СМИ: российское новейшее оружие сорвало планы Киева по контрнаступлению
МОСКВА, 8 мая — РИА Новости. Российские планирующие бомбы заставили Киев пересмотреть свои планы по контрнаступлению, написали обозреватели Telegraph Джо Барнс и Роланд Олифант.
«
"По оценкам украинских официальных лиц, российские военные выпускают по меньшей мере 20 планирующих бомб в день. В то время как мир ожидает контрнаступления ВСУ, украинские и западные аналитики начали предполагать, что использование этого оружия может вынудить Киев в последний момент внести изменения в свое оперативное планирование", — написали они.
Журналисты сослались на мнение советника командования воздушных сил украинских войск Юрия Игната, который заявил в интервью, что планирующие бомбы представляют "очень серьезную угрозу".
“На данный момент противник использует тактическую авиацию для выполнения боевых задач вдоль границы, линии фронта и морского побережья. Во всех этих регионах враг уже около месяца интенсивно использует планирующие бомбы”, — рассказал Игнат.
В последние недели российская авиация стала активно применять авиабомбы, оснащенные универсальными модулями планирования и коррекции (УМПК). Боевые самолеты получили возможность наносить удары по укрепрайонам, не подставляясь под огонь зенитно-ракетных комплексов.
Господа и дамы, будучи адекватным человеком, человеком, который смотрит говно-новости по укроТВ и сопоставляет факты с адекватной реальностью в интернете на независимых ресурсах, пишу данный опус. Подхожу давеча к кассе приобретения жетонов метро в киевского метрополитена СТМ "Позняки" Киев, Левый берег. 21:30 на часах и на кассе 2 гражданина в камуфляже. Один из них лет за 50 ожесточенно объясняет кассиру, что она не права, что не за это стоял майдан, что видите-ли их, ветеранов майдана, не пускают бесплатно в метро. Пожилой мужчина в камуфляже кивает на своего спутника - девушку лет 20-25 (тоже в камуфляже), что мол она выносила раненых бойцов из какой-то сотни и просто обязана ездить бесплатно в метро по-умолчанию. Её великий подвиг должен быть увековечен во всех учебниках украинской истории и она живой пример человеческой солидарности и геройства. Слушая его речи, обращаю внимание, что за мной собирается очередь. Все с нетерпением ждут разрешения вопроса, некоторые бросают это дело и уходят покупать жетоны в автоматах. Мне же интересно выслушать весь поток ереси этого гражданина и приобрести жетоны на всю трудовую неделю. Кассир в свою очередь, женщина возрастом далеко за 50 лет, начинает кричать: "Да что же вы делаете! Оставьте меня в покое! Как я могу принять решение по такому вопросу! Вызывайте милицию! Идите к администрации президента! Сволочи проклятые! Что-же вы пи*ары на фронт не уедете! У меня у самой сына на фронт по повестке забрали! 2 недели его телефон не отвечает!" и начинает рыдать навзрыд. Мужчина опешил несколько, но продолжает прессовать кассира, что мол их должны пропустить бесплатно в метро, тк им срочно надо уехать на СТМ "Вокзальная" домой. Кассир сквозь слёзы отмахивается от них, мол оставьте меня в покое. Я отодвигаю ветерана и приобретаю 15 жетонов. После нескольких раздумий бросаю этим "патриотам" 2 жетона и прошу "не задр*чивать" женщину, которая на работе и езжать куда они хотели. Слышу в свой адрес от этого гражданина: "Да пош*л бы ты нах*й, пид*р великодушный, я за тебя на майдане горел и кровь проливал! Не нужны мне твои подачки!" и бросает мне в спину эти жетоны. Не оборачиваясь, я иду к турникетам, вижу боковым зрением, как к этим деятелям подходят два представителя милиции и просят предъявить документы и тд. Да, я потерял 2 жетона, но я выяснил, что этим гражданам нужно совсем не 2 жетона и право на проезд, а пожизненная гарантия/подтверждение своей важности и бесплатного проезда. Напоследок хочу сказать, что Киев просто заполнен этим отребьем с повышенным чувством собственной значимости. Хвала богам, разогнали этот майдан с этими ссыкунами.
P.S. Дай Бог, чтобы закончилась это кровопролитие! Это безумие, что творится в умах этих "псевдо-патриотов", которые возросли в ненависти к чужому народу, а не в любви к своему! Господи, сохрани нас и спаси! Бог им судья, за все те зверства, что они причинили людям Юго-Востока Украины!
