Похоже на правду
Результаты поиска по запросу «
Политика тян
»
Я Ватник разная политота
Суицид как способ стратегического давления
Дети переходного возраста часто романтизируют смерть. Многие известные мемуаристы и выдающиеся писатели — авторы автобиографических произведений — вспоминали, как между двенадцатью и восемнадцатью годами представляли свою героическую гибель и рыдающих у гроба родителей и учителей, товарищей и подруг, а также весь честной народ, корящих себя за то, что недостаточно ценили при жизни столь выдающуюся, богатую самыми различными талантами личность.
Эти детские мечты носят в целом конструктивный характер. В отличие от детского же суицидального комплекса, появляющегося у некоторых подростков с неустойчивой психикой в этом же возрасте, любование теоретической собственной смертью вызвано не страхом перед будущим, в котором надо принимать самостоятельные решения и нести за них ответственность (каковой страх и вынуждает некоторых психически неустойчивых подростков прятаться от взрослости в смерть), а стремлением молодого организма к лидерству, подвигам, к славе, являющемуся рудиментарным инстинктом, который базируется на первобытных доцивилизационных архетипах борьбы за доминирование в стае.
С одной стороны, нельзя сказать, что украинцы в качестве отдельных индивидов страдают суицидальным комплексом. Каждый из них не хочет умирать, прячется от ТЦК, бежит за границу, даже сдаваться стали в довольно больших, постоянно растущих количествах (причём целенаправленно, а не потому, что патроны кончились). С другой стороны, украинское общество (как коллектив индивидов) романтизирует смерть. И романтизирует совсем не так, как подростки переходного возраста, как бы со стороны взирающие на собственные воображаемые похороны, чтобы завтра с не меньшим энтузиазмом продолжать жить и бороться с коллегами за место под солнцем.
Украина как государство и украинцы как общество романтизируют реальную смерть, причём бессмысленную, что-то вроде «И как один умрём в борьбе за это», где никто не знает, что такое «это», за которое предстоит умереть. Коллективное отрицание жизни, за которую каждый индивидуально усердно борется. Смерть назло. Как ребёнок, который «назло маме отморожу уши», так и украинцы «назло москалям не будем жить хорошо с ними в дружбе, сдохнем в дерьме, а жить хорошо не будем, пусть москали расстраиваются».
Вот это противоречие — индивидуальное стремление к жизни и благополучию, выгнавшее десятки миллионов граждан Украины в Европу и Россию и коллективное стремление к смерти «назло москалям», которым на самом деле уже давно наплевать на украинские комплексы, — и является убедительнейшим доказательством того, что цели и смыслы, объединяющие украинское общество, являются искусственно привнесёнными.
Есть такое понятие, как психология толпы (в просторечии именуемая стадным инстинктом). Толпа, состоящая из индивидуумов, довлеет над их сознаниями. Самый выдающийся интеллектуал в толпе может внезапно стать зверем, потому что толпе доступны лишь самые простые инстинкты, главный же инстинкт толпы — уничтожить «тех, кто не с нами», кто не толпа. Художники и писатели, актёры и учёные, учителя и врачи, собранные в толпу, моментально становятся стадом питекантропов, отличаясь от последних только внешним видом и одеждой. Стоит их из толпы изъять, они вновь становятся самими собой. Им даже бывает стыдно за своё поведение в толпе, и они не понимают, что на них нашло. Но вновь попадая в толпу, они снова становятся стадом питекантропов.
США не случайно работали с украинцами и другими своими клевретами только как с толпой. Это могла быть маленькая толпа «по интересам» на этапе подготовки, когда людям выдавали грант хоть на кружок вышивания крестиком, хоть на поиск национальных корней в эпоху динозавров. В этот период «избранных», получивших грант на развитие своего хобби, убеждают в том, что не просто так им достался грант, что они соль земли, лучшие, а их хобби — свидетельство их прогрессивности и демократичности. Поэтому демократический Запад, считающий «прогрессорство» своей сверхзадачей, заметил их и поддержал. Теперь их черёд поднять свой народ до своего уровня, привести его в западную цивилизацию, сделать богатым и зажиточным.
Когда эти маленькие толпы по свистку сливаются в большую толпу очередного майдана, они уже «знают», что вокруг них и с ними «весь цивилизованный мир», а против них только «бандиты», «орки», «тупицы» и прочие злостные враги цивилизации, сами не желающие идти вперёд к свободе, просвещению и благополучию и из вредности не пускающие других.
