Как думаешь хорошая идея молотком по голове

Леня Волков сам себя загнал в котел

солдат.

Подписан документ, который знаменует начало создания Объединенной Армии Новороссии

P.S. Только что нашел в группе сводок от ополчения Новороссии:

Сообщение от И.Стрелкова.
Ответ о новом Главнокомандующем Вооруженных Сил Новороссии.

"Внимательно посмотрите подписи под документом. Там есть Безлер и Ходаковский (остальных не знаю). Так что, судя по всему, данный главнокомандующий (ничего не могу про него сказать - ни хорошего, ни плохого - так как он мне не известен совершенно) будет командовать лишь группировкой, "противостоящей" Захарченко, Кононову, "Хмурому"... На лицо открытый и вышедший в публичное поле раскол между группировками "полевых командиров" Новороссии. То есть именно то, чего я всеми силами стремился не допустить даже путем самых откровенных личных уступок. Досадно. Очень досадно! Сегодня виделся с Мозговым. Думаю, у него хватит рассудка остаться в стороне от всех внутренних разборок, как удавалось ранее."

Убийственная жажда власти

Стремление к власти редко свойственно человеку, достигшему в каком-то деле профессиональных высот. Как и большая часть руководящих нами инстинктов, это связано с древнейшими архетипами сознания.

Лучший кусок добычи и лучшее место у костра получал самый успешный охотник, в то время как тем, что мы называем административной властью, в родоплеменном образовании (политической власти тогда не было за неимением государства) наделялись либо женщины, чей труд (собирательство) не требовал надолго отлучаться от дома, либо старейшины, не способные ходить на охоту сами, но обладавшие хозяйственным опытом и передающие следующим поколениям рассказы о деяниях предков, которым впоследствии при перерастании родоплеменных групп в племенные союзы и союзы племён предстоит стать эпосом, консолидирующим первобытные племена в первые народы и первоначальную государственность.

Но это будет потом. В начале же начал у людей нет ни обладающих политической властью военных вождей, ни шаманов. Есть только старые и слабые, которым, пока молодые и сильные на охоте, поручено следить за порядком: чтобы дети не разбегались далеко и не попадали в лапы хищников, чтобы костёр не погас, заодно каких-нибудь плодов и травок к возвращению охотников с добычей, составляющей основу рациона, подсобрать. В этом и заключалась первобытная «власть», дававшаяся в нагрузку к основному занятию.

Если впоследствии лучший воин, становясь военным вождём, мог рассчитывать, помимо почёта и уважения, ещё и на дополнительную долю в военной добыче (в качестве «платы за работу»), то первобытные администраторы не получали ничего, кроме дополнительной ответственности.

Профессионал, достигший в своём деле успехов, — человек, ответственный по определению. Он и к власти относится как к ответственности. А зачем ему дополнительная ответственность, если он уже состоялся в профессии?

Поэтому приход профессионала к власти возможен как естественный профессиональный рост в отдельных видах деятельности (например, в силовых структурах или в других жёстко структурированных иерархических системах) либо в качестве случайности: призыв народа или выдвижение предыдущей властью — предложение, от которого невозможно отказаться.

Стремление к власти как таковой, власти ради власти, свойственно людям инфантильным, ставящим телегу впереди лошади и воображающим власть источником почёта, хоть на самом деле в здоровом обществе почёт является источником власти. Но ещё больше к власти стремятся те, кто себя в этой жизни не нашёл, не стал профессионалом, не умеет ни делать руками, ни думать головой, ни хотя бы дрыгать ногами (петь/плясать/развлекать) — люди, для которых власть — способ, во-первых, доказать всем, «не ценившим» свою состоятельность, во-вторых, источник благополучия, которого не удалось достичь ввиду несостоятельности на профессиональном поприще.

Инфантильное стремление к власти опасно, поскольку если оно не проходит вместе с детством, то становится источником классических «-измов», каждый из которых призван облагодетельствовать человечество, но всегда начинает с уничтожения неправильных и несогласных. Когда же дорога к «светлому будущему» наконец очищена, выясняется, что идти по ней уже некому, да и само будущее какое-то не такое, как мыслилось вначале — гораздо тусклее.

