Они не готовы к компромиссу / Я Ватник (# я ватник, ) :: разная политота

Они не готовы к компромиссу

«Мы не готовы к компромиссу», — сказал Ермак. Ермак — это человек, управляющий Украиной по мандату США от имени Зеленского. Поэтому говорит он не от своего имени и не от имени Зеленского, а от имени коллективного Запада: США и их уменьшившихся в количестве и просевших экономически, но всё ещё многочисленных финансово и промышленно мощных союзников.

США, таким образом, играют классическую дипломатическую игру, оставляя себе руки развязанными. Когда ситуация станет критической, тогда и выяснится, что на компромисс не был готов «преступный киевский режим». Возможно, США даже «заметят» его нацистский характер. Или, чтобы не объяснять своим внутренним оппонентам, как случилось, что они десятилетие «не видели» на Украине нацистов, традиционно охарактеризуют его как «коррупционную тоталитарную диктатуру».

Кто окажется ответственным за все преступления режима персонально: Ермак, Зеленский, оба, или, может быть, вспомнят Турчинова, Порошенко и прочих яценюков — это уж как карта ляжет. Сдавать свои карты американцы будут по одной (мало ли кто может пригодиться в будущем), но если припечёт, то сдадут всех и ещё доплатят сверху фюрерами нацистских партеек вроде полузабытого Тягныбока или ушедшего в тень Яроша.

Это не так хорошо для США, как кажется. Вроде бы страдают только украинские клевреты, которых покупали по руб./ведро, потому не жалко, но на деле подобного рода микрокатастрофы с бросанием своих на съедение победителям давно уже подорвали доверие к американцам в мире у всех более-менее системных политических сил, стремительно (с начала 70-х годов) сужая их глобальную политическую базу до тех самых «коррупционных тоталитарных диктатур».

Пословица не случайно гласит: «Скажи, кто твой друг, и я скажу, кто ты». Друзья США оказывали разлагающее влияние на те западные структуры, которые с ними работали. Поскольку же у европейских союзников Америки клиенты были такого же качества, Запад политически стремительно разлагался, разъедаемый своими собственными «опасными связями».

В результате сегодня у власти в Европе и США такой же «коррупционный тоталитарный режим», как те, на которые США опирались в борьбе с коммунизмом «второго мира», глобальной наркомафией Латинской Америки и Юго-Восточной Азии и всепоглощающей коррупцией стран «третьего мира», только не праворадикальный, а леволиберальный. Красивая идея всеобщей свободы и зажиточности в рамках «американской мечты», которой США торговали весь ХХ век, выродилась в убогую «инклюзивность», силой навязывающую девиацию как норму. В результате Запад теряет лучшие кадры, бегущие из такого «рая» куда глаза глядят, и погружается в состояние гражданской войны нормы с девиацией.

Аналогичным образом отказ от политического компромисса, даже если ответственность возложена на наёмных идиотов, которых не жалко, в первую очередь бьёт не по внешней политике Украины (нельзя нанести ущерб тому, чего нет), но по внешней политике США, ограничивая Вашингтону пространство для манёвра и заставляя его идти ва-банк даже в тех случаях, когда необходимость в политическом радикализме отсутствует напрочь.

Дело в том, что отказ от компромисса свидетельствует об осознании структурой своей слабости (как на внутреннем, так и на внешнем контуре). Компромисс всегда выгоден сильному, поскольку позволяет без напряжения провести дальнейшее перераспределение возможностей в свою пользу.

Поясню:

1. Компромисс предполагает взаимные уступки.

2. В исходном состоянии сильный и слабый обладают определённым ресурсом.

3. Сильный претендует на полное подчинение слабого, но слабый (в рамках компромисса) откупается частью ресурса.

4. В результате слабый, потерявший часть ресурса, становится слабее, а сильный, получивший то, что потерял слабый, сильнее.

Компромисс выгоден слабому лишь в одном случае — если слабый уверен, что сильный не будет поглощать его целиком и пытается за счёт сдачи части ресурса выиграть время, в течение которого сильный должен будет ослабеть, и можно будет выиграть у него очередную геополитическую партию.

То есть компромисс в пользу слабого — это стратегический компромисс, требующий дальнего расчёта и всегда чреватый катастрофической ошибкой. Редко когда плоды стратегического компромисса пожинает то же поколение лидеров слабого государства, которое его посеяло. Так произошло с современной Россией. Но это не только заслуга Путина. Он-то как раз выигрывал время для будущих поколений российских лидеров, но и проигрыш США, неверно оценивших ситуацию и избравших вариант катализации кризиса во взаимоотношениях с Россией и Китаем, надеясь в зародыше задушить их поползновения к суверенности хотя бы рамках приграничных «зон исключительных интересов» ради обеспечения военной безопасности.

