дорогая мама, за Артура особо не волнуйся. Смотри: сначала мальчик пойдет на временную трудовую повинность, которая длится по крайней мере полгода. А кто знает, что будет через полгода? Мы же все надеемся, что этот год принесет развязку или по крайней мере что-нибудь, что положит конец войне. Надеюсь, Артур ничего здесь уже не застанет. Он при этом точно ничего не потеряет.
За меня, дорогая мама, тоже не беспокойся. В конце концов, человек заслуживает только смерти, и если она придет, тут уж ничего не поделаешь… Единственная забота — отпуск, а его нет. Рвешь на себе волосы, когда видишь, как другие уезжают в отпуск, а унтер-офицеров не пускают. Знаешь, все время говоришь себе: сначала отпуск — а потом хоть трава не расти…
Твой сын Герберт
Бад Мергентайм 12.3.45 Дорогой неизвестный солдат! Вы определенно будете очень удивлены, что к Вам обращается незнакомка. Совершенно случайно по дороге сюда я наткнулась на ваш адрес. Вот и позволила себе написать Вам эти строчки. Не сердитесь и примите от меня приветы. Видите ли, мне приятно, что я могу излить душу. Я не хочу совсем оставлять вас в неведении, не описав себя немного. Я —девушка из Гамбурга, эвакуирована сюда из Гамбурга, мне 19 лет, я из-за бомбежки стала бездомной. Может быть, мне повезет, и я получу от Вас, дорогой солдат, несколько строк. Привет от незнакомки Марты Г.
Надежда Савченко Я Ватник разная политота
Об этом здесь что-то мало говорят, а между тем уже развернулась настоящая компания.
Украина майдан америкосы сс европой заебали чтоб амеры сдохли на что они будут тратить деньги когда не будет страны песочница политика песочница политоты Я Ватник разная политота
Кто-нибудь вставьте транса вместо бабы, чтобы было по правде.