Но инфантилизм проходит с возрастом, а те, кто остаётся вечным романтиком, плохо приспособлены к реальной жизни. Они могут влачить жалкое существование Акакия Акакиевича, могут героически погибать в борьбе, как ставший Оводом Артур Бертон, но реализация даже захваченной власти — системная работа, выливающаяся в скучное администрирование, — для них каторга. Поэтому разного рода Че Гевары и скачут из революции в революцию, пока не погибнут. Потому революции и пожирают своих детей, что инфантильные романтики, будучи по природе своей разрушителями (они хорошо знают, от чего хотят избавиться), не способны что-либо долговременное создать.

Светлое будущее для них символ, а не чёткий проект. К тому же они всю жизнь положили на борьбу с государством «старого режима», которое и лежало камнем на их столбовом пути к всеобщему счастью. Но государство — это всегда бюрократический аппарат. Именно с ним они и боролись, именно он был их врагом. Теперь же им самим надо становиться бюрократами, что они воспринимают как перерождение революционеров и начинают свирепо бороться против «перерожденцев» в своих рядах. Однако чем дольше они борются с бюрократией, тем менее упорядоченной становится жизнь. В конце концов они надоедают массам своей бесконечной революционной экзальтацией, поиском врагов, стремлением разрешить любое противоречие убийством несогласных. И массы отправляют их самих на гильотину, ставя точку в революции и через термидор, а иногда и реставрацию, переходя к национальному компромиссу и возрождению государственности (если ещё осталось что возрождать).

Но эти восторженные романтики, при всей их опасности для общества и государства, — чепуха по сравнению с маргинальными прагматиками — ленивыми бездельниками, для которых власть является прикрытием их непрофессионализма. Революционные романтики, при всём связанном с ними негативе, выполняют также полезную функцию. Они своего рода «санитары политического леса»». Они не дают власти коснеть, заплывать жиром и замыкаться в себе, отрываясь от народа, забывая о его повседневных нуждах, становясь самодовлеющей и самовоспроизводящейся силой. Эвентуальная угроза бунта заставляет работать механизмы самоочищения внутри власти. Поэтому в умеренном количестве революционные романтики должны присутствовать в обществе (как некие вещества в организме, которые в умеренной дозе — лекарство, а при её превышении — смертельный яд).

Но рвущиеся к власти ради денег, почёта и возможности что-то кому-то «доказать» непрофессионалы, при всём их сиюминутном хуторском прагматизме, позволяющем эффективно плести интригу против своих занятых работой коллег, — наиболее опасный сегмент общества. Он бесполезен, но от него нельзя избавиться. Формально закон они не нарушают — стремиться к власти никому не запрещено. Извести их при помощи внесудебной репрессии не получается даже у революционеров, поскольку их в любом обществе слишком много. Главное же, они практически неотличимы от обычных честных мещан, которых не интересует ничего, кроме налаженного быта. Разница лишь в том, что обычный мещанин, достигнув уровня благополучия «как у всех», останавливается и начинает наслаждаться упорядоченной жизнью, а гипермещанствующий непрофессионал продолжает страдать оттого, что у соседа автомобиль новее, квартира больше, яхта длиннее, что у кого-то есть личный самолёт, а у него нет и т. д. Свой жемчуг для него всегда слишком мелок.

Приходя к власти, гипермещанствующий непрофессионал начинает рассматривать всё государство как свою личную собственность и стремится утвердить себя в статусе абсолютного хозяина. В маленьких странах это выражается в буквальной концентрации собственности в руках диктатора, в больших, с более сложной экономикой, диктатор удовлетворяется формальным признанием со стороны владельцев собственности своего подчинённого положения и его права распоряжаться их заводами, дворцами и банковскими вкладами через их голову. При этом диктатор не направляет присвоенную собственность на реализацию государственных программ, то есть речь не идёт о её национализации или социализации, а просто становится верховным потребителем, причём потребителем ненасытным.

Результатом становится прогрессирующее обнищание масс и развал государства. Всё это открывает дорогу революционным романтикам. Если в такой ситуации они не появляются, то государство быстро сгнивает дотла. Если появляются, то через кровь и разрушения революции общество очищается и, ликвидировав революционных романтиков, после того как те ликвидировали гипермещанствующих прагматиков, возвращается к нормальному развитию.

Таким образом, две эти общественные группы балансируют друг друга. Пока баланс между революционерами и гипермещанами сохраняется, а сами они являются маргинальными группами на обочине общественной жизни, государство прочно стоит на ногах и динамично развивается. Как только баланс нарушается в чью-либо пользу, начинаются великие потрясения.