Николай Дмитриевич Головин ушел на фронт добровольцем. Воевал наводчиком в танке Т-34. Несколько раз горел сам, но и немецких танков сжег одиннадцать штук, награжден орденами и медалями.
Родился я в Крыму, в Керчи. Отец во время войны погиб под Перекопом. А мать… бомба попала в дом, даже могилки не осталось. Сестру после гибели мамы забрали в детдом. А я… я в то время воевал.
Школу после войны оканчивал, два старших класса доучивался. А в 40-м до войны успел поучиться в ремесленном училище. Учился и на заводе имени Войкова проходил практику. А когда немцы напали, наше ремесленное училище эвакуировали и заодно забрали нас всех.
Увезли на Урал, в город Серов. Там окончил училище, там работал на заводе до 1943 года. В мае на Урале начали формировать добровольческий танковый корпус. Брали добровольцев из Челябинска, Свердловска и Перми. Мы вчетвером посоветовались и решили тоже пойти добровольцами. Нам казалось, танк – это здорово. Помню, дядя Митя, муж маминой сестры, генерал-майор как приедет – такая красивая черная форма. Бывало, спрашивает нас: «Будете танкистами?» – «Будем, будем!» А ведь могли бы на фронт и не ходить, мы ж имели бронь.
В военкомат пришли, а нас троих комиссия не приняла. Во-первых, несовершеннолетние, во-вторых, физически слабые. А у меня еще и рост метр шестьдесят девять с кепкой. Один военный в комиссии, явно на излечении после фронта, спрашивает меня: «И ты хочешь быть танкистом?» – «Да, хочу и буду!» – «Как будешь?» – «Генерала Кравченко знаете? Это мой дядька». Этот военный удивился: «Так я под его командованием воевал!»
Ну, и мы после этого разговора отправились в Свердловск, где я три месяца учился на командира орудия. Значит, стоит настоящая башня от «тридцатьчетверки», в ней пушка, и мы ползаем по ней - изучаем. Сначала учили, как все называется. Потом начались учебные стрельбы. Стрелял я без промаха. Жаль только, стрелять давали очень редко. А механики в это время водили танк. Кормили в учебке плохо, борщ дадут – одна вода. С утра подъем ранехонько. Вскочишь и бегом. Не дай бог остаться последним – оставят полы мыть…
Меня определили в Челябинскую добровольческую танковую бригаду. Мы получили танки, погрузились на поезд. Направление – 1-й Украинский.
Мы атаковали в районе населенного пункта Подволочиск. Там я первый раз горел. Попал снаряд – всех в танке убило. Из всего экипажа остался живым я один.
Помню, по броне удар такой, что только треск стоит. Танк встал, загорелся. Эти все остались там внутри, а я выскочил. С танка прыгал по ветру, как учили, чтоб в дыму спрятаться. Пистолет в руках. Нос к носу столкнулся с немцем. Здоровый рыжий детина, автомат на шее висит, руки ко мне тянет. Наверное, хотел меня в плен взять. Выстрелил ему в грудь, прыгнул куда-то вбок, побежал… Мое счастье, что перед боем командир роты Мудряк дал мне пистолет какого-то убитого лейтенанта: «Колька, ты хорошо стреляешь. Возьми пистолет». И хорошо еще, я его перезарядил.
Вообще, испугался я здорово. Когда наши автоматчики подошли, я был сам не свой. Рассказываю им, а меня трясет. Они спрашивают: «А чего ты такой белый?» – «Так будешь тут белый…» Отвели меня на кухню оклематься.
А потом опять. В экипаже Александрова ранили командира орудия. Меня закинули к нему. С Александровым брали Львов. Потом Александрова убило. Третьего, вообще, не помню. Четвертым был Нагаев. В итоге я сменил семь танков. Последним командиром танка у меня был Полегенький Володя. Хороший был мужик. Он одиннадцать танков победил и ничего, а потом убило его.
(Владимир Тимофеевич Полегенький. Погиб 28.07.1947. Прим – С. С.).
КОМАНДИР ТАНКА - ЛЕЙТЕНАНТ ПОЛЕГОНЬКИЙ, АВСТРИЯ 1945 ГОД
Второй раз я горел, когда нарвались на «тигра». Как начал нас лупить. Болванка попала куда-то вниз. Убило радиста, заряжающего. Ну, я уже имел опыт, как быстро выпрыгивать. Выпрыгнул, бежишь, как ошпаренный. А почему? Да потому что танк бывает, взрывается. Да рванет так, что башня летит на пятьдесят метров, а катки – на двести. Там же только одних снарядов под полторы сотни.
