Результаты поиска по запросу «
я ватник я
»
Я Ватник разная политота
Дмитрий Медведев
У наших натовских друзей новая мантра. Теперь они все вместе говорят, что никакой интервенции на «Украину» не планируется. Так, отдельные формирования войдут в район Львова и, может быть, Киева для разгрузки украинской армии. Типа хозяйственные и организационные функции. Обучение. Где-то – элитный спецназ. Не более. Подтекст: население наших стран, успокойтесь. Гробов будет мало. Да и вы, русские, не дёргайтесь особо, мы не воевать идём.
Ну совсем оборзевшие твари, которые держат весь мир за дураков! Все эти микрогенитальные натовские органы обязаны выполнять приказы ВСУ и никого другого! Иначе их даже в такую зачуханную, умирающую страну, как «Украина», не пустят.
Значит, они станут частью регулярных сил, которые воюют с нами. Поэтому отношение к ним может быть только как к врагам. И не просто к врагам – как к элитным подразделениям, карателям типа гитлеровского СС. И в отношении этих закордонных гнид, в отличие от части насильно призванных на войну несчастных украинцев, может действовать только одно правило. В плен не брать! А за каждого убитого, взорванного или сожжённого натовца нужно давать максимальную премию. И трупов им не отдавать. Пусть страдают родственники на чужбине.
Я Ватник разная политота
Послы стран Европы отказались почтить память победителей нацизма — и это жуткий позор, — заявил вице-спикер парламента Словакии Любош Блаха.
"Каждый может выбрать, на чьей он стороне. На стороне фашистов или на стороне освободителей.
С глубоким уважением мы ежегодно отмечаем освобождение столицы Братиславы 4 апреля, поскольку с гордостью придерживаемся антифашистских традиций.
Сегодня мы вместе возложим венки в честь наших героев Красной Армии, освободивших нас от фашизма.
Конечно, для нас будет честью вместе с послами Российской Федерации и Белоруссии отдать дань уважения Красной Армии. Потому что мы чтим историческую правду.
Приходите к нам, друзья, приходите и отдайте дань уважения нашим освободителям.
Послы ЕС заявили, что не приедут. Они выбирают другую сторону.
Для них ненависть к русскому народу сильнее антифашистской традиции. Я считаю это позорным.
Никто не пострадал во Второй мировой войне больше, чем русские. Это историческая правда.
Немцы и итальянцы встали на сторону фашизма, французы, бельгийцы и голландцы были разгромлены немцами за несколько недель, шведы охотно продавали оружие нацистам... А русские сопротивлялись годами и умирали миллионами.
Пока, наконец, они не победили. Общий результат – 27 миллионов жертв в СССР.
Чувствуете разницу?
Сегодня западноевропейские страны должны ползти и благодарить русских за освобождение. За их жертву. За их героизм.
Ну, они даже не могут прийти и возложить цветок. Повторяю — ужасный позор.
Но как я говорю — они выбрали. Будьте на стороне фашизма или Красной Армии.
Мы знаем, где наше место. Сегодня в два часа мы будем у памятника.
Мы идем поблагодарить наших освободителей, которые тысячами похоронены здесь.
Благодарить русский народ и другие народы Советского Союза — благодаря им мы, славяне, выжили. И они победили.
Я Ватник разная политота
Судить или убить
С самого начала военных действий на Украине (ещё до СВО, со старта гражданской войны в Донбассе) в российском обществе идёт дискуссия, как лучше поступать с лидерами противника: устраивать на них охоту с целью убийства или захватывать в плен и судить по окончании боевых действий
Сторонники практики политических убийств справедливо указывают на то, что убийство лидера способно деморализовать врага и заставить его прекратить сопротивление, не исчерпав все возможности. С другой стороны, захват вражеского лидера даже в случае успешного окончания войны не гарантирован. Дело даже не в том, что он может пойти по пути Гитлера и покончить с собой. Гораздо хуже то, что он может просто убежать – скрыться на территории поддерживавшей его страны, с которой мы боевые действия не ведём (то есть захватить его силой не можем) и которая его нам не выдаст.
