Нежный оскал дружбы народов. Право и справедливость / Ватные вбросы (ватные вбросы, ватная аналитика, пандориум,) :: Я Ватник (# я ватник, ) :: разная политота :: фэндомы

Нежный оскал дружбы народов. Право и справедливость

Наш народ любит совершать невозможное. СССР был настолько спаян железом и кровью Гражданской и Отечественной войн, что даже ЦРУ отчаялось разрушить его. Однако не успела КПСС констатировать, что не только внутренняя, но и внешняя угроза реставрации капитализма в СССР миновала, как собственный «советский народ» не только разрушил нерушимый Союз, но и реставрировал капитализм в самой дикой его форме. Причём, если Россия свой капитализм довольно быстро смогла цивилизовать, то остальные постсоветские республики рискуют даже в капитализме не удержаться, стремительно погружаясь в предшествующие формации.

Не успев добиться невозможного и разрушить СССР, народ начал ностальгировать по разрушенному. Несмотря на то, что СССР невозможно восстановить, изрядное (политически заметное) число ностальгирующих о таком восстановлении мечтает. Причём мечтает не о реальном СССР, а о некоем идеальном государстве золотого века. Легенда об СССР, которую рассказывают современной молодежи забывшие о дефиците, очередях и тотальном идейно-политическом лицемерии «свидетели СССР», заставшие его в живых, покоится на трёх китах:

- всем давали бесплатные квартиры;

- не было значительной разницы в материальном обеспечении высших и низших слоёв;

- была великая дружба народов.

Насчёт бесплатных квартир «всем и немедленно» любой более-менее сообразительный и наблюдательный современник спросит, почему же до сих пор в Москве и Питере (особенно в Питере) расселили не все коммуналки? Появились-то коммуналки не при самодержавии, а при советской власти. Если предположить, что каждый нуждающийся в улучшении жилищных условий получал квартиру (пусть и не сразу, а хотя бы в течение десяти лет), то за 70 лет советской власти коммуналки должны были полностью исчезнуть, а у нас ещё недавно бараки расселяли.

Формальный разрыв в доходах между высшими и низшими слоями в СССР действительно был меньше, чем сейчас, но неформально он был вообще непреодолим. Чтобы, например, получить право на капитальную дачу (а не домик Ниф-Нифа в садовом товариществе (жёстко ограниченный по площади и этажности, как правило без газа, воды и канализации) надо было принадлежать либо к творческой элите, либо к элите управленческой.

В творческую элиту можно было проскочить без членства в КПСС (талант не являлся приложением к партбилету), хоть партия старалась обилетить всех популярных личностей (ведь необходимо было проводить партийную линию в искусстве). Так что упорствующий в своей беспартийности мог лишиться доступа к определённым благам, а тиражи его изданий (количество персональных выставок, концертов и т. д.) могло быть жёстко ограничено. Это не было обязательным следствием беспартийности, но опасность такая существовала.

Что касается элиты управленческой, то карьерный рост без партбилета был невозможен не только по административной, но и по инженерной, то есть чисто профессиональной линии. Если же говорить о сфере идеологической (гуманитарные науки, СМИ), то даже первые ступени карьерной лестницы (за исключением самых низших должностей) были непреодолимы без членства в КПСС.

При этом заработать (постройкой домов, созданием мебели, шитьём одежды, починкой сантехники, бурением скважин и прочей деятельностью, не требовавшей высшего образования) на какие-то блага сверх положенных и строго ограниченных было практически невозможно. В эпоху тотального дефицита блага не продавались, а распределялись. Даже для того, чтобы по трёх-пятикратно (а часто и более) завышенной цене купить что-то дефицитное, необходимо было получить доступ к нужным людям, что не каждому удавалось. При этом в большинстве регионов СССР, включая столицу страны и союзные республики, в дефиците были практически все товары, пользующиеся спросом. И в принципе не было в стране места, в котором бы не было хоть какого-то «пусть маленького, но дефицита».

Поэтому на деле разрыв между людьми, имевшими доступ к распределению материальных благ, и большинством, такого доступа не имевшим, был значительно больше номинальной зарплаты. Это был разрыв навсегда, непреодолимый разрыв. «Жигули» «копейка» были для большинства советских граждан недостижимым уровнем благосостояния. На них надо было не только накопить, на что у обладателя средней советской зарплаты в 120–140 рублей в месяц уходили десятилетия, но ещё и дождаться очереди, в которой тоже стояли годами (или покупали место в ней по цене, мало отличавшейся от цены автомобиля). Владелец же персональной чёрной «Волги» ГАЗ-24 жил вообще в другом мире. О тех, кто ездил в «членовозах» ЗИЛ, лучше даже не упоминать. Сейчас обычному гражданину гораздо проще пересечься в одном помещении с владельцем «Майбаха» или «Бентли», чем тогда с обладателем персональной «Чайки».

