Голые неко

Зеленский наступает

Похоже, что несколько месяцев назад внутриполитическую стратегию команды Зеленского начал определять Игорь Валерьевич Коломойский. Она обрела несвойственную ей прежде комплексность, целенаправленность, хаотичное метание прежних месяцев сменилось строгой и жёсткой работой по единому плану

Почему это не может быть какой-то нанятый грамотный политтехнолог, а должен быть именно Коломойский?

Во-первых, потому что на Украине не осталось грамотных политтехнологов, способных обеспечить выработку и реализацию подобного рода действенной стратегии. Иностранные же абсолютно не владеют местной ситуацией, применяемые ими стандартные схемы не дают в украинских условиях никакого эффекта. Иностранных технологов на Украине нанимали, чтобы через них завязать отношения и получить поддержку представляемого ими государства, а не в расчёте на некие глубокие откровения, поэтому всегда брали не лучших, а вхожих в правящие круги своих стран.

Во-вторых, если бы с командой начал работать грамотный политтехнолог, то он обязательно оказал бы влияние и на формирование внешнеполитической повестки, ибо стратегия разрабатывается комплексно. Но, как мы видим, внешняя политика Зеленского осталась столь же эклектичной, беспомощной и откровенно безграмотной, как была раньше. Даже речи его столь же глупы и туманны, как были прежде, даже, пожалуй, стали намного хуже, поскольку добавилось напыщенности.

Но как раз именно Коломойский никогда не отличался успехами на международном поприще. Он почему-то считал, что мир — одна большая Украина и там действуют те же законы (и, в отличие от своих коллег-олигархов, не желал прислушиваться к альтернативным суждениям специалистов). Поэтому его международные аферы, в отличие от внутриукраинских, всегда были провальными, неся Игорю Валерьевичу не только серьёзные финансовые, но и катастрофические политические потери. Именно своей внешнеполитической беспомощности Коломойский обязан тем, что на сегодня не может покинуть превращённую в пустырь Украину. Причём и здесь его безопасность условно гарантируется лишь эфемерным контролем над его же бывшим придворным шутом, под которого, в свою очередь, роют многочисленные заговорщики.

Зато Коломойский как никто понимает систему внутриукраинских взаимоотношений и взаимосвязей и виртуозно использует наличные механизмы влияния на внтуриукраинскую ситуацию. Главное же — он, в отличие от остальных украинских политиков и олигархов, умеет принимать ответственность на себя и добиваться цели, не стесняясь в методах. В то время как остальные представители политической элиты живут легендой о том, что надо-де лишь правильно довести свою позицию до американцев (при помощи «демократических СМИ» и контактов с западными политиками). Как только те поймут, как прекрасен конкретный олигарх в своей незамутнённости, они сразу же выдадут ему ярлык на княжение и запретят его обижать.

Это заблуждение, приводящее к добровольному отказу от собственной активности в пользу попытки стать «американским проектом», стоило Януковичу президентства. Да и не он один пострадал от безумного следования постулатам легенды о необходимости получения американского сертификата на любые политические действия на Украине.

На самом же деле американцы, конечно, радостно пользуются добровольным отказом украинских политиков от субъектности (добровольные рабы, конкурирующие друг с другом за похвалу хозяина, дешевле обходятся), но в тех случаях, когда по каким-то причинам побеждает не их креатура, а иной проамериканский политик, всегда примиряются с подобным положением дел. Фактически главное — прочно удерживать власть на Украине и декларировать готовность следовать в американском фарватере во внешней политике, и США будут довольны. Это на личном опыте методом проб и ошибок усвоил Коломойский.

Поэтому, в-третьих, Игорю Валерьевичу незачем нанимать очень дорогих, но безнадёжно непрофессиональных политтехнологов (хоть украинских, хоть зарубежных) для выполнения той работы, которую он сам выполнит на порядок лучше.

Коломойскому необходимо удержать и консолидировать власть, формально находящуюся в руках Зеленского, стабилизировать внутреннее положение на Украине, чтобы затем попытаться разменять остатки страны на свою личную индульгенцию. Не думаю, что у него получится — американцы всё равно обманут (даже если договорятся). Но, судя по действиям украинских властей, оценка Коломойским ситуации достаточно оптимистична.

Попытаемся по действиям Зеленского понять, на что рассчитывает Коломойский.

После довольно длительного затишья, наступившего по итогам домашнего ареста и исключения из активной политики Медведчука, люди Зеленского попытались вызвать Порошенко на допрос накануне его заранее запланированного отъезда за рубеж. Порошенко решил, что ему хотят сорвать переговоры с иностранными политиками, и быстро уехал, после чего СБУ обвинило его в государственной измене за торговлю углем с ДНР/ЛНР, через Россию в 2014-2015 гг. Теперь перед Порошенко дилемма: остаться на какое-то время за границей, выпадая из украинских политических процессов в наиболее острый период, либо же вернуться в страну, рискуя тем, что дело может не ограничится домашним арестом.

С тем же успехом СБУ может обвинить самого Зеленского в государственной измене за закупки электроэнергии в Белоруссии. Тем более что (как и Порошенко) Зеленский использовал служебное положение, чтобы оттеснить от посредничества в этой торговле людей Ахметова (компанию «Тет Групп») и завести на их место людей, имеющих выход на главу его офиса (компанию «Трейдэнергоресурс»). Для нас важны не гипотетические измены Зеленского и Порошенко, а именно последнее — попытка вытеснить Ахметова из энергетического бизнеса. Тем более что это не единственный ход, подрывающий позиции оппозиционного олигарха в энергетике. Прозеленсковские СБУ и «Нафтогаз» бьют тревогу, утверждая, что ситуация с запасами угля и газа настолько плоха, что не сегодня завтра могут начаться веерные отключения, коллапс остатков экономики и резкий всплеск социальной напряжённости. СБУ назвала ситуацию в энергетике вопросом государственной безопасности. А проахметовский премьер Шмыгаль заявляет: «всё хорошо, прекрасная маркиза» — газа полно (премьер заявил о 15 миллиардах кубов в газохранилищах), а угля каждый месяц завозится на 300 тыс. тонн больше, чем потребляется (2 млн., против 1,7 млн. тонн).

Кому верить? Думаю, что всем. Государственный газ действительно практически исчерпан, но в газохранилищах есть частный, который может быть конфискован в связи с чрезвычайной ситуацией. Вопрос только в том, кто конфискует этот газ: Зеленский, который обвинит Ахметова в том, что своей жадностью он довёл энергетику страны до ручки, или преемник Зеленского, который заявит, что страну довёл до ручки Зеленский своей некомпетентностью. Аналогичная ситуация с углём. Сейчас его действительно мало, но 2 млн тонн в течение месяца действительно могут завезти (в прошлом месяце завезли примерно такой объем). Вопрос только в том, кто припишет себе заслугу в спасении страны от замерзания: Ахметов или Зеленский. А припишет тот, в чьих руках будет реальная власть.

Поэтому сейчас Ахметов пытается в дополнение к своим финансовым и экономическим возможностям продвинуть свою марионетку (не важно, Порошенко, с которым он эффективно сотрудничал в ходе президентства Петра Алексеевича, или Разумкова, с которым будет работать ещё эффективнее) на место Зеленского. Зеленский же пытается в дополнение к находящимся у него в руках политическим рычагам изъять у Ахметова контроль над энергетикой Украины, получив в придачу к политической власти финансово-экономическую.

Зеленский, руководствуясь стратегическим планом Коломойского, активно наступает. Порошенко и Ахметов чувствуют всё более сильное давление. Ещё немного, и может начаться конфискация из собственности (СНБО легко введёт против них санкции).

На этом фоне порошенковско-ахметовская оборона выглядит совершенно несолидно. Они по славной украинской традиции сражаются с Зеленским в газетах и на телевидении, пытаясь убедить США, что Зеленский — плохой проамериканский коррупционер, а они будут хорошими. Удары они пытаются нанести по двум направлениям. Во-первых, нанятые социологи (недавно рисовавшие победные рейтинги Разумкову и его партии) теперь выводят на первые позиции в рейтингах Порошенко и «Европейскую солидарность». Народ, мол, не верит Зеленскому и хочет Порошенко назад даже сильнее, чем ещё вчера хотел на царство Разумкова.