«Тигры» хорошо трепали нас. С двух тысяч лупит, хоть бы что. А нам к нему надо на четыреста метров подойти. Другой раз и не видишь, кто тебе влепил. Собьют тебя, и черт его знает, сколько их там.
Но ничего, потом нам поставили пушки ЗИС 85-мм. Помню, одному со ста метров врезал... под Злочевым поставили нас в разведдозор, три экипажа. Обычное дело, кто получше стреляет, того в разведку…
Я в щель никогда не смотрел, люк открывал. Пулей редко берет, а если пушка ударит, тут уж все равно, – броня-то 45-мм. Это у «тигра» под сотню.
Один раз взял «лимонку», вытащил чеку, хотел из люка в немцев бросить. А меня по руке чем-то лупануло. Выронил ее. Только слышу, как она на борту – бум.
Я обычно шел вторым, с командиром взвода. А кого первым пускают – это, считай, смертник, ему первому болванка достается. В атаку пошли – ляп – первый горит. Ляп – второй готов. Мне уже стало безразлично – знал, что все равно убьют. В атаку сходили, смотришь – тот погиб, этот погиб, этот сгорел... люди гибли безбожно. Похоронная команда пойдет, а там и собирать нечего. Тело человеческое горит – будь здоров.
Мне как-то раз довелось в бой механиком идти. До чего же нелегкое занятие. На рычаге усилие в тридцать два килограмма. После атаки я просто лег. Хорошо, меня потом комбат вернул на командира орудия.
Вот здесь хорошо, здесь я на своем месте. В районе Манилувки на толпу немцев выскочили… и я с пулемета все шестьдесят три патрона. Заряжающий осколочный закидывает, и я им прямо в кучу туда. А немцы тикают. Мудряк из люка высунулся и тоже стреляет, из пистолета лупит. Потом этот заряжающий снизу кричит: «Бронебойные готовы». Я ему кричу: «Да зачем?!» Повернулся на него, и тут немец, который бежал, развернулся, срезал из автомата Мудряка.
МИХАИЛ МУДРЯК - КОМАНДИР ТАНКА
(Мудряк Михаил Григорьевич. Награжден орденом Ленина. Судя по наградным, после ранения командира танка Мудряка М. Г. командование принял Николай Дмитриевич Головин. Прим – С. С.).
Два раза меня посылали во время войны учиться. И оба раза я отказывался – «Зачем оно мне».
В другой раз пойдешь, вроде двадцать один танк в батальоне. Сходили в атаку раз, сходили другой, и уж нет никого. Даже если последний танк останется, все равно надо еще идти воевать. А воевали-то от силы дней пятнадцать. Мы потрепали их, они побили нас. И потом месяца два сидишь, танки ждешь.
Помню, как-то парторг пришел. От батальона ни хрена не осталось. Двенадцать человек с разных танков стоят очумелые: «Будете коммунистами?» – «Будем» – «Хорошо»… И каждую атаку так: «Коммунисты, вперед». А сейчас орут – «Комуняку на гиляку», стервы. Меня на гиляку?! А за что?!
Под Львовом с этими стервами познакомились. Сначала вроде все было нормально, не замечали их. Но потом они ночью у нас разграбили обоз. Заразы, ведь били и своего, и чужого.
Как-то мы стояли в лесу. Прибегает под утро, часа в четыре, старик: «Спасите! Налетели бандиты… и детей, и женщин, и стариков – всех убивают». Ну, командир батальона приказывает: «Берите три танка». Пошли... а у нас на каждом танке по двенадцать автоматчиков.
К деревне подходим, автоматчики с брони попадали – стоп машина! Кричат, показывают, где пулемет. Мы из пушки туда врезали – «На, сволочь». В деревню заскочили: перебили сволочей, остальные – в леса. Ведут пацана ко мне – поймали с винтовкой. Говорю: «Стерва. За что ж ты, говорю, своих-то бьешь?» – «Вони москалям допомагають» – «Ну вот я москаль, мне восемнадцать лет. Что я тебе плохого сделал? Тебя ж, гад, от немца освобождаю, два ордена получил». Да что с ним говорить… автоматчики злые – насмотрелись, чего они в деревне натворили, «положили» его прямо у танка.