Будучи по сути своей толпой, майдан, поначалу «мирный» и пытающийся объяснить своим противникам, то, что для самой майданной толпы очевидно, в момент становится агрессивным и готовым убивать, как только понимает, что его аргументы не действуют, у противников есть контраргументы и они не собираются вливаться в толпу. Между вполне дружеской беседой и изуверским убийством иногда проходит всего несколько минут.
Потом некоторым из толпы, особенно тем, кто проводит в толпе относительно мало времени, становится стыдно за содеянное, и они начинают искать оправдание. Чтобы они меньше рефлексировали и не задумывались о скрытых механизмах, побудительных причинах своих действий, майдан изначально сакрализируется. Неважно, в толпе ты сейчас или не в толпе, в святости майдана и благостности его идей ты усомниться не имеешь права. Поэтому все жертвы толпы объявляются «врагами майдана» и это объяснение оказывается достаточно убедительным для образованных неглупых и не жестоких людей. Они даже не задумываются, как соотносится их борьба за свободу слова и демократию с тем, что тот, кто не разделяет их ценности, оказывается достоин ужасной смерти без суда и следствия, даже без предъявления обвинения, а по сути, и без вины.
Мы, со стороны наблюдая за жертвами майдана (в том числе раскаявшимися и перешедшими на сторону добра), неоднократно отмечали, что они в точности копируют поведение больных шизофренией. В некоторые периоды это вполне адекватная, нормальная личность, некоторые (хоть это и большая редкость в данной группе) могут быть даже в чём-то талантливыми. Но достаточно неосторожно произнести некие ключевые слова, и перед вами пляшет взбесившееся кровожадное животное, готовое убивать «врагов майдана». Чем глубже человек погружён в майдан, чем искреннее он относится к этому действу, чем дольше находится в окружении таких же верных адептов и чем меньше у него контактов вне майданной тусовки, тем более острый и системный характер принимает раздвоение его личности.
Однако довольно быстро мистер Хайд побеждает, и образ милого доктора Джекилла становится не более чем маской, которую он иногда надевает, чтобы проверить «подозрительных личностей» на верность майдану или втереться в доверие врагам майдана, чтобы их уничтожить.
Впрочем, большая часть майданной толпы всё же больна лёгкой формой шизоидного расстройства. Этим и объясняется то, что в личном качестве они не склонны к суициду, могут вполне нормально здраво рассуждать и выглядят как здоровые люди. Но стоит поймать десять-двадцать уклонистов, одеть их в форму, дать в руки автомат, и их воля оказывается парализована, только огромный стресс в виде упавшей в нескольких метрах полуторатонной бомбы, разорвавшей всех товарищей в клочки и случайно лишь легко контузившей счастливца, возвращает его в нормальное состояние, и он начинает сдаваться.
Заметили, что большинство сдаётся или поодиночке, или относительно малыми группами, в рамках которых легче сговориться, тем более что каждая малая группа имеет своего неформального лидера, а жертвы майдана привыкли следовать за лидером. Подразделения размером с взвод сдаются крайне редко, роты сдавались только наполовину уничтоженными, батальон же (вернее, остатки то ли двух, то ли трёх батальонов) сдались лишь один раз в Мариуполе и то по приказу из Киева.
Чем больше толпа, тем меньше места для индивидуальности.
В общем, противоречие между личностью и тем же человеком как частью толпы — это противоречие между интересами каждого отдельно взятого гражданина Украины, и даже Украины как государства, и навязанного при помощи психологии майданной толпы чувства общности «избранников Запада».
Поэтому Зеленский, вместо того чтобы обороняться под Харьковом и за счёт снижения таким образом потерь пытаться в тылу из обстрелянных частей при помощи западных инструкторов формировать новые резервные соединения, жжёт резервы в наступлении на российские позиции. Уже 2023 год показал, что в наступлении на российскую оборону украинская армия несёт катастрофические потери, не добиваясь даже минимальных территориальных приобретений (не говоря уже о гипотетических оперативных или стратегических успехах). Более того, попытка наступать конкретно под Харьковом для Украины вообще бессмысленна.
Допустим, что Россия отведёт войска с занятых клочков приграничья. В чём успех Зеленского? Ни в чём. Если переброшенные под Харьков резервы увести назад, на авдеевское направление или под Часов Яр, или ещё куда-нибудь, где фронт трещит, ВСУ пятятся и резервы необходимы уже вчера, то российские войска могут вновь зайти на те же позиции или даже улучшить их (переброска же резервов ВСУ туда-сюда займёт время и приведёт к потерям в людях и технике от ударов ВКС).