Во-вторых, нанятые психиатры, не подтверждая, но и не отрицая увлечение Зеленского кокаином (напомню, что лет 15 назад такие же слухи распускали про Тимошенко, а теперь как-то забыли), заявляют, что он настолько выгорел эмоционально, а постоянные стрессы настолько подорвали его психическую устойчивость, что фактически страной управляет полусумасшедший инвалид.

Формально они создают информационные основания для досрочной отставки «по состоянию здоровья» (можно и после принудительного освидетельствования) и досрочных президентских выборов. Только ключевое слово здесь — «принудительно». А кто принуждать будет? Журналисты? Психиатры? Социологи? Так они завтра за мзду малую про самого Ахметова с Порошенко и Разумковым ещё и не такое напишут, ещё и не такие диагнозы поставят и ещё более впечатляющие рейтинги нарисуют.

Пока что Зеленский удачно смог конвертировать во внутреннюю политику свои встречи с западноевропейскими лидерами, руководством НАТО и телефонный разговор с Байденом. По версии офиса Зеленского, Запад продлил его ярлык и запретил обижать мальчика. На этом фоне разворачивается далеко не информационное наступление на активы Ахметова и Порошенко. Если Зеленский доведёт дело до конца и решение о конфискации будет принято, его оппонентам останется одно: попытка вооружённого свержения президента, который заявил о национализации собственности олигархов. Не факт, что она закончится успешно. Более того, не факт, что у них хватит смелости хотя бы начать.

Так что если до осени Ахметов в одни ворота переигрывал Зеленского (тогда борьба шла только на информационном поле), сегодня команда Зеленского под руководством Коломойского рвёт оппонентов как Тузик грелку. Впрочем, и они пока до логического завершения дело не довели, так что возможны разные интересные повороты.

Ростислав Ищенко

Cемья Порошенко объедает страну вдвое больше, чем семья Януковича.

Главный редактор журнала «Национальная оборона» Игорь Коротченко  поведал о просто фантастическом аппетите Петра Порошенко и его домочадцев.

По словам Коротченко, в месяц те столуются на сотни тысяч евро. Да ладно бы за свои, кровно заработанные (олигархи как-никак, люди не бедные), но нет — желудки набиваются за счет и без того худого госбюджета Украины.
«Голодомор: семья Порошенко съедает за три дня на спецкухне Службы госохраны Украины столько, сколько семья Януковича съедала за неделю», — написал Игорь Коротченко в среду.

 
А затем добавил: «Месяц продовольственного обеспечения семьи Порошенко обходится госбюджету Украины в 370 тысяч евро. Что они там поедают на такую сумму?»

 
«Две трети населения Украины лапу сосут, а Порошенко жирует, сволочь. За счет госбюджета. А ведь долларовый миллиардер».

 
Позже Коротченко еще раз уточнил: «Тут вот подсказывают товарищи, что Порошенко и его семья потребляют коллекционное спиртное, отсюда и расходы такие большие».
— Эта информация от неких источников, которые мониторят ситуацию на Украине и в курсе того, что там происходит, — прокомментировал  автор записей.

КП

Дата публикации: 30 Апрель 2015, 09:09

(с) http://news-front.info/2015/04/30/cemya-poroshenko-obedaet-stranu-vdvoe-bolshe-chem-semya-yanukovicha/

Народ и пропаганда

Социальные сети хороши тем, что позволяют в режиме реального времени оценивать уровень интеллектуального развития, восприятия действий властей (политики) и нравственные запросы среднего гражданина любой страны. Надо сказать, что этот уровень не радует. В эпоху полной безграмотности крепостного крестьянства средний интеллектуальный уровень практически не отличался от современного. При этом средний подданный Российской империи был значительно лояльнее по отношению к властям и значительно нравственнее, чем среднестатистический гражданин современной России. А надо отметить, что по сравнению с остальными странами мира Российской Федерации на уровень лояльности и нравственный уровень своего населения грех жаловаться.

Обращаю ваше внимание на то, что с крепостным крестьянством государственная пропаганда практически не работала. Для них не издавались специальные газеты, у них не было чатов в «Интернете», информация о событиях, случившихся за околицей родного села могла добираться до них месяцы и годы. Единственный «штатный пропагандист» — сельский священник, читающий воскресную проповедь. Однако сельские батюшки той поры, по отзывам современников, небогаты (то есть не могут себе позволить выписывать из столиц дорогие книги и периодику), слабо образованны, да и ораторы так себе (не цицероны). В основном они помогают крестьянству решать внезапно возникающие нестандартные бытовые проблемы, оберегают единство общины, политики же касаются лишь упоминая, что всякая власть от Бога, да зачитывая очередные царские манифесты. Если их и можно назвать пропагандистами, то весьма условно.

Фактически взаимоотношения между властью и народом строятся на базе многовековой традиции. Так, мол, было всегда, а иной жизни мы не знаем и управляться по-иному не умеем. Эта пасторальная идиллия периодически прерывается бунтами. Но бунт — свидетельство нарушения традиции представителем власти и отсутствия оперативной реакции центра на таковое нарушение. Поэтому по окраинам империи бунтов больше, и они мощнее. Именно там центральная власть слаба, местные начальники предоставлены фактически сами себе, народ по большей части свободный, пришлый, достаточно мобильный, чтобы быстро сменить место жительства, уйдя за тысячу вёрст.

Окраина — место не сложившейся традиции. Здесь живут люди, от традиции предков отказавшиеся (порвавшие с общиной), а новые правила общежития только вырабатывающие. Им сложно притираться друг к другу, и они склонны решать проблему силой. Но эти же люди, часто выступая против местного начальства, в целом хранят верность имперскому центру. Их слишком мало на зауральских просторах. Выживать среди диких племён и успешно с этими племенами взаимодействовать они могут только под защитой имперских полков.

В общем логика эпохи, своя в каждой отдельно взятой части империи, была настолько очевидна, а альтернатива существующим стихийно сложившимся порядкам настолько призрачна, что никакие усилия пропаганды не требовались. И власти, и народ интуитивно чувствовали необходимость взаимодействия, ограниченного определёнными рамками, выход за которые нёс угрозу всей системе и поэтому жестоко карался, независимо от того пытался ли «раздвинуть рамки» коррумпированный чиновник, «прогрессивный военный», насмотревшийся «французских свобод», но так ничего в них и не понявший, или излишне ретивый администратор, вводящий непонятные и обременительные для крестьян новшества и тем смущающий их умы. Власть так же ретиво карала «нарушителей конвенции» в своих рядах, как народ ловил и передавал властям «студентов» и прочих революционных агитаторов.

Однако со второй половины правления Александра II Российская империя, как и другие передовые державы того времени, ощутила резкую нехватку образованных кадров. Дворянских учебных заведений, выпускавших сотни подготовленных офицеров и десятки грамотных управленцев ежегодно, стало не хватать. Для новых заводов, для массового железнодорожного строительства, для промышленности в целом понадобились тысячи инженеров, и миллионы грамотных рабочих, способных прочитать чертёж и на его основании произвести нужную деталь.

Внедрение всеобщего начального, а затем среднего образования, начавшись при трёх последних императорах, завершилось окончательно уже после Великой Отечественной войны. Однако даже в последние десятилетия XIX века и в первые годы ХХ века состоялось массовое впрыскивание в активную политику миллионов образованных разночинцев. Получив образование и почувствовав себя ровней имперской элите, эти люди очень остро переживали ограниченность своих возможностей для политической карьеры.

Они и развернули антимонархическую пропаганду, которая, в конечном итоге, привела страну к революции.

Царизм момент упустил. С массовой революционной пропагандой он столкнулся неожиданно. Глушить её предпочитал запретами, механизмами контрпропаганды не владел. В результате к 1917 году правительство провисло. Даже высшие классы, долженствующие составлять его опору, были заражены революционными идеями. Царское правительство вчистую проиграло революционерам в сфере пропаганды.