Именно по этой причине разгар перестройки ознаменовался дикими для современного человека случаями, когда толпа, остановив персональную «Волгу» и найдя в багажнике палку сухой колбасы, по качеству значительно худшей, чем сейчас можно купить в любом супермаркете из многих сортов на выбор, чуть не линчевала и владельца «персоналки», и его водителя.

Сама фраза, которой любят бросаться неокоммунисты: «продали страну за джинсы и жвачку», моментально разрушает легенду о «золотом веке» СССР. Ведь чтобы народ продал страну за джинсы, партия должна была за семьдесят лет не суметь обеспечить его этими самыми джинсами, которые даже в странах третьего мира мог позволить себе любой нищий негр.

Поэтому, когда Путин бросил фразу о неспособности СССР даже калоши произвести, на которую ему также любят пенять неокоммунисты и свидетели советского «золотого века», он, по сути, был абсолютно прав. Госплан мог запланировать производство хоть миллиарда пар калош в год. Могло даже случиться такое (хоть и не всегда), что все поставки пройдут вовремя, что промышленность реально выполнит и даже перевыполнит план, что калоши доедут до магазинов и их даже не растащат ушлые продавцы для реализации с чёрного хода и из-под прилавка. Но в таком случае выяснилось бы, что одних размеров произведено намного больше, чем надо, а других намного меньше, что калоши произведённой модели вышли из моды ещё при Александре II Освободителе, что в результате их никто не хочет покупать. В конечном итоге их стали бы давать в нагрузку к чему-то нужному, но остродефицитному (например, к импортным калошам, или к тем же джинсам и жвачкам, буквально заставляя людей покупать ненужный им, но массово произведённый товар).

Однако самый главный и одновременно самый устойчивый миф о советском «золотом веке» — миф о великой дружбе народов.

Я не буду здесь приводить примеры советских «этнических анекдотов», поскольку в современной России, за такую «дружбу народов» можно получить статью «за разжигание». Напомню лишь, что большая часть оскорбительных национальных прозвищ родом из СССР. И если пещерный антисемитизм «уехал» в Израиль вместе с большинством советских евреев (ненавидеть стало некого), то «дружбу» с народами Средней Азии и Кавказа, нашими недавними соотечественниками, каждый может ощутить, почитав публикации о мигрантской проблеме.

Наряду с единичным публикациями, рассматривающими эту проблему, как социальное явление современного мира, порождённое демографическими и экономическими перекосами по обе стороны «линии миграции», вы найдёте массу публикаций оскорбительных, унизительных и уничижительных для мигрантов. Один и тот же человек может возмущаться тем, что в Таджикистане от местных русских требуют знать язык страны, в которой они живут, и клеймить таджиков, которые разговаривают с сильным акцентом по-русски в Москве.

Я сейчас умышленно не говорю о реально существующих проблемах национального угнетения русских в бывших союзных республиках. Запреты на русский язык и культуру в Прибалтике и на Украине, вытеснение (в том числе при помощи запугивания, избиений и убийств) русских с руководящих постов, а затем и из страны вообще в 90-е годы в большинстве среднеазиатских и закавказских республик — это вторая сторона той же мигрантской медали. Кстати, и она опровергает миф о «великой дружбе народов». Ведь получается, что «дружба» эта не пережила СССР, а во многих местах (русофобские эксцессы в Узбекистане, Казахстане, Грузии, начало армяно-азербайджанского конфликта вокруг Карабаха) испарение «дружбы» даже предшествовало распаду СССР.

Акцент на нашем собственном отношении к мигрантам я сделал для того, чтобы показать, что это обоюдоострая проблема. В этнических конфликтах нет правой и виновной стороны. В них может быть победитель и побеждённый, но даже абсолютный победитель теряет больше, чем приобретает, заражая своё население бациллой ненависти по этническому признаку. Ведь если можно ненавидеть одну этническую группу, то можно и другую, а поскольку среди русских существуют региональные отличия, то так можно начать ненавидеть самих себя, вернее, своих соседей, за то, что они не совсем такие как мы («неправильные русские»).

Именно это случилось на Украине. Местные русские назвали себя украинцами и стали активно отрицать и ненавидеть русскость. При этом русский архетип остался у них на уровне подсознания. Они даже не ощущают когнитивный диссонанс, когда, с одной стороны, утверждают, что «хороших русских нет» и «убить надо всех», а с другой, говорят, что русские «украли» у них русское имя и русский язык. Можно ли украсть то, что не принадлежало тебе по праву. Но если ты считаешь, что русский язык и русское имя когда-то были твоими, значит, ты сам когда-то был русским, а потом перестал им быть и право на имя и язык потерял.