Но бывают ситуации хуже некуда, ситуации безвыходные, когда спасение может прийти только снаружи, ибо изнутри спасать больное общество некому. Это ситуация, когда гипермещане и революционные романтики вступают друг с другом в противоестественный союз. Если от союза лошадей и ослов рождаются мулы и лошаки, то от этого союза вообще ничего не родится, а платой за противоестественное удовольствие участников становятся смерть и разрушение вначале собственного государства, а затем всего, до чего они дотянутся. Механизм балансирования разрушительных сил прекращает работу, а их взрывная сила, соединившись, даёт кумулятивный эффект.

Именно это объединение двух разрушительных сил мы видим сейчас на Западе, где леволиберальные революционные романтики одновременно являются абсолютными непрофессионалами, способными удовлетворить свои амбиции, лишь добившись власти и заставив остальное общество следовать своим бредовым идеям. Прокравшись во власть под прикрытием благополучных десятилетий, либеральные леваки вцепились в неё, как клещ, и готовы к внешним и гражданским войнам, лишь бы её не отдать. Ибо тогда, с потерей власти, станет очевидна их полная идейная и практическая импотентность, приведшая их общества и государства в состояние системного кризиса из которого уже невозможно выйти без огромных материальных потерь.

Но эти всё же на деле являются гипермещанами, только прикрывающимися революционной фразой. Поэтому и «революционеры» у них карманные — всякие экологические, гендерные и прочие извращенцы + мигранты, то есть зависимая и легко управляемая толпа политических зомби.

На Украине этот западный принцип страстного слияния во власти абсолютных общественно-политических противоположностей привёл к ещё более печальному концу. Там захваченная гипермещанами ещё в начале 90-х власть осознанно пошла на союз с революционными романтиками, выбрав себе в качестве попутчиков радикальных националистов, быстро сделавших последний шаг к нацизму.

Майдан в этой системе оказался псевдопереворотом против самих себя. Главные гипермещане, включая все олигархические семьи, остались при власти. Но, прикрывшись революционной (националистической) фразой, получили «право» на революционную репрессию — внесудебное физическое подавление и уничтожение политических противников.

Как переворот майдан был ориентирован не внутрь страны, а вовне. Союзной власти гипермещан и нацистов несла реальную угрозу усиливающаяся Россия, имевшая на Украине многочисленные экономические интересы и интересы безопасности и заинтересованная в нормальном функционировании украинского государства, каковое нормальное функционирование не оставляло места во власти ни гипермещанам, ни революционным нацистам. Устраняя «многовекторные» власти Кучмы и Януковича, евроамерикано-украинский союз гипермещан с революционерами устранял смертельную опасность для своей власти. «Многовекторность» предполагала наличие и российского вектора также, который, по мере укрепления российской и ослабления западной систем, становился для последней неприемлемым, ибо постоянно создавал силы, способные и желающие западную систему сломать (а точнее, вернуть её в естественное состояние).

Нацистское революционное «право на подавление» противников переворота надёжно гарантирует неприкосновенность гипермещанской власти. Более того, в момент обострения противоречий между нацистской и гипермещанской составляющими был найден выход в персональном сращивании.

Что такое Зеленский? Изначально не нацист и не гипермещанин. Состоявшийся комик-профессионал, которого пригласили сыграть президента без декораций в реальной жизни. Он взялся за это, но быстро выяснилось, что роль выше таланта, она поглотила его полностью, он стал рабом роли. В этот момент из профессионального комика он стал непрофессиональным политиком. Поскольку же он изначально не принадлежал ни к одной из слившихся в экстазе противоположностей, гипермещанство в его лице прекрасно ужилось с нацизмом. Это единственный случай, когда союз гипермещан с нацистами дал своего «мула» (или «лошака»).

Тот факт, что они уже начали давать потомство, свидетельствует об окончательной обречённости украинского государства. Зомби начинают размножаться только там, где людей не осталось и их численность больше не может механически прирастать за счёт превращения людей в зомби.

Поэтому мы и видим, что в Европе и США, где гипермещане лишь прикрываются революционной фразой, искусственно революционизируя от природы нереволюционные слои общества, есть сильная оппозиция разлагающим государства диктатурам. Кое-где она даже победила, а во многих странах сделала серьёзную заявку на победу в борьбе с диктатурой псевдореволюционных гипермещан. На Украине же, где «скрещивание ужа с ежом» прошло полностью и до конца, вплоть до рождения жизнеспособного гибрида в лице Зеленского, никакой жизнеспособной оппозиции не осталось. Недовольные недовольны, но организованно выступить не могут. Государственность как определённый функционал, по сути, уже давно исчезла, осталась лишь машина грабежа, для которой любое государство маловато и которой (как кадавру Стругацких), если дать выжить и укрепиться, блага всего мира будут недостаточны для удовлетворения эсхатологического голода.