Вроде бы аргументация железная, но есть нюансы.
Роль харизматического лидера была велика в те времена, когда военачальники сами участвовали в бою или руководили им, находясь в непосредственной видимости войск. В таком случае гибель или даже ранение лидера зачастую вызывало неразбериху и могло привести к проигрышу даже выигранного сражения. С начала XIX века, с появлением и быстрым ростом значимости штабов, роль лидера стала серьёзно снижаться.
О том, насколько упало значение конкретного человека, мы можем судить по тому, что к началу ХХ века верховными главнокомандующими европейских армий всё чаще становились сугубо гражданские лица, не имевшие никакого боевого опыта, не обладавшие полководческими дарованиями и всецело зависящие от своего штаба. Такой лидер выполняет в основном не военную, а политико-пропагандистскую функцию и относительно легко заменяем.
Бывают исключения, но даже самый авторитетный лидер, потеря которого действительно может нанести серьёзную травму обществу, всегда опирается на команду, которая в условиях серьёзной внешней опасности, способна сплотиться и продолжать дело даже без своего лидера. Может быть, не так талантливо, но вполне добротно.
Наследники Цезаря не отличались его талантами, но смогли без особого напряжения победить республиканскую оппозицию. Украинские спецслужбы устроили настоящую охоту на лидеров ДНР/ЛНР и пророссийских лидеров общественного мнения, как в Донбассе и на Украине, так и в России. Многие погибли в результате терактов. Но ни разу гибель самого харизматичного и высокопоставленного лидера не принесла Украине пользу. Даже гибель Захарченко – фигуры, равной которой по масштабу в ДНР и ЛНР не было, не ослабила сопротивление и не внесла сумятицу в организационные структуры Донбасса.
С другой стороны, гибель Дудаева, а затем и Масхадова не прекратила чеченские войны. К миру привело политическое решение, а не политические убийства.
Что же касается опасности ухода военного преступника от возмездия, то редкий бывший лидер продолжает представлять реальную опасность после своего поражения и бегства. В большинстве случаев они маргинализируются и либо уходят в частную жизнь, где мучаются утратой всенародной известности и популярности (таким людям покинуть политику труднее, чем иным вышедшим в тираж артистам сцену). Если же некоторые пытаются остаться в политике, то их неизбежная роль, коллаборационистских приживалок при враждебном своей стране режиме, скорее вредит их сторонникам на родине, чем угрожает её новым властям.
Показательна в этом отношении роль Саакашвили, который предпочёл прозябанию в сытой эмигрантской безвестности, грузинскую тюрьму. Он понимал, что серьёзно рискует, но хотел триумфально вернуться к власти в Грузии, а без риска катастрофического проигрыша это было невозможно.
С другой стороны, суд над режимом позволяет делегитимировать отстаивавшуюся им идею в глазах общественности. На скамье подсудимых в Нюрнберге не было Гитлера, но нацизм (равно как и более мелкие разновидности правого тоталитаризма) от этого процесса до сих пор не оправились. Нацизм является чем-то неприличным даже для его сторонников. Они используют "римский салют", накалывают себе свастики и руны, но при этом отрицают свою приверженность нацистским идеям, заявляя, что это шутка, троллинг и т. д.
Их западные покровители, прекрасно зная кому, за что и на что дают деньги, публично также вынуждены делать вид, что они против нацизма. Террористический "Азов"*, попытавшись не следовать этим правилам и открыто признававший свою нацистскую сущность, был американцами официально лишён своей помощи и осуждён именно как нацистская структура. Аналогичные нацбаты, не признававшие себя открытыми нацистами, отрицавшие свою приверженность данной идеологии, несмотря на совершаемые ими преступления и на массовое использование нацистской символики никакому осуждению со стороны Запада не подвергались.