Женщина одна, молодая, двое деток. Спросил ее: «За что ж они вас-то бьют? Ты ж хохлушка» – «Ой, не говорите, нет от них жизни. Приходят с леса ночью, забирают всю еду. А мне надо детей кормить…»
Свой осколок я получил во Львове. Заразы, снова подбили мой танк. Там как получилось. Ратуша на площади. К ней сходятся восемь улиц со всего города. Так вот на одной из улиц стояла «пантера» – немцы ждали, когда мы выскочим. Но автоматчики предупредили, мы сдали назад и зашли с другой улицы. До нее метров триста… Комроты говорит: «Давай, разворачивай башню. Механик сразу подскочит… остановка… стреляешь и назад. Понял меня?»
И мы только выскочили, я сразу – ляп, под башню. Готова «пантера» с первого снаряда.
ЛЬВОВ. ПАНТЕРА
ЛЬВОВ. ПАНТЕРА
И комбат разошелся, давай подталкивать: «Вперед, вперед! Давай, давай! Автоматчики сказали, там еще один стоит. Надо и этого уничтожить». А я как чувствовал, говорю ему: «Тут восемь улиц, может он с той стороны переехал» – «Ты что, боишься?!» – «Так я горел уже, знаю, что это такое. Это ты еще – нет». А он молодой пришел, ничего слушать не хочет – вперед, и все тут.
Ну, мы подскочили… он как влепил нам вбок и всех нас положил, включая меня. Как я и говорил – ушел сволочь на другую сторону и ждал. Ну что, валялись мы в танке, хорошо еще, он не загорелся. Ребята за нами шли, подскочили, сбили немца.
Очнулся уже на операционном столе. Госпиталь тогда стоял на горе, где сейчас у них Гора Славы. Значит, что получилось, лежу я в танке уже почти что дохлый. А эти вытащили меня, привезли сестрам и нахваливают: «Он два “тигра” подбил. Герой! Лечите его быстрее!» Потом сестры рассказывали, как мне повезло. В тот день приехал опытный хирург с проверкой. На обходе спрашивает: «Что за танкист лежит?!» – «Черепно-мозговая травма. Проникающее ранение и осколки в спине» – «Так, на стол его! Будет у меня через пятнадцать дней опять бить “тигров”».
Выдолбил мне дырку здоровую в черепе. Но не соврал – через пятнадцать дней у меня зажило. Но, правда, дырка-то большая была и текло отовсюду.
Когда в госпитале лежал, у меня уже была «Слава», «Отечественной», «Отличный танкист» и гвардейский значок... красавец, чего говорить.
В марте месяце 45-го нам ребята с Челябинска подарили танк «Комсомолец». Помню, комбату сказал: «Не знаю, наверное, я очень дорого обхожусь нашему правительству. У меня это уже седьмой танк». А тот говорит: «Не переживай, их тут сотни…»
ТАНК «КОМСОМОЛЕЦ», ГОЛОВИН - ВТОРОЙ СЛЕВА
Когда нашу гвардейскую бригаду развернули на Прагу, немцы их там разделывали как бог черепаху. Чехи ведь тоже американцев ждали. Говаривали тогда, что Бенеш с американцами договаривался. Мы через горы к Праге подскочили буквально за пару дней. На третий день мы уже их (немцев) там трепали.
Комбат первым отправил танк Гончаренко. Тот как к мосту подскочил, ему «четверка» влепила. Всех ранило, ему голову оторвало. Потом мы подскочили, врезали им. Они бензиновые, хорошо горят. Их там автоматчики добивали.
А чехи встречали – у-ух, орут: «Наздар! Наздар!» Цветы вокруг. Вообще, лучше чехов никто встречал. На танк садились, помогали по улицам идти.
Мы там на одной из улиц с заряжающим на башне сидим. Забор такой сбоку красивый. Из-за него выходит один с «фаустом». Я говорю: «Коля, ты посмотри на него!» А у меня был 15-зарядный бельгийский (пистолет). Этот (немец) только высунулся – бып! Он с «копыт» на бок.
Немцы, конечно, в Праге упирались слабее, уже не тот настрой.
