Стыдно быть русским
Грегор Иванкин всегда стыдился быть русским. Родители называли его простым именем Гриша, и в протестной среде он сам казался себе белой мизогинно-цисгендерной вороной. Грегор присоединился к оппозиции еще с болотных времен, вдохновленный антикоррупционными расследованиями Лехаима Навального, выходил на ОккупайАбай, где задавали тон Илья Яшин, Борух Немцов, Евгения Альбац, Виктор Шендерович, Андрей Пионтковский, Павел Шехтман, Евгений Гонтмахер и Соломон Хайкин. На вопрос национальности Грегор всегда отвечал услышанной где-то ранее формулировкой «мать русская, отец юрист», хотя и отец был русский.
Грегор долго и упорно искал у себя корни Святого народа, надеясь на репатриацию в Хайфу или Тель-Авив, и даже вступил в ряды Креативной Партии Свободы Совести Льва Щаранского, чтобы войти в число брайтонской интеллигенции. Победа Майдана в Украине далее Грегору новую надежду, и он уже мечтал как красиво будет выглядеть «пан Хрыгорий» в украинском паспорте. Но Стрелков Гиркин развязал войну, и Грегор не рискнул переезжать в Киев. Позже он активно увлекся идеями урбанизма и профеминизма, вступил в городские проекты Макса Каца и Ильи Варламова, в лофте на Новослободской познакомился и рукопожался с Марком Баровским, его партнером и баристой Куниславом, защитил в ВШЭ кандидатскую по гендерной лингвистике, но все равно мучился от своего происхождения, что привело его на фемдачу с выгоранием к активистке Даше Серенко и психологине Лере Пиzда.
24 февраля стало для Герогора последней каплей. Он твердо решил, что пора валить из этой страны и стал выбирать место для релокейшена. В Киев или Житомир он пока решил не переезжать, потому что под его пламенным постом на фейсбуке о поддержке Украины в двух тысячах комментариях разгневанные украинцы доступно ему объяснили как будут вешать и пытать его и его семью. Тихо и застенчиво Грегор был вынужден согласиться с украинцами, как и подобает соевому либерал-куколду, списав это на выгорание украинцев от Калибров. Грегор даже пообещал украинцам привезти свою веревку, как только соберется в Украину, чтобы зря не тратить местные ресурсы. Но пока решил выбрать для эмиграции другую страну.
Выбор лежал на поверхности. Конечно же Грузия, страна демократии и свободы, воспетая доблестным батоно Мишико, со стеклянными полицейскими участками, сочными хачапури, хванчкорой и самыми гостеприимными в мире людьми, судя по фейсбукам Юлии Латыниной, Аркадия Бабченко и Алексея Венедиктова. Урбанист срочно релокировался в эту маленькую и горную страну, но уже в аэропорту Тбилиси столкнулся с первыми провокаторами КГБ: «А, русская свинья, понаехали оккупанты!». С трудом Грегор вырвался от этих агентов Путина под видом местных жителей и снял квартиру в центре. Наконец-то вздохнул полной грудью, что покинул немытую Россию. Даже множество тараканов, обитающих в комнате, не могли испортить его душевного подъема, они показались весьма милыми и демократичными по сравнению с тараканами Мордора. А встретив мышь в туалете, Грегор понял, что она бы голосовала точно против Путина, поэтому любезно с ней поздоровался «Гамарджоба» и оставил кусочек хачапури.
Начиналась новая светлая жизнь, полная свободы, прав человека, евроатлантических ценностей и либертарианства. В один из баров Герогра не пустили, указав на табличку «Вход русским оккупантам всопрещен», даже несмотря на его негодующее «Я грузин!». В другом, прежде чем он смог сделать заказ, его полтора часа заставили заполнять бумаги, где он раскаивался в имперских амбиция, веках колониализма и милитаризме. После этого с него еще взяли 20% сверху, так как 20% Грузии были оккупированы. В третьем баре Грегора избили украинцы и заставил петь «Ще не вмерлу». Грегор стойко переносил тяготы и лишения грузинского гостеприимства, так как чувствовал и свою вину за многовековые преступления Орды. Но даже тут он понял, что близок к выгоранию. Поэтому политбеженец срочно записался к психологине Элеоноре Фистинг, релокировавшейся из Химок, и на расслабляющий массаж к грузинскому массажисту, который так рекламировали потлитэмигранты-либертарианцы на своих ресурсах. У него стала болеть жопа, что добавило его ненависти к проклятому путинскому режиму. Но он рукопожатно продолжал посещать грузинского массажиста, выдавливая из себя раба по капле. Ведь жить надо не по лжи.
Когда Литва и Эстония решили полностью запретить русским въезд и снести советские памятники, Грегор возликовал. Оковы пали и свобода нас встретит радостно у входа. Эстонцы меч нам отдадут. Благодаря старым связям в КПСС(щ), Грегору удалось получить приглашение на Конгресс свободных народов в Вильнюсе, где Леонид Волков, Паша Шехтман, Люба Соболь и Люся Штейн собирались обсуждать раздел постпутинской России и образование новых независимых и демократических стран на ее бывшей территории. Вдохновленный новыми санкциями против России, Грегор радостливо предъявил эстонскому пограничнику в аэропорту Вильнюса паспорт, одетый в обложку с жовто-блакитной символикой. «Оккупантаси, бранзулетка!», - ввизгнул вдруг латвийский офицер, открыв его паспорт, и поставил на главной странице печать «Русский корабль, иди нах*й!». Не помогли ни уговоры, ни объяснение, что он свой, ни пение гимна Украины на коленях, ни портретик Бандеры, ни томик Осипа Мандельштама, ни сэлфи в телефоне с Жорой Албуровым, ни значок «Я грузин». Несолонно хлебавши, Грегору пришлось возвращаться обратно в Тбилиси.
В аэропорту Тбилиси грузинский таможенник разорвал его временную визу и объявил, что срок его пребывания в Грузии закончен. Грегора как из душа окатило. Стало вдруг совестливо и гадливо на душе. Вдобавок заканчивались деньги, и ему пришлось клянчить донат у родителей-ватников – его аккаунт на Онлифанс был заблокирован в рамках Cancel Culture как гражданина Мордора. Через Ереван политбеженец вернулся в Москву, и по пути домой к маме вздрагивал от каждого шороха и взгляда. Ему казалось, что Путин отправил своих цепных псов из КГБ за ним, чтобы заточить в ГУЛАГ. На следующий день с полнейшим выгоранием Грегор отправился на фемдачу, где сходу нырнул в яму с говном. «Я уеду жить в Лондон», - процедил Грегор, плавая в яме и погрозил кулаком кому-то в небо. Смеркалось.
С уважением, Лев Щаранский.