При этом характерно, что новая разночинная революционная массовка, будучи значительно образованнее своих крепостных отцов и дедов, интеллектуально их не превосходила, даже была глупее, ибо страдала необоснованными амбициями, нравственно же и вовсе уступала на порядок, поскольку изначально практиковала террор как один из главных методов достижения своей цели. Не чурались они и откровенной лжи ради подрыва позиций правительства. Но образование — некий набор усвоенных ими знаний, делал их в глазах народа абсолютной ровней представителям правительства. Народ привыкший к тому, что образованный = государственный чиновник, столкнулся с парадоксальной ситуацией, когда антигосударственную пропаганду вели те самые образованные люди, которых народ привык считать представителями государства.

В сельской местности валу революционной пропаганды должны были противостоять становой пристав и сельский священник. Информационная технология ХVIII века столкнулась с технологией ХХ века. В этих условиях удивительно не то, что империя проиграла, а то, что она так долго продержалась, более полувека умудряясь противостоять революционерам практически на равных. Эту устойчивость империи можно объяснить традиционным укладом жизни крестьянской массы. Когда этот традиционный уклад был разрушен Первой мировой войной, на годы оторвавшей от домов, хозяйств и семей миллионы крестьян, тогда империя и рухнула.

Большевики информационными технологиями ХХ века владели прекрасно. Именно поэтому побеждали в пропагандистской борьбе всех своих врагов примерно до начала 1960-х годов. Но с этого момента они постепенно начали сдавать позиции. Кончилось это отступление распадом СССР. Причём советский режим в последние годы своего существования был в пропагандистском плане так же беспомощен, как монархия в последние годы империи. Так же как монархия не успела оценить взрывной потенциал доступных газет, помноженный на обученное грамоте население, руководители СССР недооценили потенциал электронных СМИ. В результате подавляющее большинство лидеров общественного мнения (режиссёров, артистов, телеведущих, авторов и продюсеров популярных программ), имеющих почти неограниченный доступ к электронным СМИ (на тот момент телевидению) оказались оппозиционными властям страны и использовали доставшуюся им трибуну, для того, чтобы нести эту оппозиционность в массы. Власть же оказалась уже достаточно слаба, чтобы не суметь ограничить оппозиционную пропаганду при помощи цензуры (мера паллиативная, но в качестве временной, до отработки собственного пропагандистского механизма, вполне подходящая), а также недостаточно компетентна для того, чтобы организовать эффективную контрпропаганду.

Как видим, власть стабильно проигрывает пропагандистское поле в тех случаях, когда не успевает вовремя заметить и верно оценить возможности новых информационных технологий, открывающие пропаганде доступ к девственно чистым умам населения, доселе ею не охваченного.

Проблема информационных технологий XXI века заключается в том, что, вопреки всей предыдущей традиции, расширявшей возможность доступа к информации, по мере расширения возможностей системы образования (грубо говоря, чтобы получить доступ к информации, необходимо было получить хотя бы первичные базовые знания), нынешняя система неограниченно расширяет доступ к информации на всё человечество, независимо от того, имеет ли конкретный индивид хотя бы начальное образование или обходится без него.

Чтобы вас опубликовали в газете надо было уметь грамотно изложить свои мысли, чтобы быть героем интернет-чатов не надо иметь не только знаний, но даже самих мыслей. Невзыскательной аудитории лучше всего продаются эмоции. Отсюда высокая популярность ток-шоу. Их очень сильно ругают, но ругают именно те люди, которые их смотрят. Тем, кто не смотрит, абсолютно всё равно есть эти шоу или их нет. Ругающие же относятся к ним как к наркотику. Наркоманы знают об опасности наркозависимости, часто даже понимают, что уничтожают сами себя, но не могут остановиться — организм требует дозу. Точно так же, люди, привыкшие получать от ток-шоу эмоциональный заряд (не важно позитивный или негативный) не могут без этого заряда, поэтому ругают, но смотрят.

Отсюда же высокая популярность теорий заговора. Ограниченный ум, не имеющий опыта работы с информацией, не обременённый образованием, всегда склонен считать непонятное опасным. Более того, такие люди, не обладая способностью отличить правду от лжи, уверены, что их все обманывают. Хоть, как вы понимаете, государству незачем тратить ресурсы на персональный обман какого-то Васи из Кривозавалищенска. Во-первых, от Васи ничего не зависит. Во-вторых, он просто неспособен к самостоятельным рациональным действиям. Государственная пропаганда его просто не учитывает. Она работает с лидерами общественного мнения, которые и должны привести Васю в адекватное состояние.

Но нынче мы сталкиваемся с парадоксальной ситуацией, когда не лидеры мнений формируют позицию Васи, а Вася оказывает критическое влияние на позиции лидеров мнений. Сторонники теорий заговора начинают плодиться во вполне авторитетной, образованной среде. Здесь, насколько я понимаю, действует фактор количества. Человек в интернете сталкивается с миллионами обезличенных Вась. Если бы он их знал лично, то их мнение его бы не волновало по причине их явной интеллектуальной убогости. Но в социальной сети это совсем необязательно заметно. Там принят собственный сленг (трудно определить истинную грамотность человека), в ходе дискуссии востребованы короткие афористичные высказывания, их истинность не важна. Доказательством служат многочисленные ссылки на «источники», адекватность которых не может быть проверена сходу. Таким образом, освоивший несложные методы интернет-дискуссии маргинал будет выглядеть убедительнее матёрого профессора. Более того, даже после того как профессор освоит те же методы, он не сможет превзойти маргинала, ибо опустится на его уровень. Это всё равно что пригласить шеф-повара пафосного ресторана обсудить меню обеда со стаей шимпанзе.

Ещё один момент — спрос. Миллионы Вась ставят лайки, создают аудиторию передач, пишут комментарии. А это всё деньги. Чем популярнее передача, тем больше в неё можно впихнуть более дорогой рекламы. Следовательно появляются целые телеканалы, радиостанции, интернет-ресурсы, ориентирующиеся исключительно на удовлетворение тяги маргинальных слоёв к загадочному. Чушь легализуется в глазах населения, привыкшего к тому, что центральные СМИ обязаны выдерживать определённый стандарт. Между тем, конкуренция всё настойчивее подталкивает СМИ к тому, чтобы жертвовать стандартом ради популярности.

В результате несмотря на то, что современное российское государство обладает достаточно мощной и хорошо отлаженной системой пропаганды и контрпропаганды, мы всё чаще сталкиваемся с тем, что система начинает работать вхолостую, а люди, обязанные защищать позицию правительства, незаметно для самих себя начинают её оспаривать, потому, что «так все говорят». Мы только втягиваемся в очередной информационный кризис, когда старые методы пропаганды прекращают работать, а новые только предстоит выработать. У нас есть время, для того чтобы заняться этим вопросом и не допустить очередного провала государственной пропагандистской машины, сходного с теми, что потрясли Российскую империю и Советский Союз в начале и в конце ХХ века соответственно.

Но для этого необходимо прежде всего понять, каким образом происходит насыщение информационного пространства, каким образом определяется (в данный момент стихийно) актуальность и востребованность некой информации, и научиться пользоваться этим механизмом для насыщения пространства правильной информацией и блокирования распространения неправильной.

И последнее. В современных социальных сетях очень не любят слово пропаганда. Обозвавший оппонента пропагандистом сразу чувствует себя победителем в споре. На самом деле в пропаганде нет ничего плохого. Более того, в настоящее время любой из нас пропагандист. Независимо от того, участвуем ли мы в телепередаче, пишем ли длинную статью для какого-нибудь сайта или короткий комментарий из пары междометий, мы отстаиваем свою точку зрения — пропагандируем её, пытаемся убедить массы в её верности. Ровным счётом то же самое делает и власть, и оппозиция. Овладение же новейшими, наиболее эффективными информационными (пропагандистскими) технологиями, лишь облегчает нам доступ к умам и сердцам сограждан.

Ростислав Ищенко

Россия и постсоветское пространство

Коренные великорусские территории (историческая Россия) являлись точкой сборки (политическим, экономическим и логистическим центром) для досоветской Российской империи, советской империи (СССР) и сейчас являются таким же потенциальным центром для империи постсоветской

Это понимают в России, это понимают геополитические конкуренты России, это понимают и на постсоветском пространстве. Но выводы из этого понимания в Москве делают одни, а в окрестностях другие, зачастую диаметрально противоположные.