Моим седьмым, последним, танком «Комсомолец» я сбил одиннадцать штук танков немцев. Но только разных всяких, не одних «тигров». Причем нечаянно я сбил одного «королевского». Немцы тогда рвались в Берлин, а мы отрезали их. Понимаешь, нечаянно получилось. Мы зашли в лес, дорога такая узкая – не развернешься. Там как раз этот «королевский» стоял. Он как врежет первому танку – тот в клочки! Господи, мы вторые идем. Этот кричит: «Давай тридцать градусов». Я сразу стал башню разворачивать. А сам уже расстояние прикидываешь. Сто пятьдесят метров! Считай, почти в упор. С перепугу как дал ему... один снаряд, второй, третий... Ребята потом говорили, даже в пушку ему попал.
Сбивал я и маленькие – Т-III и Т-IV. Вот, к примеру, за «тигра» давали две тысячи пятьсот рублей. Командиру орудия – восемьсот, командиру танка – восемьсот, механику-водителю, по-моему, четыреста рублей и двести –радисту. А когда война кончилась, у меня было на счету сорок восемь тысяч рублей. Я им говорю: «Господи, откуда у меня такие деньги?!» Я не знал, что они «кладут».
После войны меня пригласили в танковую часть на встречу ветеранов. Офицер предложил: «Ну, дед, давай! Вот тебе 72-я. Поведи!» Я сел и повел его. Потом предлагает стрелять из пушки. Я первым снарядом выстрелил и… не попал. А меня тот офицер спрашивает:
– Дяденька, каким вы стреляете?
– Крайним.
– Так это кумулятивный!
– У нас не было таких.
Вторым я правильно взял все, положил в цель.
Генерал смеется: «Так что ж ты первым не попал?»
Хорошие танки. На скорости идешь, а у него пушка ровно. Если бы у меня такой танк во время войны был, так я бы их «лепил» не одиннадцать, а пятьдесят.
– У танкового десанта большие потери?
– Да когда как. Для них все раньше начинается. Они соскакивают и за танком бегут. Кто-нибудь, бывает, останется и кричит: «Пулемет прямо или пушка слева».
– Трудно попасть в пушку?
– Да нет, мне было все равно. Бывает, километра на полтора влепишь, а то, бывает, метров на триста. А то она тебе влепит. Один раз снаряд и броню всю побил, да еще и моторную перегородку сбил.
– Хорошая точность у 85-миллиметровки?
– Хорошая.
– Из 76-миллиметров удалось подбить?
– Да, мы подбивали. Она хорошо бьет. На четыреста метров подойдешь, врежет прекрасно. Бьешь под башню.
– Вы смотрели после боя результаты своей стрельбы?
– Да на черта он нужен.
– Вы когда-нибудь покидали танк через нижний люк?
– Это надо, чтобы он на трассе стоял. Там же клиренс сорок сантиметров. И сам танк тяжелый, тридцать семь тонн. Если по полю идешь, хрен вылезешь. Но я вылезал снизу. Механик-водитель, бывает, поставит над ямой какой или над окопом. После ж боя надо пожрать и прочее.
– Как вы узнали о Победе?
– Десятого числа мы еще Прагу брали. Я включил рацию, а там говорят, что объявлена капитуляция. «Володька, – говорю, – Победа». А тот мне: «Да еще какая Победа, Коленька».
– Вам доводилось побывать внутри «тигра»?
– Да, я даже стрелял из «тигра». Мы на железнодорожной станции забрали один неповрежденный. Кто-то говорит: «Давай, дуй на нем в разведку!» Вообще, хороший танк. Внутри удобно, просторно и даже, я бы сказал, красиво.
А после войны мы изучали американские танки, «Валентайны» что ли…
– Как вы оцениваете немцев?
– Что тут скажешь, хорошие вояки.
– Здесь на фото вы с немкой?
– Это в Чехословакии. Обыкновенные женщины. Но я с ними не гулял. Нам некогда было. Мне всегда приходилось чем-то заниматься. Не знаю, как другие находили время…
Помню, когда перешли немецкую границу с Польшей, я зашел в дом. А там молодая испуганная немка. Показывает мне: «Сними танкошлем!» Я снял. Она руками волосы трогает, вроде как ищет чего-то. Кто-то из ребят по-немецки понимал, говорит: «Геббельс им сказал, что у нас рога растут».
– У вас остались ожоги?
– После войны на лице сочилось все.
– Каков был состав боезапаса?