Теоретически СССР мог за семьдесят лет переплавить большую часть народов Российской империи в некую новую этническую общность. Для этого у него был огромный силовой ресурс и неограниченная воля к его применению. Если бы политика денационализации проводилась бы теми же методами, что политика раскрестьянивания, то уже поколение 60-х годов говорило бы о национальных различиях, как о глубоком пережитке предшествующих формаций, им, этим поколением, преодолённом. А тех, кто мог бы рассказать новым поколениям об их разном этническом прошлом, просто не существовало бы, как практически не осталось в деревне «кулаков», способных показать, как надо работать на земле, чтобы не нищенствовать, а процветать.

Однако своим острием этническая политика в СССР была направлена против русского народа. Имперский народ, создатель оригинальной, притягательной для многих других народов цивилизации не вписывался в концепцию всеобщего глобального этнического равенства на основе марксистской догмы. Он был для этого слишком велик, а созданная им цивилизация даже на уровне базовых культурных основ не втискивалась в узкие рамки догматического марксизма.

В результате, объявив своей целью создание «новой исторической общности людей — советского народа», КПСС применила механизм, полностью этой цели противоречивший. Точно так же, как экономическая мощь СССР базировалась на экономической мощи России (просто потому что именно российские государство и общество, в отличие от полуфеодальных, а кое где и родоплеменных национальных окраин) в XIX веке дозрели до капитализма и соответствующего уровня промышленного развития, этнической базой для «советского народа» мог стать только русский народ, поскольку окраинное племя или феодальная народность национальной окраины не могут стать плавильным котлом для русской буржуазной нации, а вот русская буржуазная нация таким котлом для окраинных племён и народностей могла стать.

Вместо опоры на русскую базу в СССР начали «поднимать промышленный уровень и национальное самосознание окраин», пытаясь запихнуть их в социализм прямо из родоплеменного строя. Смешно, но для этого пришлось отправить на окраины десятки миллионов русских, поскольку только они оказались способны руководить промышленными предприятиями, а во многих случаях и работать на них — местное население, жившее в другой исторической эпохе и в другой общественно-политической формации, просто не имело соответствующих навыков да и необходимости. Русские преодолевали вполне имманентную феодальному и родоплеменному обществам неграмотность местных (грамотный рабочий нужен капиталисту, крестьянин обходится передаваемым из поколение в поколение навыком отслеживания природных циклов, смены сезонов и проведения в каждый сезон соответствующих ему работ). Натуральное хозяйство обходится без массы грамотеев (не в последнюю очередь из-за этого закончилось провалом каролингское возрождение, штамповавшее в средине тёмных веков грамотеев в количестве, на порядки превышающем потребность экономики).

В конечном итоге на национальных окраинах русские стали восприниматься, как разрушители привычного быта, к ним стало возникать неприятие, в ряде случаев перераставшее в ненависть. Сами же русские стали рассматривать жителей национальных окраин, с которыми до марксистского эксперимента выстраивали перспективное симбиотическое существование, как наглых нахлебников. Обе позиции были ошибочны, но так всё виделось в кривом зеркале эксперимента по партийному руководству общественно-политическими процессами. КПСС приняла на себя роль Бога и ожидаемо с ней не справилась, ибо не являлась ни всемогущей, ни всеведущей. «Научного» же в «научном коммунизме» было не больше, чем в алхимии («передовые» алхимики тоже стремились облагодетельствовать человечество, сделав золото общедоступным).

При этом в некоторых местах (Украина, Белоруссия) окраинные русские получили возможность перейти из русских в нерусские, из «угнетателей» в «угнетённые». Они не получили таких льгот, как прочие национальные окраины, но и давление на них было несравненно меньшим. Многие этой возможностью воспользовались. Так стартовал раскол самого русского народа, плоды которого мы до сих пор пожинаем.

Ошибка в выборе механизма создания новой общности привела к объективному нарастанию этнических противоречий, которые послужили одним из механизмов развала СССР (одним из многих, но не последним по значимости). «Советский народ» не вышел спасать Союз (поскольку так и не возник), зато созданные нации моментально разбежались по «национальным государствам».