Мы имеем дело с состоящим из человеческой плоти абсолютно нечеловеческим образованием, своего рода новой формой жизни, случайно зародившейся в результате проливания жидкости из перестроечной пробирки в кипящий западный котёл. Произошедшие реакции необратимы. Часть людей, попавших в эту ловушку, ещё можно спасти, но систему надо уничтожить.

Она не может существовать, не пожирая всё вокруг и не превращая весь мир в себя. Сохранившаяся случайно капля всё равно будет стремиться стать океаном и залить всю планету. Так что или она, или мы.

Но ещё раз подчеркну, что, стремясь к уничтожению системы, нельзя чохом записывать в систему всех оказавшихся в её власти людей. В том-то и проблема, что, для того чтобы самим не повторить путь Украины, людей необходимо бережно сортировать, отделять зёрна от плевел, тех, кого можно вылечить — лечить. Эту систему можно победить только так, только взорвав её построенное на страхе и подавлении внутреннее единство. Жаждущих власть нельзя победить ещё большей властью. Именно гиперболизация, абсолютизация значения власти и привела к появлению украинской системы (или антисистемы).

Абсолютизацию власти можно победить только абсолютизацией трансграничного общественного единства людей, желающих вернуть своим странам нормальные системы управления. Ставка антисистемы на обезличенную власть бьётся только ставкой на личность как элемент общественного единства. Иначе из убитого дракона родится такой же дракон, только крупнее и опаснее.

https://alternatio.org/articles/articles/item/130151-ubiystvennaya-zhazhda-vlasti

Запуганные союзники гегемона

Польша и Прибалтика, всегда бежавшие впереди западного русофобского паровоза и требовавшие больше баз, больше войск, больше техники НАТО на своей территории, вдруг резко сменили тональность и начали умолять своих «старших братьев» не нагнетать напряжённость в отношениях с Россией

До них, кажется, дошло, что США не намерены ограничиваться в своих провокациях «российского вторжения» одной Украиной.

Киев просто не продержится достаточно долго для того, чтобы американцы успели организовать эффективную кампанию по противопоставлению России ЕС. Тем более, что Германия демонстрирует явное нежелание в ущерб себе играть в американские игры, а во Франции у Макрона в апреле выборы и позиции не так, чтобы очень сильные — удар по французскому бизнесу в угоду США может оказаться для него роковым. Впрочем, он как всегда колеблется, опасаясь занять жёсткую позицию и может так колебаться до самого апреля. Американцам же желательно решить вопрос в феврале, максимум в марте.

В общем, восточноевропейцы намекают американцам, что им не улыбается перспектива стать навозом, удобряющим почву из которой, как птица-Феникс должна возродиться глобальная гегемония Вашингтона. Как я много раз писал, союзники готовы отречься от субъектности и безропотно следовать за колесницей вождя, не задавая ненужных вопросов о цели движения, если по пути вкусно кормят, сладко поят, одаривают материальными ценностями и не заставляют рисковать жизнью и здоровьем. Такой военный поход в стиле рекреационного туризма европейцы всегда поддержат. Но если вождь посылает их вперёд, на страшного врага, предварительно ободрав как липку и даже не накормив (зачем на потенциальных мертвецов дефицитные продукты переводить?), а сам остаётся в тылу, пировать в их домах с их жёнами, энтузиазм европейцев резко иссякает, а пацифистские настроения растут.

Есть, однако, страны более обездоленные, чем восточноевропейцы. Восемь лет прошло с тех пор, как Украина провозгласила себя передовым отрядом Запада, сдерживающим московско-азиатские орды на границе цивилизации. Восемь лет в Киеве ждали, когда затрубят трубы и в шелесте боевых знамён появятся стройные шеренги НАТОвских полков, идущих защитить Украину, изнемогающую в неравной борьбе с варварской азиатчиной, рвущейся уничтожить идеалы полигендерной толерантности и насильственно навязать просвещённым европейцам по одному отцу и одной матери (каждому).