Когда воевал с 76-мм пушкой, набирал сто двадцать–сто тридцать, иногда набирал до ста пятидесяти. Обычно больше берешь фугасных, осколочных, потому что больше по пехоте. Бронебойных мало, штук пятьдесят. Подкалиберных пять штук.
– Вы пили спирт?
– Знаешь, как-то меня механик так обманул, что не дай бог. Он взял и спустил воздух из двух баллонов по десять литров и туда спирту залил. Краник открутит, наберет спирта… потом пьяный валяется. Он к нам из штрафбата попал. По-моему, он десять лет срок в лагере мотал. Их, как ты знаешь, вербовали в штрафные части. Он как в штрафбате очутился, как начал там их (немцев) финкой резать. Ему дали орден Красной Звезды и послали на танкиста учиться. К нам уже с орденом пришел. Пьянчуга был безбожный.
– Какими были взаимоотношения с оккупированным населением?
– Да всякими. Они такие злые, все эти немцы. Они же не ожидали, что русские придут к ним, на их территорию. Помню, зашли в какой-то фольварк. Танк поставили около дома. Командир взвода, хороший такой парень, зашел в какой-то дом и пропал. Надо двигаться, а его нет. Куда он делся? Мы же видели, как он туда заходил. Автоматчики, танкисты – все вместе пошли искать его. Я тоже пошел, любопытный был.
Диван в комнате, высокий, кожаный. На нем сидит немка, красивая такая, с дитем. И на полу кровь. Начали разбираться, искать. Комвзвода внизу нашли. Выяснилось, что она его зарезала, когда он в комнату вошел, и нож под диван спрятала...
Или вот другая история. Нашли мы где-то немецкие пачки с какао. Я автоматчикам говорю: «Берите бидон молока на танк, а я вам какао сделаю». А неподалеку ферма. Подъехали… дверь в кухню. Зашел, смотрю – баллон газовый. Они жили дай боже как. Я, значит, газ зажег – горит. Автоматчика отправил за какао, сам начал посуду искать. И тут из комнаты вываливается старуха-немка, рыжая ведьма. В руке деревянный рубель… раньше им белье гладили. Идет на меня, глаза дикие. Я браунинг вытащил, с предохранителя снял, думаю: «Сейчас пугну тебя, ведьма». Пальнул – «А ну, стой!» Она, зараза, подходит. Дал ей ручкой пистолета в лоб. Автоматчики заскочили – «Уберите ее, заразу!» А механик смеется: «Ты “тигра” победил, а тебя чуть старуха не убила. И чем, колотушкой!» Так я психовал, ей-богу. Чего только не видел. А что они с нашими в лагерях творили! Мы в Майданек подскочили, насмотрелись. Колючая проволока, вышки кругом. А нам приказ – не рвать проволоку, потому что там электричество. Так я сразу по вышке врезал. Потом по столбу – тот разлетелся. Охрана бежать, автоматчики их лупят. Господи, а эти худые там, что не дай бог. На танк лезут. Девки подбегают, целуют нас.
– Вам наверняка приходилось брать пленных…
– Под конец войны сто пятьдесят семь человек немцев собрал в лесу под Берлином. Построил их, дал команду – они на танке расселись.
– Доводилось встречаться с немецкими танкистами?
– Болтал с одним после войны. Спросил его: «Ты на чем воевал?» – «На “тигре”» – «А я на “34-ке”! Ты наверняка в меня стрелял» – «А ты в меня. Видишь, я инвалид». Вот и поговорили…
– Встречались с американцами?
– Да ну их к черту, идиоты. Прут на нас со стороны немцев, да еще фары врубили. Немцы их без боя пропустили. А нам откуда знать, кто там прет. Комбат кричит: «По немецко-фашистской гадине… огонь!» Я головному «Шерману» влепил в лоб. Броня мягкая – его насквозь. Да еще гнали их по шоссе километров пятнадцать.
– Ветеранам войны – здоровья крепкого. Молодому поколению – хорошо учиться, помнить ваших дедов и думать башкой как следует. А то подвозил тут я одного на машине. Так он мне сказал: «Лучше б нас немцы забрали». Я прямо закипел: «Дурак ты. Ты и не нюхал, что такое немцы!»
Пленные и беспилотники. Нас ждет жесточайшее завершение военной кампании
Боевые действия на Украине подбираются к своей заключительной стадии. Если не произойдёт чудо и Киев не капитулирует (а надеяться на такой исход сегодня нет никаких оснований), то стадия эта значительно превзойдёт по жестокости всё, что мы видели до сих пор.