Исторически сложилось так, что в Российской империи, а позднее в СССР господствовало патерналистское отношение к покорённым и миром присоединённым народам. Их оберегали, холили, лелеяли, развивали и старались не слишком обременять, все неприятные обязанности, начиная с базовых экономических повинностей — от крепости земле до закрепления за заводами, от «великих строек» (начиная с Санкт-Петербурга и Воронежских верфей) до обязанности нести военную службу, — возлагая на коренное русское православное население. При СССР «позитивной дискриминации» имперского центра даже пытались дать научное обоснование: декларируя первоочерёдность борьбы с «русским великодержавным шовинизмом», местные «буржуазные национализмы» просто пытались подкупать за счёт перераспределения общеимперского ресурса в их пользу.

В результате на окраинах империи, как у автохтонного населения, так и у русских переселенцев, создававших там современную промышленность, развивавших науку и культуру, создалось устойчивое (на уровне инстинкта) мнение, что Россия всем должна.

Причём Россия осталась «должна» даже после того, как все окраины стали абсолютно суверенными и независимыми.

В единой империи перераспределение общего ресурса от центра к окраинам имело некоторый смысл. Даже если уйти от советской идеологизации этого процесса, следует иметь в виду, что Россия присоединяла территории не потому, что ей было мало своих, и не с целью облагодетельствовать местные народы, а решая проблемы национальной безопасности.

Юг России (Новороссия), Крым, Поволжье, Урал, Восточная Сибирь, Северный и Центральный Казахстан и далее, вплоть до Забайкалья и Приамурья были присоединены в ходе борьбы с опасностью нападений кочевых народов. Понятно, что уже с XVII-XVIII веков никто не опасался повторения нашествия Батыя, но беспокоящие грабительские налёты также не доставляли удовольствия, а линии крепостей и засечные черты были далеко не всегда эффективны.

Более-менее крупная ватага (в три-пять тысяч человек) их легко преодолевала. Учитывая огромность просторов Евразии и протяжённость границ, никакой армии не хватило бы для их надёжного прикрытия. Империи было необходимо выйти на естественные (легко контролируемые и защитные) границы по морским берегам, полноводным рекам и горным хребтам. Это и происходило в ходе движения на Восток, к тихоокеанскому побережью.

Но сибирские просторы были малонаселёнными. По этой причине они легко покорялись малочисленными казачьими ватагами, но затем возникала проблема контроля и удержания покорённых земель. В отличие от Западной Европы, которая уже с XII века исправно выбрасывала излишки населения то на Ближний Восток (в крестовые походы), то в Африку и Азию (испанские и португальские экспедиции, начиная с XIV-XV веков), то в обе Америки (вся Европа с конца XV века), Россия была страной малонаселённой (даже при Екатерине II она по численности населения уступала Австрийской империи, Франции, Испании, была сопоставима с Великобританией и Пруссией).

Российской империи было не под силу послать огромные массы населения на освоение бесконечных просторов за Уралом. Отсюда возникала необходимость бережного отношения к проживавшим на месте народам. Такое отношение обеспечивало империи контроль территории местным лояльным имперскому центру, населением. Поэтому российская колонизация несла народам Сибири и Дальнего Востока серьёзные бонусы, вроде стабильности, безопасности, улучшения логистики, развития промышленности и торговли, но никак не посягала на их права, интересы, особенности культуры и быта.

Аналогичным образом, в Среднюю Азию и Закавказье (с довольно многочисленным населением, древними культурами, устойчивой государственной традицией) Россия пришла, когда в результате резкого ослабления Турции и Ирана, а также установления полного доминирования Великобритании в Индии, возникла опасность прорыва британцев в оба региона. Геополитический враг мог выйти в стратегически важные регионы имперского пограничья, откуда он получал возможность контролировать критически важные Черноморский и Каспийский регионы, Южное Поволжье и Южный Урал. Окопавшись в Закавказье и в Средней Азии Британия могла легко разорвать связь европейской части России с Дальним Востоком.

Имея перед собой сильного врага (Британию) претендующую на контроль над стратегически важными регионами российского пограничья, Россия была вынуждена включать эти провинции в свой состав, ибо не могла надёжно контролировать их издалека даже в статусе протекторатов. В то же время, империя традиционно не имела достаточного количества свободных войск и чиновников, чтобы контролировать нелояльные регионы в условиях внешнего давления. Лояльность местного населения становилась для Санкт-Петербурга принципиальным вопросом. Имея позитивный опыт решения подобной проблемы на просторах Сибири, империя перенесла те же методы в Среднюю Азию и Закавказье.

Наконец, уже в советскую эпоху, СССР также было трудно поддерживать порядок на национальных окраинах, да ещё и внедрять там коммунистическое мировоззрение в далёких от марксовых идей обществах, без обеспечения лояльности местного населения. Единственное, чем большевики дополнили патерналистскую политику царизма, они обосновали её идеологически и распространили с азиатских просторов также и на созданные ими европейские советские республики. В результате, метод «позитивной дискриминации» великороссов, который был почти незаметен, пока царское правительство применяло его в Азии, стал активно применяться на русских территориях новообразованных Украины и Белоруссии (малороссы и белорусы были объявлены отдельными, тоже ранее угнетёнными, народами). Затем, в 1939-40 году этот же метод был распространён на присоединённые к СССР территории Молдавии, Прибалтики, Галиции, Волыни, Буковины и Закарпатской Украины.

Таким образом, все будущие независимые народы имперских окраин, получили от СССР не только национальную государственность, но и политическую традицию, согласно которой имперский центр компенсировал национальным окраинам недостаток ресурсов для динамичного развития их промышленности, а также финансировал развитие национальных языков и культур. Патерналистское отношение империи к покорённым народам, имевшее взаимовыгодный характер до 1917 года, к концу 1930-х годов (а в европейкой части и Закавказье уже в начале 1920 годов) превратилось в идеологически обоснованную, но в большинстве случаев не имевшую практического политического смысла, эксплуатацию окраинами имперского центра.

При этом факт эксплуатации, несомненный, выпуклый в эксплуатируемых метрополией колониях Запада, в данном случае (когда эксплуатируемой оказывалась метрополия) не акцентировался. Наоборот, акцент делался на «братстве народов» и высшей справедливости, предполагавшей помощь развитых развивающимся. С течением времени «помощь», которая в своём классическом виде ограничена временем и проектом, превратилась в привычную традиционную дань. Поскольку перераспределение ресурсов происходило в имперском центре, окраинные элиты прекратили соотносить результаты своего хозяйствования с уровнем жизни народа подведомственных территорий. У них появилось некое божество — Москва, у которого есть всё, но даёт оно не всем, а только тем, кто научился правильно ресурсы «выбивать».

Центр представлялся огромной кладовой, в которую ничего не надо класть, но из которой можно черпать всегда и немеряно. Когда национальные элиты обрели независимость, они, в большинстве своём также отнеслись к полученному советскому наследству. Это теперь была их личная кладовая, из которой они могли черпать полной чашей, ни на кого не оглядываясь. Поэтому в большинстве стран, кроме Казахстана, Азербайджана и, частично, Узбекистана, национальная экономика начала бодро разворовываться. Причём, чем активнее местные элиты разворовывали наследие империи, чем больше претензий они предъявляли Москве, как бывшему имперскому центру.

В их представлениях, независимость заключалась в том, что обнулились их обязательства перед Москвой, а обязательства России перед ними не только сохранились, но и выросли, в соответствии с их аппетитами. Казахстан, Азербайджан и Узбекистан, опираясь на значительные запасы энергоносителей, с разной степенью успешности строили национальную экономику. Абсолютно успешным оказался только Казахстан, относительного успеха достиг Азербайджан который сохраняет низкий уровень диверсификации экономики и высокую зависимость её от цен на энергоносители. Узбекистан после Каримова делает попытку начать всё с начала. Но эти три государства отличались от остальных (даже от вступивших в НАТО и ЕС республик Прибалтики) тем, что пытались именно взаимодействовать с имперским центром, выстраивая некую модель взаимовыгодных отношений. Остальные пытались убедить Москву взять их на содержание.