И вот, накануне девятой годовщины «достоинства», победившего на майдане здравый смысл, выяснилось, что НАТО не придёт. Из Вашингтона позвонили Зеленскому и спросили хорошо ли он помнит подвиг спартанского царя Леонида и трёхсот его воинов? («Ах да, у Вас же был сюжет на эту тему».) Так вот, надо повторить этот подвиг, только в большем масштабе. Гибель трёхсот героев, сдерживающих бесчисленное войско азиатской деспотии сегодня никого не удивит, её даже не заметят. Для того, чтобы Запад встрепенулся, возбудился, устыдился и ввёл наконец…

— «войска на Украину?» — робко поинтересовался Зеленский.

— какие войска? Ведь эти варвары их всех убьют. Санкциями будем их душить, — сказала телефонная трубка голосом Байдена.

А для этого необходимо принести в жертву, сколько там у вас осталось народа? Миллионов 20-30? Сойдёт для начала, а потом другие идиоты подтянутся. Пройдут века и на месте вашей гибели просвещённый Запад положит камень с надписью: «Остановись путник…» — и всё такое, как в Фермопилах. И мёртвый лев на камне том.

Зеленскому стало очень плохо и он начал нервно кричать в трубку, что не надо никого провоцировать, русские на него точно не собираются нападать. Идея сдержать орду на подступах к Европе была ошибочной. Европа сама в орду просится, если не вся, то частично. Из-за западных инсинуаций с Украины валом повалили инвесторы, увозя с собой последние деньги. Скоро нечем будет платить зарплату не только президентской охране, но и самому президенту. В общем, заберите назад ваши «джавелины» и дайте наличкой, тогда мы, так и быть, продержимся в наших «фермопилах», пока еда не кончится, а потом сдадимся в плен, чтобы кормили.

И ведь Зеленский абсолютно прав. Мало того, что американцы открытым текстом говорят ему, что придётся умереть за идеалы демократии, а помощь Запада не придёт. Так ведь из-за раздуваемой ими паники с Украины побежали последние иностранцы — инвесторы, инструкторы, просто авантюристы, приехавшие подзаработать на ликвидации Украины. И бегут они не голыми-босыми, а со всеми деньгами и прочими ценностями, которые только удаётся увезти.

К концу января обвалился рынок элитной недвижимости Киева. Предложение внезапно увеличилось в разы, в то время, как количество покупателей во всех сегментах сократилось на 10% (в элитном сегменте их вообще никогда много не было, так что там ситуация ещё хуже).

В результате, если в эконом классе риэлторам пока удаётся удерживать цены, давно уже не поражающие воображение, то в элитном сегменте началась лихорадка. Цены на сходные объекты порой различаются в разы, а у выставляемых в последние дни прослеживается отчётливая тенденция к снижению цен в полтора-два раза, по сравнению с ценой декабря.

Впрочем, иногда можно встретить и объекты, выставляемые по ценам Тверской улицы в Москве. Подозреваю, что это бывшие русские, уехавшие в Киев «за демократией» и продавшие свою российскую недвижимость, вознамерились вернуться. А ведь жить дальше Тверской, Патриарших прудов или, на худой конец Невского проспекта в Питере, они не могут, вот и надеются на чудо.

Понятно, что на фоне взрывного роста цен на всё (от коммунальных услуг, до еды), бегство инвесторов, вывод последних капиталов и коллапс рынка недвижимости, оставляющие без работы последних относительно зажиточных украинцев, наносят по ненавидимому всеми (от олигархов, до гастарбайтеров на польской клубнике) Зеленскому удар, от которого невозможно оправиться. Тут не о славе царя Леонида будешь думать, а о том, как избежать судьбы Чаушеску.

Но мы ведь помним, если все «знают», что «Воронья слободка» должна сгореть, значит в одну прекрасную ночь она непременно полыхнёт, подожжённая с семи концов одновременно. Слишком много выгодоприобретателей у потенциального пожара, чтобы он не состоялся.

Взбесившаяся в 2014 году украинская крыса сама загнала себя в угол. Пока она ещё мечется в поисках выхода, но по мере того, как осознание безвыходности положения начинает овладевать ею, поведение неадекватного грызуна становится всё более непредсказуемым. Он может сложить лапки на отощавшем брюшке и покорно испустить дух, а может в пароксизме ненависти к не взбесившимся, выстоявшим и победившим, броситься в последнюю атаку, надеясь хоть кому-то подарить напоследок отравленный укус, чтобы не так обидно было за бездарно профуканную жизнь.

Ростислав Ищенко