В подтверждение тезиса о «великой дружбе народов» часто приводят совместную борьбу в годы Великой Отечественной войны. Не буду указывать на миллион коллаборационистов (как русских, так и нерусских) и рассуждать о том, что было бы, если бы расовая политика Гитлера не была бы такой людоедской — история не имеет сослагательного наклонения — было только то, что было, а чего не случилось, того не было. Действительно плечом к плечу воевали все. Но ведь и во время засухи у животных наступает «водяное перемирие» — в месте редких водопоев нет охоты, все пьют вместе. И от лесного пожара волк спасается вместе с зайцем, что не мешает ему потом начинать на зайца охотиться. Сплочение народов во время Великой Отечественной войны свидетельствует лишь о том, что все они осознали общую угрозу, исходящую от смертельно опасного врага. Во Второй мировой мы и с американцами, и с англичанами «дружили» против общего врага, а как его не стало, так всё вернулось на круги своя.

В СССР этнические проблемы были не так заметны, пока у государства хватало сил загонять их под спуд. Но как только государственный ресурс исчерпался, долго накапливавшийся пар взаимных претензий и непонимания моментально снёс крышку котла

.

Когда мы разбираем проблемы и ошибки СССР и КПСС, мы делаем это не для того, чтобы покуражиться над ушедшими поколениями идеалистов. Это наш общий опыт, призванный застраховать нас от ошибок в дальнейшем. Россия — великая имперская цивилизация и останется таковой, пока жива. Окружающим народам необходимо с этим примириться и выстраивать отношения с нами с учётом особенностей российской государственной и общественной организации.

Но и мы должны понимать, с кем имеем дело, с каким уровнем технологического, политического и общественного развития, чтобы не предъявлять соседям (в том числе и некоторым российским народам, в пределах наших границ живущих) неприемлемых для них требований. И мигрантскую проблему, а она реальна и опасность несёт немалую, нам необходимо решать без лишних эмоций, а с опорой на здоровый цинизм и реальную оценку наших практических возможностей.

Никто вместо нас не выработает механизм максимально быстрой и максимально безболезненной интеграции мигрантов в российское общество. Без такового механизма, мы можем сколько угодно их ненавидеть, осуждать, оскорблять — они никуда не денутся, так как появились в России не исключительно по собственному желанию, но и по нашей необходимости. Процесс продвигали обе стороны.

У нас за плечами пример неудачи СССР с созданием собственного плавильного котла, а перед глазами пример неудачи ЕС с интеграцией на базе «толерантности». Оба провальных эксперимента базировались на приоритетных правах, интегрируемых по отношению к государствообразующему народу. Их провал свидетельствует о том, что в данном случае допущена системная ошибка, которой необходимо в дальнейшем избегать. Выработка эффективного интеграционного механизма необходима нам и с точки зрения внутриполитических, и с точки зрения внешнеполитических интересов.

Уточнение деталей такого механизма и его тонкая настройка — предмет работы большого коллектива на протяжении не одного года, но его базовые основы понятны уже сейчас — это:

1.Жёсткие, но выполнимые требования по культурной интеграции в русскую среду (с учётом национальных традиций и уровня общественного развития интегрирующихся).

2.Непререкаемый авторитет русского народа как государствообразующего, народа-хозяина страны, в которую прибывают мигранты, который делится с ними своей территорией, своими успехами, своим благосостоянием, а потому вправе требовать определённого уважения к своим национальным ценностям, традициям и образу жизни.

Ненасильственное поглощение и последующая ассимиляция (в рамках конвергенции культур) огромных масс мигрантов возможна лишь на добровольной основе. Добровольно же стремятся присоединиться к тому, что привлекательно. Не возьму на себя смелость заявить, что ушанка привлекательнее тюбетейки или практичнее малахая. Но люди, приезжая в новую страну, хотят чувствовать себя такими же её хозяевами, как и коренные жители. Если возникновение чувства хозяина будет обусловлено усвоением русской культуры и полноценной интеграцией в русское общество, подавляющее большинство не придётся ни к чему принуждать, сами будут стремиться к полноценной интеграции. Любой закон безоговорочно выполняется только тогда, когда его требования воспринимаются как справедливые.

Если же твои национальные особенности коренные «обязаны» уважать и так, то ты ответного уважения испытывать не будешь. Ведь ты и так здесь уже хозяин, хоть создано всё это не тобой. У человека родоплеменной или феодальной системы тут же проявляется инстинкт завоевателя. Он, конечно, города не брал, но ему же сами «покорились», в его понимании потому, что слабы, а значит, его культура лучше и у слабых ничего не надо перенимать.

В Российской империи умели решать этнические проблемы железной рукой в лайковой перчатке. Нам только предстоит этому научиться.

https://alternatio.org/articles/articles/item/124652-nezhnyy-oskal-druzhby-narodov-pravo-i-spravedlivost