Когда в 90-е Россия шла на серьёзные экономические уступки, по причине своей геополитической слабости, это воспринималось как нечто естественное, ведь национальные элиты привыкли, что центр должен удовлетворять их пожелания и обеспечивать их нужды. По мере усиления России, условия ресурсной подкормки окраинных режимов стали ужесточаться. Москва стала требовать политической лояльности, а также ответных экономических шагов, предполагавших не только доступ окраинных государств на рынки центра, но и ответный допуск российского капитала к интересным для него местным проектам.

Тут-то местные элиты и впали в состояние когнитивного диссонанса. С какой стати Москва, всегда безропотно удовлетворявшая их пожелания, начала что-то требовать? Русские решили присвоить сокровища пещеры Алибабы, которые им доверили справедливо распределять. Все ведь знают, что московская ресурсная кладовая — общая, из неё каждый должен иметь свою долю, причём совершенно бесплатно. По какому праву «агрессивная Россия» выдвигает «прогрессивным» лимитрофам какие-то условия? Небось хочет Советский Союз восстановить?

Сколько в Москве ни пытались объяснить, что доступ к российским богатствам можно получить только на основе взаимности, что Россия не собирается никого эксплуатировать, но и платить дань национальным окраинам больше не намерена (ибо не за что), ни элиты, ни народы (включая местных окраинных русских) убедить не удалось.

Они видят себя детьми, спрятавшимися от взрослых и шалящими вовсю, но твёрдо знающими, что обед должен быть по расписанию. Когда же им сообщают, что они уже большие мальчики и девочки, вполне совершеннолетние, с паспортом, некоторые даже в другую семью ушли (а кое-кто и на панель подался), что самостоятельная жизнь предполагает не только доступ к ранее запретным удовольствиям (вроде суверенной внешней политики и собственных вооружённых сил), но и самостоятельное приготовление обеда, выясняется, что они не умеют.

Россия соглашается пойти навстречу, предлагает интеграционные механизмы, которые позволят умеющим русским, развивать экономики не умеющих.

«Нет, — говорят, лимитрофы, — вы хотите украсть наше достояние». И тут же бесплатно отдают «достояние» вороватым американцам или европейцам, продолжая требовать от России финансовой, экономической, дипломатической, военной помощи, обеспечения приоритетного (даже по отношению к российскому производителю) доступа на российский рынок, снижения цен на необходимое лимитрофам сырьё, повышения цен на их продукцию и услуги. Потому, что «нам так надо, мы же должны на чём-то зарабатывать».

Если Россия не согласна с такой постановкой вопроса, то она «бросила», «не пришла», «будет наказана» за свою «чёрствость», «развалится», «стала нерусской», только лимитрофы остались «русскими со знаком качества».

Все эти требования и обиды абсурдны. Независимые суверенные страны, сами выстраивают свою политику, на основе избранных приоритетов и сами же несут за неё ответственность. Но даже в России, и не только среди обычных граждан, но и в среде политической элиты, экспертов, журналистов, достаточно широко распространено мнение, что Россия несёт перед своими окраинами такую же ответственность, как Москва несла при СССР (значительно большую, чем нёс Санкт-Петербург в эпоху Российской империи). Россия «виновата» в том, что в Таджикистане была гражданская война, в том, что украинские власти дотанцевались до установления в стране нацистского режима, а белорусские пляшут в том же направлении, что Армения воюет с Азербайджаном за Карабах, что Молдавия десятилетиями перманентно нестабильна. Во всём «виновата» Россия.

Если вслушаться в мотивировку, то мы поймём, что все, винящие Россию (независимо, российские ли это граждане или счастливые обладатели паспортов новых «прогрессивных» государств) подсознательно рассматривают Москву, как союзный центр, который обязан поддерживать морально и материально, наводить порядок и т.д. Местные же элиты видят себя заказчиком предоплаченных услуг, когда необходимо лишь позвонить и сообщить, когда и что именно тебе надо доставить.

Есть мнение, что Россия должна всюду вмешиваться, расставлять своих людей, назначать свои правительства, везде держать гарнизоны, свергать плохих президентов, в рамках борьбы с Западом. Мол, если не мы, то враги расставят ракеты везде где нас нет. Но никто из сторонников этой теории не задаётся вопросом, почему за почти тридцать лет, при полной готовности некоторых стран (Грузии, Украины, Прибалтики) хоть в каждом сарае у себя по американской ядерной ракете поставить, ничего там так и не появилось.

Методы защиты своей территории серьёзно изменились не только с XVIII-XIX, но даже с ХХ века. Контроль периферии давно осуществляется дистанционно. Да, и сейчас для России важно присутствие в Средней Азии, Закавказье, в Прибалтике, Новороссии и Западном крае. Только совсем не обязательно теперь присоединять провинции к империи.

Англичан тоже давно нет в Индии, а американцы даже несчастное Пуэрто-Рико отказываются в свой состав принимать. И с Филиппин они ушли (даже базы вывели). Но это не мешает им осуществлять контроль над акваторией Тихого океана. И Китай, оспаривающий у США этот контроль, претендует не столько на территории, сколько на морские просторы, острова под базы китайцы сами готовы насыпать прямо в море.

Россия усиливается и возвращается в традиционные свои сферы жизненных интересов. Она там встречается с иностранным влиянием, чаще всего дополненным русофобской ориентацией местных элит, и начинает упорную борьбу за восстановление своих позиций. Но не за завоевание, а за контроль. Россия может разгромить любую армию мира и уничтожить любое государство, но осуществлять силовой, военный контроль над огромными просторами (от Брест-Литовска до Монголии) с населением, в совокупности превосходящим население самой России, она не в состоянии. Это значит надорваться быстрее и эффективнее, чем надорвались США.

Заходить на эти территории на тех же условиях, что заходила Российская империя, а затем обосновывался СССР невозможно, более того вредно. Граждане России не поймут, с какой стати их опять облагают данью в пользу вчерашних суверенных «братьев».

Россия движется по пути установления экономического контроля над имперскими окраинами. Позиция Москвы заключается в том, что сотрудничество должно быть взаимовыгодным, но оно ни в коем случае не должно ухудшать позицию российского производителя, желательно, чтобы улучшало.

Москва не против политической интеграции и может рассмотреть вопрос о возвращении каких-то территорий в состав России. Но только после того, как произойдёт отработка, полная адаптация и подтверждение эффективности взаимодействия политических и экономических механизмов, а народ, населяющий соответствующую территорию решит, что в составе России ему лучше, чем в одиночном (хоть и суверенном) плавании.

Время играет на Россию. Уже не только на постсоветском пространстве, но и за его пределами, многие осознают, что чем более тесного экономического и политического сотрудничества с Москвой вы добились, тем прочнее ваше положение в современном мире. И наоборот, сделавшие ставку на русофобию, быстро рассыпаются как экономически, так и политически, их общества теряют структурность, а народы внезапно видят себя на грани вымирания.

Когда-то в постсоветских государствах было модно не только «вступать в ЕС», но и говорить, что если бы США приняли, то соответствующая только получившая независимость республика вступила бы в них, хоть одним штатом, хоть по областям, даже статус Пуэрто-Рико казался пределом мечтаний (ведь у них с США общее гражданство, валюта и оборона).

Сейчас восторги поумерились. Логично, что этому предшествовала утрата Западом своих экономических позиций. Постсоветские люди поняли, что кисельные реки с молочными берегами их там не ждут. Осталось понять, что благополучие можно создать только работая у себя и для себя, и что материальные интересы у нас, граждан осколков империи, общие, и у многих появится желание хоть чучелом, хоть тушкой вернуться в состав России.

Устойчивой, однако, бывает лишь система, построенная на прагматических интересах. Выгода должна быть обоюдной (хотя бы как при присоединении Сибири и Дальнего Востока) и обязательства должны быть обоюдными. Люди ради численности и земли ради просторов не приобретение, а обременение. России нужны ответственные граждане, а не инфантильные потребители ресурсов. Объединение на идеологической основе («мы все русские», «мы все советские», «мы братья» и т.д.) неустойчиво потому, что в «братство» каждый вкладывает свой смысл. Не успеешь объединиться, как «брат», не желающий Крым признать (ибо не его), требует скидки на энергоносители (потому что братство).