США проворонили возможность в результате тактического компромисса (а он всегда в пользу сильного, см. выше) сохранить своё глобальное доминирование, признав региональные интересы «вассалов первого ранга», толкнув их на борьбу за полную самостоятельность.

Чтобы было понятно. Александр Невский заключал с Ордой стратегический компромисс. Отдавая ей контроль над невзятыми Новгородом и Псковом, обеспечивая покорность Руси, исправную выплату дани и участие русских контингентов в монгольских походах, он получил передышку, возможность восстановить разорённое хозяйство, нарастить силы и когда-нибудь потом вернуться к вопросу о независимости.

Но он не мог знать точно, наступит ли когда-нибудь это «потом». Тем более он вряд ли предполагал, что «потом» будет заключаться в том, что младшая (московская) ветвь его потомков почти полностью уничтожит (с помощью Орды) старшую (тверскую), покорив её остатки и только после этого добьёт Орду и начнёт трёхсотлетний процесс возвращения потерянных за время компромисса в пользу Литвы западных территорий Руси. Тем не менее именно московские князья, продолжившие политику компромисса своего предка, через сто с четвертью лет после его смерти смогли разбить Орду в полевом сражении на Куликовом поле, а ещё через сто лет не только сами стали суверенными великими государями (затем царями), но также заявили и реализовали претензию на суверенитет над всеми осколками Орды (бывшего Улуса Джучи).

Остальные княжеские роды бескомпромиссно погибли, погубив заодно свои земли, или потеряли свои вотчины, вошедшие в состав западных соседей Руси (Венгрии, Польши, Литвы). Не случайно от русских Рюриковичей осталась практически одна лишь ветвь Александра Ярославича Невского, причём наиболее многочисленное потомство его младшего сына Даниила Александровича Московского.

Орда, со своей стороны, заключала тактический компромисс, который на ближайшие сто с лишним лет принёс ей одни лишь выгоды. Сопротивление Руси прекратилось. Не было необходимости тратить силы на походы в лесистую местность, которую монголы и их степные союзники физически не могли освоить. Освободились войска для похода на Европу. Русь начала платить дань. И чем богаче была Русь, тем обильнее была дань. А что будет «потом» — забота новых поколений ордынских политиков.

Потомки Александра выиграли «потом». Но, заключая стратегический компромисс, он сильно рисковал. К моменту окончания компромисса от домоногольской Руси уцелели в качестве вассальных, но суверенных (в рамках феодального понимания суверенитета) единиц лишь Владимирская и Рязанская земли. Новгород и Псков к тому времени уже тяготели к Литве и Польше, и Иван III вынужден был их завоёвывать.

Так что, как видим, для слабого компромисс — вынужденная мера, чтобы просто уцелеть и иметь шанс на хоть какое-то «потом», сливки же с него здесь и сейчас снимает сильный.

Именно поэтому отказ США от компромисса — лучшее свидетельство осознания ими собственной слабости — нисходящей траектории американской государственности и всей западной цивилизации. Если слабый по какой-то причине не хочет или не может пойти на компромисс (в надежде, что «потом» что-то изменится в его пользу), то он начинает играть в игру «всё или ничего», ставя на кон не часть своего ресурса, а весь целиком.

Это хорошо видно по Украине — юридически суверенной, а значит, в какой-то момент самостоятельно решившей передать свой суверенитет США и действовать исключительно в их интересах, считая их неотделимыми от своих.

До 2014 года Россия не планировала даже возвращать Крым. Московские власти играли в долгую, пытаясь сохранить состояние стратегического компромисса с США, но взамен получить контроль над постсоветским пространством. Кремль логично полагал, что если удастся провести белоруссизацию (даже в таком неполноценном виде, как пресловутое «единое государство», а лучше в рамках полноценного экономического союза на манер улучшенного ЕС) всего постсоветского пространства, то по закону поглощения малого большим постепенно российская экономика подчинит себе все постсоветские экономики, а затем экономическая интеграция обязательно вызовет к жизни и интеграцию политическую (поэтому Кремль не особенно беспокоится относительно «независимства» Лукашенко — «бацька» не вечен, рано или поздно экономические интересы продиктуют Белоруссии и политические решения куда более радикальные, чем отказ Лукашенко от прозападной политики в рамках борьбы с попыткой переворота в 2020 году).

Но отказ США и Украины от маленького компромисса неизбежно вёл к большой конфронтации. Понимая это, США попытались полностью подчинить себе украинский плацдарм, получили российский ответ в виде «уплывшего в родную гавань» Крыма и предложение очередного компромисса: оставить Украину в её дохрущёвских границах (без Крыма, но с Донбассом) при условии, что США признают, кроме права России на доминирование на постсоветском пространстве, также российский статус Крыма, уйдут с Украины (это щадяще для США называлось «возвращение Киева к политике нейтралитета») и прекратят военную деятельность в Восточной Европе.