То есть дух Нюрнберга до сих пор даёт о себе знать, его решения до сих пор должны учитывать в своей политике даже те, кому сам процесс и его результаты стоят костью в горле. Потому что открытый и массовый процесс, на котором обвиняемые при помощи своих адвокатов пытались уйти от персональной ответственности, объясняя свои действия коллективной сущностью режима (якобы не могли противостоять государственной машине), на котором они, обеляя каждый себя, вытаскивали на свет божий грязное бельё друг друга и всего режима, оказался лучшим и убедительнейшим пропагандистским актом, надолго поселившим в сердцах людей не просто ненависть, но брезгливость по отношению к нацистским идеям.
Из убитого в бою или в результате теракта его соратники лепят мёртвого героя, который гораздо лучше живых героев, ибо не может выступить с каким-нибудь неправильным заявлением, и даже его жизнеописание можно почистить до неузнаваемости. Нацисты в своё время слепили героя даже из Хорста Весселя, обычного штурмовика сомнительных моральных качеств, погибшего в обычной для 1930 года бытовой стычке правых и левых боевиков.
Получивший приговор суда на основании широко обнародованных свидетельств о совершённых им преступлениях, лгущий и изворачивающийся в суде бывший лидер теряет большую часть своей харизмы, а сторонники разочаровываются в его идеях. Они ведь шли за сильным человеком, а оказалось, что он обычный меркантильный и преступный слизняк.
Таким образом, в плане стратегическом (в качестве стандартной политики) в наше время лучше ориентироваться на судебный процесс по результатам победы, чем на политическое убийство в ходе войны. Но следует иметь в виду, что в политике не бывает универсальных решений. Обстоятельства могут сложиться таким образом, что политическое убийство окажется единственным возможным выходом из положения. Так может случиться, если вражеский лидер является достаточно сильной личностью, чтобы сохранить популярность и представлять угрозу, даже будучи лишённым рычагов политического влияния.
Политическое убийство может стать необходимым и в том случае, если вражеские лидеры не только переходят к террористической войне, но открыто это декларируют и бахвалятся своими достижениями. В таком случае их жизнь является вызовом обществу, против которого они борются, ибо главный инструмент их борьбы не сам теракт, а демонстрация своей безнаказанности.
То есть в исключительных случаях политическое убийство может быть оправданным методом воздействия на противника. Но использование такого метода (даже в исключительных случаях) никогда нельзя ни декларировать, ни признавать публично. Публичное признание даже одного политического убийства позволяет врагу обвинять нас в подобной практике во всех случаях сомнительных смертей и даже умышленно организовывать такие смерти, для выверенных информационных атак. Кроме того, публичное признание в использовании подобной практики, делает нас законной целью для ответа в том же духе.
А вот если периодически некие люди трагически гибнут или пропадают без вести, то те, кому положено делать выводы, конечно, сделают, и выводы сделают правильные, но предъявить претензии, тем более использовать это знание против нас будет крайне сложно. Кроме того, из утонувшего во время купания, разбившегося в автокатастрофе или пропавшего в горах политика труднее сделать мёртвого героя, павшего на боевом посту (а бывают и вовсе стыдные обстоятельства смерти, которую тоже можно организовать, но которые родные, близкие и соратники покойного вынуждены будут скрывать).
Поэтому генеральным и публичным направлением политики должно быть отрицание практики политических убийств (даже в экстраординарном порядке) и сугубая приверженность практике судебного преследования военных преступников. В то же время в исключительных случаях, когда риск разоблачения гораздо меньше регулярного вреда, наносимого неким политическим деятелем такая практика (но анонимная, без признания собственного участия, по возможности маскируемая под естественный ход событий) не может быть полностью исключена из арсенала современного государства.
*Организация, деятельность которой запрещена в РФ.
хроники пэрэмог Я Ватник разная политота
Прогрев аудитории
"Часов Яр – это обычное городское поселение, его потеря не имела бы решающего значения"