Если резервы назад не уводить и стеречь ими границу, то какой был смысл в наступлении? Войска ведь не высвободились, а пять-десять сёл (вернее, их остатки) — слишком малый приз для ВСУ за необходимость держать резервы под Харьковом, в то время как они нужны под Донецком.
Но Зеленскому всё равно, что его наступление военного смысла не имеет, является стратегической глупостью. Для него главное, что украинцы гибнут за американские интересы, позволяя ему на очередной встрече требовать новых денег за новую кровь. Причём личный интерес Зеленского уже не в деньгах. Он награбил достаточно, чтобы миллиард в ту или иную сторону не имел существенного значения. Зеленский такой же зомби в майданной толпе. Когда-то он, может быть, и понимал преступность майдана, но, пойдя в украинскую политику, вынужден был признать его святость. Чтобы сохранить власть, доказать толпе, что он «не лох», он вынужден был слиться с толпой. После этого шага принятие «ценностей майдана» неизбежно. Иначе невозможно сохранить психическую устойчивость. Подчёркиваю, не адекватность, не нормальность, а устойчивость, в рамках которой шизофреник, будучи окружённым шизофрениками, проникнутыми одной и той же сверхидеей, чувствует себя в нормальном обществе.
Как я уже писал, понять и принять в качестве нормального такое мировоззрение можно только с позиций постмодерна. Поэтому майдан и находит понимание у постмодернистских маргиналов самых разных стран. И в России ему симпатизировала постмодернистская леволиберальная тусовка, объединённая в своё время в рамках «Другой России». Потом часть маргиналов уехала за рубеж не в силах пережить окончательный разрыв России с постмодернизмом, а часть примкнула к патриотическому движению (некоторые даже искренне), что не отменяет их постмодернистской леволиберальной (в рамках постмодернистского дискурса именуемой также либерал-фашистской) сути. Шизоидное раздвоение личности осталось родовой отметиной сторонников обеих ветвей временно (до следующего майдана) разделившегося постмодернистского движения. Каждый из них в первую очередь часть толпы и лишь затем личность.
Они будут нормальными и милыми собеседниками, специалистами-орнитологами, историками, писателями, патриотическими политиками, ровно до тех пор, пока не зазвучат вновь боевые трубы майдана. Но как только раздастся звук майданной трубы, миллионы милейших докторов Джекиллов покинут библиотеки и лаборатории, невидимой властной рукой влекомые в толпу, превращаясь по пути в отвратительных мистеров Хайдов, готовых убивать и умирать «за майдан», а на деле за США.
Мы в своё время пережили напасть майданной толпы, когда с 1917 года по 1939 год миллионы, чувствуя сопричастность к великому сакральному делу построения светлого будущего, ревели: «Расстрелять как бешеных собак!» в адрес любых, на кого укажет палец владельца майданного шапито. Но те миллионы хотя бы управлялись внутренней силой, которая использовала их, хоть и неэффективно и расточительно, для защиты государственных интересов России, такой, какой она была в прошлом веке.
Опасность же нынешних в том, что дудочка, которая инициирует их стадный инстинкт, находится в руках внешнего игрока, а этот внешний игрок, собирая постмодернистскую майданную массу, накачивает её одной суицидальной идеей — убиться об Россию, «чтобы москалям стало хуже». Толпы, требующие уничтожить нас и нашу страну, готовы за это умирать (по крайней мере пока являются толпой).
Соответственно, работать с ними надо как с личностями. Выделять в них личное индивидуальное и противопоставлять психологию личности психологии толпы, индивидуальную ответственность — коллективному выбору.
Понятно, что большинство уже не вылечишь, их судьба — сгнить в степях Украины, но чем из меньшего количества индивидуумов состоит толпа, тем она слабее, поэтому каждый выигранный нами человек — наша победа. Кроме того, как я уже писал выше, у нас у самих полно людей, заражённых постмодернистской психологией толпы, и мы не знаем в какой момент они отзовутся за зов боевых труб очередного майдана. Их индивидуализация будет одновременно означать их демайданизацию.