Братство хорошо в праздник. Например, 9 Мая братья носят георгиевские ленточки, а небратья любые другие символы. В обычные же дни горе и радость лучше делить не по-братски, а по-справедливости. А ещё лучше, как положено суверенным государствам, в соответствии с ранее заключёнными и вступившими в законную силу договорами и соглашениями.

Ну а тем, кто хочет, чтобы у него было как в России, надо добиться вхождения в Россию (убедить российский народ, что такое объединение ему выгодно), и всё будет как у всех остальных русских, кем бы они ни были по национальности.

Ростислав Ищенко

Если бы Гитлер был лапочкой

Некоторые мои читатели обижаются, когда я говорю, что, с моей точки зрения (которую, я, кстати, просто излагаю, никому не навязывая) Ленин является великим (возможно даже величайшим) политтехнологом.

Просто, в годы его активной деятельности и десятилетия спустя, не существовал термин «политтехнолог», поэтому последователи называли его великим революционером и вождём пролетариата. Впрочем, некоторые люди предпочитают видеть в Ленине философа (хоть я, честно говоря, не наблюдаю в его трудах какой-то свежей самостоятельной философской идеи). Они почему-то думают, что быть философом почётнее, чем политтехнологом. Хоть на самом деле почётно быть профессионалом, и нет большего почёта, чем признание уникальным профессионалом (заменить которого невозможно).

Так вот Ленин, именно в качестве великого (даже уникального) политтехнолога, определяя признаки революционной ситуации, указал раскол элит, как признак жизненно необходимый. Единая сплочённая элита всегда, в любых условиях, способна похоронить любую революцию вместе с революционерами. Более того, не как философ-теоретик, а именно как политтехнолог-практик, Ленин сумел воспользоваться этим своим знанием, и 7 ноября 1917 года, когда российская элита, свергшая монархию Романовых, преодолевала свой раскол (даже Великие князья красные банты носили), организовал большевистский переворот и сумел придать ему характер революции.

Он сумел проскочить даже не в окно, не в форточку, а в замочную скважину возможностей. Фраза о том, что «сегодня рано, а завтра поздно» довольно точно описывает сложившуюся к осени 1917 года ситуацию. Ещё летом эйфория от свержения тысячелетней монархии была слишком велика, а Временное правительство сохраняло довольно серьёзный кредит доверия. К осени элиты уже согласились с тем, что стране для выхода из кризиса необходима диктатура, спор шёл лишь о личности диктатора. Корнилов вроде бы подходил, но его обманул Керенский, сам метивший в диктаторы. Керенский хотел, и власть вроде бы была в его руках, но оказался неспособен эту власть применить. К зиме элиты точно бы договорились, и новообретённый диктатор железной рукой задавил бы всякие попытки «углубления революции».

Шанс на успешный переворот у большевиков сохранялся в течение считанных недель, если не дней. Именно в эти критические дни, несмотря на серьёзное сопротивление собственных однопартийцев, Ленин и уложился. Более того, после переворота у него не было ни одного шанса удержать власть, а уж тем более провести революционные преобразования. Но он сумел и этот вопрос решить, воспользовавшись невынужденными ошибками своих оппонентов.

В целом события конца 1917 – конца 1920 года принесли России и её народам множество проблем, от последствий которых страна до сих не вполне оправилась, но в школьных учебниках их надо изучать именно как пример чисто технологической организации событий, которые, исходя из логики исторического процесса, не просто не должны были – не могли произойти.

Прежде всего, достижению успеха препятствовал уровень развития информационных технологий. Без компьютеров, социальных сетей, без интернета, без возможности доставки информации сотням миллионам пользователей в режиме реального времени, обеспечить сплочение десятков миллионов человек вокруг непонятных и в целом чуждых им идей (и рабочие, и крестьяне хотели повышения уровня жизни, а вовсе не мировой революции) было практически невозможно. Но он сумел. И этому надо учиться.

Учиться хотя бы потому, что в отличие от Ленина, который был вынужден действовать в условиях полной неизвестности (никто не описал этапы строительства большевистского государства, тем более в стране, с нерешёнными задачами буржуазной революции) и неспособности молниеносного информационного реагирования (из-за неразвитости информационных технологий), мы, обладая всеми возможностями сделать правильные выводы из своего собственного опыта, зачатую упорно топчемся по одним и тем же граблям.

Когда-то, то ли в конце 2014 года, то ли в начале 2015 года я беседовал с одним коллегой, излишне радикально делившим русских людей на овнов и козлищ по месту проживания (даже не рождения). Находясь под впечатлением от войны в Донбассе, он заявлял, что «хохлы все предатели и вообще не русские», а вот белорусы – настоящие русские люди. Я ему ответил, что по моим сведениям, Лукашенко уже не менее десяти лет (на тот момент) выращивает своих националистов, идя по пути Януковича и, что скоро (как только прозападный крен «бацьки» станет очевидным) «предателями», в понимании «патриотов» станут и белорусы. Мотивация будет та же – «сами выбирали» и «почему не свергли?»

Кстати (в виде лирического отступления), хочу обратить внимание уважаемой аудитории, что утверждение «украинцы (белорусы) и т.д. – все предатели» требует идентификации этих самых украинцев, белорусов и т.д. Если по национальности предков (которая вписывалась в паспорт при СССР достаточно произвольно), то миллионы граждан Российской Федерации, проживающих на её территории с деда-прадеда (а некоторые и веками), должны быть ущемлены в правах, как «предатели» по факту рождения. Не буду ссылаться на то, что это попахивает фашизмом (или, если кому-то больше нравится, нацизмом), но это безусловно нанесёт ущерб интересам безопасности России, так как сделает значительную часть её лояльных граждан социально неполноценными, что вызовет естественное сопротивление.

Есть вариант определять в нерусские-инородцы по месту рождения. Опять-таки, не буду указывать на массу русских, которых (или чьих родителей) в союзные республики послало государство, а, например, Крым, Новороссию и некоторые другие территории, вообще просто подарило, вместе с их русским населением. В конце концов, сторонники теории «инородчества» части русских утверждают, что «истинные русские» просто обязаны были в момент распада Союза переехать в Россию. Не знаю, правда, что было бы с Крымом, если бы все «истинные русские» оттуда переехали в Россию в 1992 году, но уверен, что если бы десятки миллионов русских из-за пределов Российской Федерации одномоментно (в течение 2-3 лет) в начале 90-х решили перебраться в Россию, то такого государства бы уже не было – оно бы просто не выдержало социального напряжения.

Но помимо абстрактной проблемы зарубежных русских, которые «вовремя не переехали», есть вполне конкретная проблема российской политики. Если принять за истину, что все русские, живущие за пределами РФ, суть инородцы, никогда русскими не бывшие, то окажется, что украинские и белорусские националисты правы, когда утверждают, что их территории были захвачены Россией, а народы всю жизнь боролись за независимость. Ведь именно на том, что украинцы и белорусы – не русские, они и выстраивают все обоснования своего «права» на независимость и своей «многовековой ущемлённости». Следовательно, если мы считаем, что в административных границах УССР жили не русские, а украинцы, никогда русскими даже не бывшие, то эти украинцы – никакие не предатели, а борцы за светлое будущее своего народа и никакие претензии им предъявить нельзя. Они просто не могут обижать русских, поскольку за пределами РФ русских нет, а на Украине живут только украинцы, даже если они только вчера из Архангельска или из Калуги приехали, ибо «зачем уезжали из России?»

Изложенным выше я стремлюсь показать, что любая точка зрения может иметь серьёзные политические последствия, не всегда очевидные для того, кто эту точку зрения высказывает. Не случайно русская пословица объясняет, как дурак может расшибить лоб, занимаясь исключительно богоугодным делом. При этом нельзя отрицать, что на Украине, а в последние годы и в Белоруссии есть достаточно большое количество людей, отрекшихся от русского имени. Причём, если одни сделали это из конъюнктурных соображений и могут (по этой же причине) вернуться в русскость, есть и другие – достаточно большое количество людей, считающих себя украинцами (а теперь уже и белорусами) совершенно искренне. Впрочем, будучи русскоязычными и русскокультурными, они тоже обратимы, хоть и не без труда. Даже среди галичан, которые были оторваны от Руси шестьсот лет и давно уже стали иноязычными, инокультурными и иноверными, сохранились (пусть и в меньшем количестве) люди, сберёгшие свою русскую идентичность. Так что даже в этом случае нельзя грести всех под одну гребёнку.