Первые признаки можем обнаружить уже сейчас. ВКС РФ начали массово применять против ВСУ планирующие бомбы разных типов и калибров. Испытано такое оружие (модернизированные старые советские фугаски, оснащённые простейшими дешёвыми, но предельно эффективными модулями планирования и коррекции) ещё в Сирии в 2015 году. В последующие годы такие бомбы там широко применялись. На складах советских ФАБ разных калибров лежало практически неограниченное количество (в своё время готовились к войне многомиллионных армий стран Варшавского договора и НАТО).
Производство модулей не составляет каких-либо проблем. При желании их можно производить не только сотнями, но и тысячами в день. За более, чем год СВО наделать соответствующих модулей можно было очень много (даже, если их по какой-то причине не наделали за восемь лет боевых действий в Сирии).
Думаю, что они и были, и лежали на складах, но применять их начали только когда США резко повысили точность и дальность украинских ударов по нашему тылу за счёт поставок РСЗО "Хаймарс", а конкретнее, когда США решили дооснастить эти РСЗО собственными планирующими бомбами, сделанными по тому же принципу, что наши модернизированные ФАБ.
Одновременно США занялись дооснащением украинской ПВО, не давая ей умереть. Задача была проста и достижима – нивелировать российское преимущество в артиллерии и закрыть небо для широкого применения ВКС, укрепив, таким образом, оборонный потенциал ВСУ и доведя российские потери в людях и технике до неприемлемого уровня. Отход от практики дальнейшего гуманичанья и использование высокоточных планирующих ФАБ стало эффективным симметричным ответом на действия США и закономерно вызвало резкий рост потерь украинской стороны.
В свою очередь Киев перешёл к тактике выжженной земли. ВСУ насильственно вывозят из готовящихся к сдаче городов гражданское население (особенно детей), взрывают не уничтоженные в ходе боевых действий жилые дома, промышленную и коммунальную инфраструктуру, вывозят продовольствие и т.д. И это только начало. Пока мы имеем дело с относительно небольшими городами, находящимися в местности, где боевые действия шли почти десятилетие. Жители частично выехали, частично приспособились выживать во фронтовых условиях.
Поэтому армия, МЧС, волонтёры достаточно эффективно справляются с удовлетворением первичных потребностей немногочисленного оставшегося после ухода ВСУ населения, распределяя продовольствие, воду, проводя первичное восстановление жилищ, разворачивая полевые госпитали, как заменитель больниц для гражданского населения и т.д.
Но после падения Славянско-Краматорской агломерации, бои за которую начнутся после окончательной зачистки Бахмута, возможно ещё до полного изгнания противника из Северска, перед нами окажутся города-миллионники Харьков и Днепропетровск почти миллионное раньше но и сейчас не маленькое Запорожье, а на Юге Одесско-Николаевская агломерация, раньше насчитывавшая около двух миллионов человек, в которой и сегодня проживает более миллиона.
Если и эти города достанутся нам в таком же состоянии, как Бахмут, Марьинка, Авдеевка, Мариуполь, то спасение гражданского населения от массового вымирания в результате созданной ВСУ гуманитарной катастрофы станет самой сложной операцией текущего конфликта.
Но для того, чтобы побыстрее выбить оттуда ВСУ и не дать им уничтожить критическую гражданскую инфраструктуру, надо сломить их волю к сопротивлению, а это ещё никто не научился делать иначе, кроме как массированным огневым поражением. То есть необходимость в использовании пусть и высокоточных, но ещё более разрушительных боеприпасов в значительно большем, чем сейчас количестве только возрастёт.
Кроме того не надо забывать, что на каждое своё поражение ВСУ отвечают усилением террористической борьбы. Они уже полгода пристреливаются беспилотниками по Москве. Пока у них не получается, но они очень стараются. Украинские беспилотники снаряжённые солидным количеством взрывчатки обнаруживают по всему Юго-Западу России во всевозрастающих количествах. Хорошо, если системы РЭБ будут и дальше ронять их на землю вне населённых пунктов.
Но если ВСУ и их западные партнёры найдут способ прорваться стаями беспилотников к густонаселённым городам России для нанесения террористических ударов по гражданскому населению, потребуется нанести массированные удары возмездия.