Работа сложная, требует аккуратности и точности, виртуозного владения диалектическими инструментами, её замедляет необходимость индивидуального подхода и редкость соответствующих задаче специалистов. Но путь в тысячу ли начинается с первого шага.
https://alternatio.org/articles/articles/item/134853-suitsid-kak-sposob-strategicheskogo-davleniya
Я Ватник разная политота
Датская угроза
Датчане — храбрые люди, наследники викингов. В 1397 году они даже объединили в рамках Кальмарской унии Данию, Швецию и Норвегию. Учитывая же, что Норвегии тогда принадлежали также Гренландия, Исландия и Фарерские острова, а Швеция владела Финляндией, скандинавская империя лишь немного не дотянула до державы Кнуда Великого, который в XI веке контролировал также Англию и Шотландию (последняя была вассальным государством).
Но вот с XVI века всё пошло наперекосяк. Вначале распалась Кальмарская уния, а вышедшая из неё Швеция постепенно отобрала у Дании её провинции на Скандинавском полуострове, а в XIX веке забрала и Норвегию, оставив в качестве утешительного приза Гренландию, Исландию (позднее получившую независимость) и Фарерские острова. Датский флот начал терпеть поражения от англичан, а армия вначале от шведов, а затем и от германских государств.
Датские войны становились всё короче, а поражения приходили всё быстрее. В Тридцатилетнюю войну, в первой половине XVII века, Дания провоевала четыре года. В Великую (третью) Северную войну Дания капитулировала перед Карлом XII уже через четыре месяца. В 1709 году, после Полтавской победы, русской армии осмелевшая Дания, правда, вновь вступила в войну, чтобы не упустить трофеи. Но как ни тужились датчане отнять у разгромленной Швеции скандинавские провинции, пришлось удовлетвориться небольшими приращениями на континенте, ибо без русских войск датская армия не могла самостоятельно воевать на равных даже с обескровленной постполтавской Швецией.
В 1864 году, ценой сверхусилий Дания смогла выстоять до капитуляции против австро-прусских сил целых девять месяцев. Но дальше всё стало совсем плохо. В ходе Первой мировой войны Дания придерживалась нейтралитета, активно зарабатывая на поставках мясных консервов для Германии. Ближе к концу войны, по требованию Германии, Дания провела минирование своих территориальных вод, предварительно согласовав этот шаг с Великобританией (!), а после войны отобрала у Германии Северный Шлезвиг, давший Германии в ходе военных действий не менее 60 тысяч бойцов-датчан.
В ходе Второй мировой войны Дания продержалась против Третьего рейха несколько часов. К тому времени военно-политическая репутация королевства находилась на таком низком уровне, что немцы даже не стали разгонять датское правительство. Дания была единственной из оккупированных Германией стран, в которой все правительственные структуры исправно действовали, а достаточно мягкий оккупационный режим был введён только в 1943 году, когда проигрывавшая войну Германия ожидала высадки в Северной Европе англо-американских экспедиционных сил. Вермахт в Дании капитулировал перед англичанами только 5 мая 1945 года, когда Гитлер был уже неделю как мёртв, а Фленсбургское правительство Дёница вовсю вело переговоры о капитуляции.
В общем, хоть сами датчане храбры, но датская армия, в последние лет 500, как реальная военная сила не рассматривается. Такая вот гримаса судьбы, портящая кровь бывшему генеральному секретарю НАТО Андресу Фог Расмуссену.
Этот сугубо штатский сын фермера, филолог, обществовед и экономист, премьер-министр Дании в 2001–2008 годах, стал широко известен, как генеральный секретарь НАТО в 2009–2014 годах. Генеральные секретари альянса традиционно избираются из второстепенных европейских политиков. Столь же традиционно они настроены проамерикански. Но Расмуссен был настолько агрессивно проамериканским, что выделялся даже на фоне этой когорты ястребов. Под час даже складывалось впечатление, что будь у Дании боеспособная армия (как до XVI века), Расмуссен объявил бы войну России от лица этого маленького королевства и отправил бы датских солдат в восточный поход несмотря на то, что из подобных походов не вернулась ни одна европейская армия.
Но армии у Дании считай, что нет (хоть формально она есть). Поэтому Расмуссен до сих пор занят тем, что пытается заставить воевать с Россией НАТО.
Как это сделать? Надо, чтобы страны блока приняли хоть какое-то участие в боевых действиях, а дальше: коготок увяз — всей птичке пропасть.