Логичным будет вопрос (его, кстати, часто задают): как же получается, что русские люди так быстро, в считанные годы, стали враждебными России и почему они не свергают русофобские режимы? Я, конечно, мог бы вспомнить, как долго воевали тверичи с москвичами, рязанцы с владимирцами, а все вместе с новгородцами. Или о том, как в 90-е годы уже почти были созданы Уральская республика, Сибирская республика, Поморская республика, как заявляли себя отдельным этносом некоторые казаческие движения. Но дело в том, что патриоты у нас не хуже либералов научились говорить «Это другое!» Поэтому раз нам достался труп Украины, давайте будем препарировать его. Со стороны наблюдать интереснее и самолюбие не задевает.

С 2014 года Украина постоянно находится на ведущих позициях в новостном рейтинге. Так что россияне волей неволей посвящены в перипетии её внутриполитической жизни. Все помнят с какой помпой год назад избирали Зеленского. Так называемые «пророссийские» украинцы бились в экстазе, убеждая всех, что в ближайшие же недели или месяцы этот славный парень изменит всю жизнь к лучшему. Главные предполагавшиеся изменения: прекращение гонений на православную церковь, прекращение войны в Донбассе, ослабление (хотя бы до уровня позднего Януковича) гонений на русский язык и культуру, а также общее улучшение социально-экономической ситуации в стране. Многие непророссийские украинцы тоже голосовали за Зеленского. Их ожидания перемен были скромнее: прекращение войны (но не любой ценой) и повышение уровня жизни, желательно с параллельным ускорением пресловутой «евроинтеграции».

Как видим, большая часть пожеланий электората Зеленского совпадала, а остальные не слишком друг другу противоречили. Казалось бы можно найти компромисс и, выполнив большую часть пожеланий избирателей, остаться их кумиром.

Мы, однако, предупреждали наших прекраснодушных товарищей, что Зеленский никаких своих обещаний выполнять не будет. Порошенко сам был бандитом-олигархом, а Зеленский был ставленником ещё более опасного бандита-олигарха Коломойского. И решать он должен был проблемы Коломойского. Наши уважаемые коллеги справедливо указывали, что в рамках украинской политической традиции он может спокойно предать Коломойского после выборов. Это правда, но почему они решили, что Зеленский от Коломойского пойдёт к ним, а не к другим олигархам?

После прихода к власти Зеленского чуть легче дышать стало только УПЦ (МП), но почему? Разве Зеленский отказался от государственного вмешательства в церковные дела, объявил порошенковский поход за томосом неконституционной затеей? Нет. Он, будучи в принципе человеком нерелегиозным, устранился от церковных вопросов. Поскольку же захваты храмов и третирование священников УПЦ (МП) происходили под жёстким давлением из Администрации президента, как только давление прекратилось, местные власти (которые зачастую сами являются прихожанами УПЦ/МП/) перестали активничать. В тех же областях и районах, где местная власть убеждённо поддерживает порошенковский псевдоцерковный новодел давление не снизилось, и захваты храмов продолжаются.

В остальных случаях Зеленский тоже просто ни во что не стал вмешиваться. Но заинтересованных в тотальной украинизации, в продолжении войны в Донбассе на политическом олимпе Киева слишком много, для того чтобы только из-за пассивности президента проблема сама собой рассосалась. Не рассосалась даже церковная. Поэтому никаких подвижек и не произошло. Подчеркну, Зеленский не инициировал ни войну, ни украинизацию, ни церковный раскол. Он просто не стал ничего менять.

Но ведь не Порошенко придумал церковный раскол, а Кравчук, не Порошенко начал войну, а Турчинов, не Порошенко запустил украинизацию, а ещё Кучма, ну а Ющенко придал ей дополнительное ускорение (на церковной ниве Виктор Андреевич тоже постарался, регулярно отправляя делегации в Константинополь с просьбой о томосе). Как видим, предшественник Зеленского тоже ничего не придумал сам, просто не стал ничего менять.

Вопрос почему? Почему два таких разных человека, как Порошенко и Зеленский, дававшие в ходе избирательной кампании схожие обещания, и получив под эти обещания безоговорочную поддержку электората, ничего не стали менять? Очень просто, они знали, что главное требование избирателей – повышение уровня жизни. Можно остановить войну, можно ослабить украинизацию, при этом недовольны будут и «пророссийские» и «проукраинские» избиратели. Для одних изменения будут слишком радикальны, для других недостаточно радикальны. Реальную поддержку можно сохранить только в том случае, если начнёт пусть медленно, но ощутимо расти уровень жизни. В этом случае невыполнение остальных обещаний простят. Но ни Порошенко, ни Зеленский не могли обеспечить рост уровня жизни. Для этого Украина давно уже не обладает необходимыми ресурсами. Так зачем напрягаться по второстепенным вопросам, если в главном ты всё равно не можешь соответствовать требованиям избирателей?

Точно так же, в своё время, оранжевый электорат после первого майдана отвернулся от Ющенко. Виктор Андреевич полностью выполнил программу националистов, с которой выходил на майдан. Он придал дополнительное ускорение украинизации. Бывшая до него ползучей, неафишируемой, она стала основой государственной культурной и образовательной политики. Он сделал русофобию основой внешней политики, а голодомор основой внутренней. Он глорифицировал УПА, сделал героями Украины Бандеру и Шухевича, начал продвигать мак в виде символа победы, при нём стали открыто воспевать ССовцев дивизии «Галиция», что раньше было некомильфо. Но избиратель от него отвернулся. Отвернулся потому, что эта внешняя мишура интересовала узкий круг националистов. Большая же часть сторонников Ющенко голосовала за него потому, что он обещал в первый же год своего президентства интегрировать Украину в ЕС и обеспечить жизнь, как в Германии.

И за Лукашенко в Белоруссии голосуют не только и не столько потому, что на заре своей политической карьеры он был противником развала СССР, сколько потому, что он обеспечил своему народу определённый уровень «сытой бедности», которая в 90-е казалась пределом мечтаний. Он поэтому и сейчас внушает людям, что Белоруссия живёт богаче соседей. Благо Украина этот тезис последние шесть лет подтверждает.

Люди не просто хотят жить, они хотят жить сегодня лучше, чем вчера. Ленин в 1917 году обещал не военный коммунизм, не колхозы, не трудармии Троцкого, а «заводы рабочим, землю крестьянам, мир народам». Кстати, насчёт «мира народам» готов был сразу же передумать, заявив, что после захвата власти «мы все оборонцы», но армия разбежалась делить землю, некому воевать было.

Германские рабочие очень позитивно относились к Гитлеру до самого 1941 года. Безработицу он ликвидировал, зарплаты повысил, в круизы рабочих посылал, обеспечение Германии продуктами питания улучшил. Немного, конечно, воевал. Но до 1941 года, до нападения на СССР, потери были незначительными, а свою долю от грабежа завоёванных получали все. Гитлер, правда, преследовал евреев. Но в тогдашних Европе и США антисемитизм был весьма распространённым явлением. Напомню, что высылаемых Гитлером из Германии евреев западные «демократии» во многих случаях отправляли назад, не желая принимать, хоть прекрасно знали, что им грозят как минимум концлагеря, принудительное переселение в гетто, поражение в правах. Большую же часть немецкого народа и вовсе не интересовало куда делись их соседи-евреи. Собственность-то осталась и досталась не только высокопоставленным нацистам, но и обычным штурмовикам и просто тем, кто успел вовремя сделать «ничьё» своим. В общем, если бы Гитлер продолжал в том же духе, немецкий народ продолжал бы его обожать, ибо при нём кормили сытно и был порядок.

Аналогичный меркантильный подход прослеживается и на более низком уровне. Например, не только оставшиеся в Харькове «русофилы», но и эмигрировавшие харьковчане – участники Русской весны, наперебой рассказывают какая лапочка мэр Харькова Геннадий Адольфович Кернес. Он, конечно, бандит, но лавочки в городе красил, несколько парков и скверов благоустроил и зоопарк открыл.

