Три миллиарда

Кто взял курс на Азию? Путин

Чарльз Краутхаммер (Charles Krauthammer)

В Шанхае российский президент Владимир Путин и китайский председатель Си Цзиньпин подписали впечатляющее энергетическое соглашение. За тридцать лет Россия экспортирует в Китай сибирского природного газа на 400 миллиардов долларов.

Цифры колоссальные. Прочно связав производителя и потребителя (только трубопровод стоит 70 миллиардов долларов) это соглашение выпустило воздух из западных угроз о прекращении импорта российского газа в Европу, зазвучавших в связи с украинскими событиями (они в основном были пустыми, но тем не менее, очень громкими). Путин вызывающе продемонстрировал Европе, что ему есть к кому обратиться.

Российско-китайская сделка также превращает в посмешище хвастливые американские заявления о том, что из-за Украины США изолировали Россию. Даже Германия не хочет рисковать и идти на серьезное обострение с Россией (а поэтому не вводит существенные санкции). А теперь Путин выставил напоказ знаковое соглашение об энергетическом партнерстве сроком на 30 лет со второй экономикой мира. Да уж, изоляция.

Контраст с хваленой привязкой к Азии президента Обамы сбивает с толку и вызывает неловкость (не говоря уже о трубопроводе «Кистоун» между Канадой и США). В прошлом месяце Обама отправился в Японию, нацелившись на заключение крупного торгового соглашения, которое должно было стать символом важного стратегического альянса. И вернулся домой с пустыми руками.

Да понимает ли вообще внешнеполитическая команда Обамы, что происходит? По ее мнению, российско-китайский альянс — это просто отступательные маневры образца 19-го века с его балансом сил, которые осуществляют два человека, не понимающие реалий века 21-го, где правят законы и нормы. Обама даже выговаривает России и Китаю за то, что они не выполняют свои обязательства как ведущие заинтересованные стороны в этом новом взаимозависимом мире.

А китайцы с русскими только посмеиваются. Эти нормы и правила ничего для них не значат. Конечно, они вступили во Всемирную торговую организацию ради обретения коммерческих выгод — но потом все равно активно продолжили свой кибершпионаж и интеллектуальное пиратство. Они видят в этих нормах своеобразную форму империализма в бархатных перчатках, хитрое распространение западной гегемонии, нацеленное на сохранение России в ее ослабленном и стесненном постсоветском состоянии и на сдерживание Китая при помощи мощной военной машины США.

Обама говорит о современных правилах. Россия и Китай, вдохновляемые своим усиливающимся национализмом, руководствуются древними картами. Путин называет восточную и южную Украину старым царским словом Новороссия. А китайский министр иностранных дел обосновывает обширные территориальные притязания КНР, идущие вразрез с морским правом, давними картами (карта девяти пунктирных линий), оправдывающими китайское владычество над Восточно-Китайским и Южно-Китайским морями.

Из-за этого совпадение позиций двух ведущих антизападных держав мира становится еще более значимым. Оно означает важные изменения в глобальном балансе сил.

Визит Путина в Шанхай — это ответ на визит Никсона в Китай. Конечно, это не тот сюрприз, который тайком подготовил Генри Киссинджер. Но это кульминационный пункт постепенного, а теперь ускорившегося сближения между Россией и Китаем, которое по сути дела сводит на нет достижения Киссинджера и Никсона.

В результате их стратегического заговора, осуществленного в 1972 году, геополитическая ситуация в мире радикально изменилась в ущерб Москве. А теперь Путин повернул ту же самую ситуацию против нас. Вместе Китай и Россия представляют сердцевину новой коалиции антидемократических автократий, которая оспаривает навязанный Западом после холодной войны статус-кво. Развитие партнерства между ними символизирует появление первой после падения Берлинской стены глобальной коалиции против американской гегемонии.

На состоявшейся на этой неделе конференции по сотрудничеству в Азии Си Цзиньпин предложил совершенно новую систему континентальной безопасности, включающую Россию и Иран (чтобы никто не сомневался в ее антиимпериалистической сущности), но исключающую Америку. Это открытый вызов миру после холодной войны, где доминируют США, и который унаследовал Обама — а потом невообразимо ослабил.

Если это предложение будет принято и реализовано, то оно положит конец четвертьвековому периоду однополярности. И возвестит о возврате к двухполярности с двумя глобальными коалициями: одна из которых свободная, а другая нет. Но поскольку коммунизм мертв, у этой двухполярности не будет столь жесткой структуры, и она будет не настолько опасна идеологически, как двухполярность времен холодной войны. Это не будет борьба до победного конца, и тем не менее, это будет борьба — за господство и владычество.

Однако Обама, как-то объявивший, что «ни одна нация не может и не должна пытаться доминировать над другой нацией», проявляет полную пассивность и даже блаженное неведение. Его привязка к Азии остается пустым звуком. А вот отступление Америки с Ближнего Востока, где влияние США находится на самой низкой отметке за 40 лет (от Египта до Саудовской Аравии и от Ливии до Сирии) — это свершившийся факт.

Это отступление усугубляется предложенными Обамой масштабными сокращениями военных расходов (менее трех процентов ВВП к 2017 году), хотя в то же самое время Россия перевооружается, а Китай создает современные вооруженные силы, которые скоро смогут воспретить Америке доступ к Тихоокеанскому региону.

Упадок — это не состояние. Упадок — это результат выбора. В нашем случае это выбор Обамы. И в этой области он добился выдающихся успехов.