Понятно, что при нагнетании мощи и количества ударов с обеих сторон, при отказе от исключения целей "спрятанных" в жилой застройке, количество жертв среди гражданских тоже увеличится. Увеличится прежде всего на Украине, власти которой специально провоцируют удары по гражданским объектам, распространяя ложную информацию о них, как о военных целях, прячут свои штабы и располагают войска в непосредственной близости, а иногда и на территории работающих детских садиков, школ, колледжей, используют жилую застройку под позиционные районы ПВО, что неоднократно приводило к поражению ракетами украинской ПВО жилых домов.
Чем масштабнее противостояние и чем меньше сдерживающих факторов, тем больше будет жертв среди гражданских. Их рост можно ограничить, но избежать его нельзя.
Киевский режим безусловно использует ситуацию для накачивания населения ненавистью по отношению к России. Но ненависть требует выхода. Накачанные ненавистью люди будут требовать немедленной мести и власть, которая не сумеет обеспечить хотя бы видимость такой мести, сама станет объектом ненависти.
Самый простой способ "отомстить", не раз уже неофициально использовавшийся как нацистскими батальонами режима, так и кадровыми частями ВСУ – линчевание военнопленных. За это никто не был наказан. Официальный Киев проигнорировал все доказательства причастности его военнослужащих к военным преступлениям, а некоторых причастных наградил. В принципе военных преступлений режимом совершено достаточно для того, чтобы его руководителям было уже нечего терять.
В качестве средства выпуска пара, после военных поражений ВСУ, сопровождающихся катастрофическими потерями, может быть применена практика срежисированных "стихийных" расправ "возмущённого народа" над российскими военнопленными. Для Запада будет предложена версия: "Мы не можем стрелять в свой народ, доведённый русскими до отчаяния, а иначе гнев толпы никак не сдержать".
Демонстрация в СМИ массовых кровавых расправ над военнопленными и политическими заключёнными, обвинёнными в "работе на Кремль" должна будет повязать население кровью, усилить страх перед приходом российских войск и ответственностью за содеянное, даже если конкретно ты в этом участие не принимал, стимулировать остатки войск и гражданское население к продолжению бессмысленного но упорного сопротивления, создать видимость его "всенародности".
Судя по тому насколько участились обмены военнопленных (в том числе и малыми группами) российские власти видят данную угрозу и пытаются её нивелировать, заранее вытащив всех, кого можно из рук хунты. Но, помимо просто военнопленных, есть ещё военнопленные, осуждённые Киевом за вымышленные военные преступления, в совершении которых их вынудили признаться под пытками. Они, по украинским данным, проходят не как пленные, а как осуждённые преступники. Их точное количество неизвестно, но их также надо искать и вытаскивать.
Кроме того надо стараться вытащить как можно больше украинских политических. Они в России не проходят ни по одному ведомству, так что даже церковь системно не занимается спасением попавших в украинские тюрьмы украинских православных активистов. Известны лишь отдельные редкие случаи, когда человека удавалось вытащить из тюрьмы. И то, в основном отпускали пожилых и смертельно больных, по принципу: всё равно скоро умрёт, так пусть умрёт дома.
Не все украинские оппозиционеры наши люди. Кто-то попал в политические случайно, кто-то по ошибке, кто-то против нынешнего режима, но за независимую Украину. Однако достаточно уже того, что им угрожает смертельная опасность от рук нацистского режима, с которым мы боремся. Бросить их на растерзание взбесившемуся зверью было бы неправильно.
Тем более, что после того, что с ними случилось, подавляющее большинство из ранее "нейтральных" навсегда станут антифашистами и противниками любого, не только политического, украинства. Желая свести счёты с теми кто их мучил, кто украл у них годы жизни, они будут выгрызать украинство на освобождённых территориях эффективнее, чем опричники Ивана Васильевича IV Грозного выгрызали боярскую измену. Их ещё сдерживать придётся. Ну а кого даже застенки хунты не избавили от любви к нацизму, никогда не поздно отправить доживать век в гуманную российскую тюрьму. Говорят российская пенитенциарная система располагает хорошими библиотеками, может чему-то научатся.
Безусловно, первым приоритетом должно быть освобождение военнопленных – времени у нас мало, а желательно спасти всех. Но и об украинских политических забывать не надо – не так у нас много на освобождённых территориях людей, готовых проводить денацификацию не формально и не направляя финансовые потоки в свой карман, а со всем чувством "бескорыстной пролетарской ненависти", со знанием людей, дела и обстановки.