Харьковчане так любят Кернеса, что даже те, кто лично пострадал от его предательства в 2014 году, утверждают, что это не Кернес предал, это Путин не помог. Если бы Путин танки прислал, то бандит Кернес был бы пророссийским мэром, а так ему не оставалось ничего иного, как лечь под хунту, чтобы и дальше город грабить, но лавочки красить.

И это не особенность Харькова. В Одессе полно сторонников мэра Труханова, который представляет интересы местных контрабандистов (тех же бандитов, только в профиль). Среди его «достоинств» то, что в интересах местных бандитов он выгнал из города, назначенного Порошенко грузинского бандита Саакашвили, сумел с кем надо в Киеве договориться о правильном распределении доходов с таможни, от порта и многочисленных рынков, сплошь забитых контрабандой. Ну и лавочки красит, как же без этого.

В Днепропетровске любят мэра Филатова. Борис Альбертович юрист с бандитскими наклонностями, друг бандита Корбана, а также бандита Яроша и многих других бандитов из добробатов, бывший ближайший сотрудник бандита Коломойского. Он известен своей рекомендацией «вешать потом», а также тем, что они с Корбаном открыто признавали, что весной 2014 года «спасали Днепропетровск от российской агрессии» сотнями выписывая «билет в один конец» сторонникам Русской весны. Эмигрантов из Днепропетровска очень мало за пределами Украины, зато говорят, что много активистов антимайдана закопано в посадках под городом. Но лавочки Филатов красит исправно и даже городским хозяйством занимается. В общем тоже хороший мэр, заботится о городе.

Киевляне Кличко второй раз избрали. Дурак дураком, два слова связать не может, но лавочки красит, мостики строит, о парках периодически заботится. Хороший мэр. Правда был одним из лидеров путча, приведшего страну к распаду и гражданской войне, но клумбы на месте и киевляне его любят.

А уж как любили Ахметова в Донецке. Какой стадион построил! Какой футбольный клуб создал! Меценатище! Теперь, правда, не так любят, говорят, мол, предал ДНР, переметнулся на сторону хунты и вообще бандит. Но я так думаю, проблема не в том, что бандит, а в том, что больше он донецкими стадионами, лавочками и футбольными клубами не занимается, а занимался бы, до сих пор был бы любимцем публики.

Так можно продолжать до бесконечности. В каждой области, в каждом районе, в каждом городе Украины есть свой «хороший бандит». Многие даже «были против хунты», просто «Путин танки не прислал». Они теперь и вынуждены на паях с хунтой бандитствовать, а так были бы вполне пророссийскими бандитами.

Если городская власть может удовлетворить население тем, что красит лавочки и открывает стадионы и зоопарки, то от власти государственной население требует регулярного повышения уровня жизни. Со взглядами лидера и даже с их отсутствием любой народ готов примириться, необходимы материальные свидетельства его заботы о людях, а готовит ли он при этом в концлагерях абажуры из евреев или предпочитает пить по ночам кровь христианских младенцев мало кого волнует.

Да, в любой стране всегда есть недовольные властью. Как убедительно доказал Ленин, их можно организовать и, даже если количество сознательных идейных противников режима исчезающе мало, они могут повести за собой народ. Но, как писал тот же Ленин, чтобы революция получилась, нужен раскол элит.

В Белоруссии на сегодня раскол элит не просматривается, пока что лукашенковская вертикаль демонстрирует монолитное единство. Противоречия, существующие в любой системе, решаются внутри элиты, не выносятся на суд публики, части элиты не апеллируют к обществу, не вовлекают народ в качестве арбитра в своё противостояние. Любое, публичное (а тем более непубличное) недовольство граждан Белоруссии западным креном в лукашенковской политике в таких условиях будет элементарно задавлено. Миллионы неорганизованных людей не выходят на улицы в едином порыве, а разрозненные выступления одиночек и мелких групп легко подавляются.

На Украине раскол элит есть. Разные элитные группы даже пытаются заручиться общественной поддержкой для укрепления своих позиций, создавая иллюзию яркой общественно-политической жизни. Но какова природа этого раскола? Он не касается базовых основ системы. Идея «евроинтеграции» священна и неприкосновенна. Майдан – «велик», а цели его достойны настолько, что даже гражданская война – не слишком высокая цена за их реализацию. Все русские политические движения Украины «проевропейская» элита задавила ещё при Кучме и окончательно додавила при Януковиче. Вы можете поддерживать любого политика, но он всё равно должен быть «евроинтегратором». В результате политическая активность русской Украины выливается в поддержку «своих бандитов», которые лучше, чем «чужие». Это происходит и на государственном, и на региональном, и на местном уровне. Даже СМИ на Украине могут быть оппозиционными к кому угодно, только не по отношению к «евроинтеграции».

Фактически остатки русской Украины служат пушечным мясом в борьбе «героев майдана» с «героями майдана». По причине отсутствия политического лидера, люди пытаются примыкать к «лидерам» хозяйственным – к тем же «хорошим бандитам», которые хотя бы делятся частью наворованного.

И по-другому не будет, ибо при всех имущественных спорах идеологически элита монолитна. Едва ли не самый культурный и просвещённый в Европе немецкий народ поддерживал «обожаемого фюрера», до конца «не замечая» концлагерей, в которые отправлялись не только евреи, коммунисты и социал-демократы, но и представители Католической партии центра и даже крайне правые монархисты. Сомнения в правильности курса стали возникать только когда солдаты на фронте начали гибнуть миллионами, а в тылу резко снизился уровень жизни. Но никаких выступлений не было и не могло быть, поскольку недовольных некому было организовать. Нацистская верхушка в последние месяцы Рейха вела друг с другом жесточайшую борьбу за выживание (проиграли все). Можно было поддержать кого угодно. Но в любом случае, если бы кому-то из них удалось победить своих внутриэлитных оппонентов, победил бы нацист, а значит существенной коррекции режима не произошло бы.

Если народ лишён собственной элитой возможности выбирать между различными идейными направлениями, остаётся выбирать только между сытостью и голодом. В таком случае Гитлер становится лапочкой, пока не начинает терпеть поражения. Неизбежность скорой гибели Рейха в огне им же развязанной войны люди не видят. Простой человек неспособен просчитать потенциалы вступивших в войну сил и осознать, что Рейх проиграл войну ещё до её начала.

Точно так же простые украинские сторонники антимайдана («пророссийские» украинцы, а точнее обычные русские люди) не видят, не понимают и не хотят понимать, что голосуя за предложенных им политиков, поддерживая их информационно, они лишь легитимируют преступный режим, уничтожающий их же благополучие и будущее их детей. Они не желают отказаться от участия в бессмысленных выборах и всё надеются, что следующий предложенный им кандидат в местечковые фюреры таки окажется лапочкой и будет о них заботиться. Между тем, именно массовый отказ от выборов (а не голосование за клоуна «назло всем») демонстрирует элите, что есть спрос на альтернативную политику и заставляет её искать подходы к «некондиционному избирателю».

Именно таким образом можно стимулировать идеологический раскол элиты. Голоса дают власть, а власть даёт преимущество в борьбе за ресурс, которого уже не хватает на всех. Пока зарубежные русские готовы голосовать за местных нацистов, мотивируя это тем, что больше не за кого, а если они не пойдут на выборы, то голоса, которые они готовы отдать за местечкового Геббельса украдёт местечковый Борман (которого они почему-то не любят сильнее), элите нет смысла напрягаться и предлагать им русскую партию. Но если станет понятно, что значительный процент (пусть не 50%, а хотя бы 30%) готовы проголосовать за русскую партию и ни за кого другого, тут же часть их любимых бандитов станет записными русофилами и никакие танки не понадобятся – на месте найдётся всё, что надо.

В конечном итоге, регионалы смогли полностью задавить русскую политическую активность на Украине не потому, что были такими талантливыми (они как раз были на редкость бестолковыми, ибо проиграли власть персонажам из паноптикума). Они задавили русские политические силы, поскольку народ голосовал за них, как за «своих бандитов», которые стадионы строят и зарплаты платят.

Кстати у Гитлера в Германии и зарплаты были выше, и стадионов больше, чем у Януковича на Украине. Ну чем не лапочка?

Ростислав Ищенко

Байки из твиттера