Американцы активно пытаются вовлечь в военные действия с Россией Прибалтику, Польшу и Румынию. Прибалтов, ясное дело, никто спрашивать не будет — дадут команду и пойдут воевать. Тем более, что местные политики сами на войну рвутся. Но проблема в том, что три прибалтийские армии вместе взятые страдают ещё более полным отсутствием даже намёка на военную мощь, чем датская. А Польша и Румыния рвутся на войну с Россией всё менее охотно, по мере того, как у них на глазах разбирают на запчасти Украину.
И вот Расмуссен выступает с инициативой. Раз, говорит он, НАТО не может передать Украине нужные ей системы Patriot, ибо у европейских стран блока лишних уже нет, а американцы из своих запасов ничего отдавать не хотят, надо прикрыть небо Украины от российских ракет с территории стран-членов НАТО. Если, говорит Расмуссен, мы будем сбивать только ракеты, то Россия не станет наносить удары по позиционным районам ПВО/ПРО на территориях стран НАТО ибо не меньше, чем страны альянса хочет избежать большой европейской войны с опасностью перерастания в мировую.
Вроде всё логично — ракета не самолёт, экипажа в ней нет. Кто там сбил российскую ракету над территорией Украины, чья система ПВО/ПРО постаралась, откуда стреляли? Выяснить, конечно, можно, но станет ли Москва из-за этого поднимать скандал или предпочтёт не идти на эскалацию — действительно вопрос, ответ на который можно получить только эмпирическим путём (поставить эксперимент). Расмуссен предлагает при помощи комплексов Patriot и Aegis, развёрнутых в Польше и Румынии, прикрыть небо хотя бы над Западной Украиной с тем, чтобы Киев мог все свои средства ПВО перебросить на фронт.
Риск, конечно, есть, но всё-таки меньше, чем у «плана Макрона», по которому предлагается отправить на Украину для начала пару десятков тысяч солдат регулярных армий НАТО (то что их никак не могут наскрести — второй вопрос). Так кажется на первый взгляд. Но так ли прост Расмуссен и так ли «невинен» его план (даже с точки зрения НАТО)?
Начнём с того, что дальность обнаружения ракеты радаром системы Patriot — не более ста километров (самолёта до 180). Дальность поражения 80 км, предельная высота для всех целей 20 км. Следовательно, даже если поставить комплексы впритык к границе, никакую Западную Украину они не прикроют, кроме узкой приграничной полосы.
Что же касается системы Aegis, то там ещё веселее. Её позиционные районы находятся в Девеселу (юг Румынии, на границе с Болгарией) и в Радзиково (север Польши, граница с Калининградской областью). Дальность обнаружения цели — 320 км. Высота перехвата, достигнутая последними моделями ракет, до 250 км. То есть, система, развёрнутая в Польше может контролировать воздушное пространство в Калининградской области и в западной и центральной частях Балтийского моря, а система, развёрнутая в Румынии может создать угрозу российским ВКС в западной части Чёрного моря и, возможно над Крымом.
Но самое интересное во всём этом, что система Aegis может быть использована для стрельбы обычными крылатыми ракетами, дальностью до 3–5 тысяч километров.
То есть, предлагая задействовать системы ПВО/ПРО, которые заведомо не в состоянии закрыть небо над Украиной с территорий стран НАТО, Расмуссен, который не может не знать тактико-технические характеристики этих натовских ПВО/ПРО добивается формального снятия запрета на стрельбу по российским объектам с территории стран НАТО при помощи определённых систем. А уж дальше, какие ракеты, когда и по каким целям будут использованы можно будет решить дополнительно. Западные политики в большинстве своём не склонны вникать в детали. Если система уже используется против России, то какими ракетами она стреляет мало кто будет разбираться.
Только вот первые же залпы Aegis по российским целям моментально переведут вопрос их уничтожения в практическую плоскость. Именно потому, что они могут использовать достаточно дальнобойные для ударов по территории России до Урала ракеты, способные нести как обычную, так и ядерную боеголовку. Причём какая именно это была ракета становится понятно только тогда, когда она поразила цель.
Рисковать пропущенным ударом (даже не ядерным) по своим центрам принятия решений Россия не может. Значит позиционные районы Aegis должны быть оперативно уничтожены, после чего США и НАТО будет трудно увернуться от прямой конфронтации.
Но на территории Дании стратегических систем нет, так что Расмуссен рассчитывает и в этой войне зарабатывать на тушёнке, а по итогам (кто бы ни победил) разжиться каким-нибудь трофеем.