Россия одержала победу в Крыму, и условия компромисса для Запада ухудшились. После начала СВО (в связи с тем, что Запад вновь отказался от компромисса) линия границы в Новороссии дополнительно сдвинулась на Запад, а статус Украины де-факто выливался в российский протекторат (юридически Россия претендовала только на демилитаризацию, денацификацию и пресловутую нейтрализацию остатков Украины).

Сейчас Украина находится на грани новых значительных территориальных потерь. Если Киев и Вашингтон не успеют вовремя согласиться на новый компромисс, отдающий России всё левобережье, то на следующем этапе от Украины останется только «суверенное» правительство в изгнании, которым США попытаются ещё какое-то время торговать.

Возможно, американцам кажется, что они ничего не теряют, воюя против России на территории и силами бывшей российской провинции. Но кто бы ни терял территории, а поражение это США и их союзников, выступивших на стороне Украины, пообещавших наказать Россию и заставить её капитулировать (какое-то время даже угрожали победить на поле боя).

Конечно, Россия не может воевать вечно (даже со всей Европой — это много). Но этого и не понадобится. Польша, готовая воевать против России в 2022–2023 годах, уже передумала и собирается подготовить армию только к 2027 году (или позже). Аналогичным образом куда более мирными и конструктивными стали позиции остальных европейских стран. Они, как украинцы: все вместе — за войну до победного конца, но каждый в отдельности не готов и пытается договориться с Россией по конкретным, интересным данному государству экономическим проблемам. Венгрия и Словакия за время СВО перешли от критики украинских властей по второстепенным вопросам к активному блокированию (по возможности) планов ЕС и НАТО по поддержке Украины и к открытому лоббированию восстановления добрососедских отношений с Россией, независимо от судьбы Украины.

Полный разгром киевского режима в настоящих условиях дополнительно ослабит американское влияние в Европе. Компромисс, который рано или поздно «найдётся» и выльется в программу урегулирования, просто зафиксирует новую реальность, значительно (более чем на порядок) худшую для США, чем предлагавшиеся им компромиссы 2014-го и даже 2022 года.

Подчеркну, Россия предлагала и предлагает компромиссы, поскольку нисходящая траектория США очевидна, как и восходящая России. То есть компромисс в пользу сильного — компромисс в пользу России, расширяющий её политическое влияние без необходимости ресурсных затрат на занятие и освоение территории, которая в рамках компромисса всё равно стала бы Россией, только не сейчас, а лет через 50–100. Ту же Украину в рамках компромисса восстанавливали бы и осваивали за счёт её внутренних резервов, но под чутким российским руководством.

Разница в том, что в этой несостоявшейся «прекрасной Украине будущего» нашлось бы место и для Медведчука, и даже для Порошенко, а Зеленский так и остался бы в меру популярным артистом разговорного жанра. Но теперь компромисс сдвинулся на Запад. Для «прекрасной Украины будущего» места в нём не осталось (как не осталось бы места потомкам Невского на Руси, если бы Батыю вместо похода на Европу пришлось в 1240–1242 годах брать Новгород и Псков, а потом умиротворять Литву и Орден в их болотах). Украинские политики больше существовать не могут. Кто рискнёт и потянет, может стать политиком российским, остальные могут писать мемуары: кому повезёт — на свободе, кому нет — под надёжной охраной и на полном государственном обеспечении.

Америка же со своей несклонностью к компромиссам (которая так восхищает некоторых наших соотечественников) на полном ходу пролетает мимо «прекрасной Америки будущего», и шансов вовремя затормозить у неё почти не осталось. США как на уровне политиков, так и на уровне общественного мнения готовы искать новые украины, чтобы натравить на Россию, готовы организовать аналогичную проблему Китаю с Тайванем и Филиппинами, но никакой иной вариант, кроме усиления глобальной конфронтации в надежде уже не на экономический, а на психологический слом противников, которых они сами сделали таковыми, никем, кроме маргинальных экспертов, в Вашингтоне не рассматривается.

В общем, компромисс — такая же необходимая составляющая геополитической борьбы, как конфронтация. Просто он сложнее в управлении, и для выигрыша при помощи компромисса требуется гораздо большая политическая квалификация, чем для тупого бодания. Выходить же на геополитическую арену, не освоив искусство компромисса, — всё равно что начинать войну, не имея на вооружении вертолётов и заявляя: «И так сойдёт, зато у нас танков много».

Ну а уж хвастаться своей неготовностью ни к каким компромиссам политик может лишь в одном случае — если он украинский (вымирающий вид, тупиковая ветвь эволюции).

https://alternatio.org/articles/articles/item/137305-oni-ne-gotovy-k-kompromissu