стишок

Ответ майдановской шлюхе.

Мы скакали, мы скакали, пол страны уже просрали.
Скачет баба, скачет дед, скачет гопник и студент.

И Кличко пустился вскачь, как весёлый звонкий мяч!
Скачет Петя Порошенко и больная Тимошенко.
Скачет Сеня Яценюк. Кто не скачет - тот говнюк.
Крым не скачет, очень жаль.
Кто не скачет, тот москаль!
Скачем дружно, все мы рады.
Кто не скачет - колорады!
Скачут жопы, скачут ноги, веселятся бандерлоги!
Выше всех, как обезьяна, скачет и поёт Руслана.
Заменяет даже секс, ей скакательный рефлекс.
Скачет пол страны - дурдом!
Помаранчевый синдром.
Меркель хлопает в ладоши.
Тот, кто скачет - тот хороший.
И Обама счастлив тоже.
Нам скакалками поможет.
Их зимой, под Новый год, полный самолёт пришлёт!
Правда москали, зараза, нас оставили без газа.
Плюнем мы через губу и начнём пердеть в трубу...

Автор стиха был тяжело ранен в Славянске при обстреле и позже скончался в больнице.
Перед смертью он успел написать:

Я умер вчера под горой Карачун…
За что не пойму, может кто-то подскажет…
Стрелявший сказал мне, что я террорист…
Наверное, вскрытие это покажет…

Ни бронежилета, ни ПЗРК
В руках моих не было, только ребенок.
«ВЫ ВСЕ ТЕРРОРИСТЫ!!!"- стрелявший орал,
Фашистом, воспитанный, видно с пеленок.

Я умер вчера под горой Карачун
С ребенком, с женою, с соседом Серегой.
Мы думали все, что война далеко,
Война не для нас,… а она у порога.

Мы думали: «Все обойдется, пройдет.
Все как-то уладится и рассосется.
Мы мирные люди, стрелять не хотим…»
А в дом уже мина шальная несется…

И я пожалел, что с дивана не встал,
Свой дом защитить и соседа Сереги!
Что я мирным был, а не с тем пареньком,
Что нас прикрывал с «калашом» у дороги!

Я вдруг пожалел, что не сбил вертолет,
Огнем поливавший, жилые кварталы!
Я вдруг пожалел, что уже опоздал,…
А в город нацисты ползут и вандалы.

И я пожалел, что я умер вчера
Как мирный …, а не как ополченец!
Что ждал я чего-то, а не защищал…
Мне жаль…

Продолжаем творческий вечер посвященный увольнению любимицы:

Глаза мои как два огромных блюдца,
И в изумлении разинут рот!
Мозги в конвульсиях о череп трутся,
А в мыслях экстренный цейтнот!

В твоих словах ни грамма смысла,
И на тебя я хрен уже готов ложить!
А на губах моих пять слов повисло:
Ну, сколько можно, блять, тупить!

Что ж не идешь ложиться ты, мой друг? То-бы горылки двух стаканив мало?
— Молилась ли ты на ночь, Дездемона? Я что-то с двух стаканов не пойму… Откуда этот блеск лица? Обратно сало тайно жрала?
— Да. Да. Молилась. Где-то в полвосьмого. И час назад… обратно салом задуплилась. Дуплиться салом… Это важно
— Вот это зря. Вот это не поможет. Я все уже решил. Тебе пришел конец.
— Ты шо, мне сала пожалел? Но отчего же? Гы не смотри, что я с лица не очень. Зато внутре я — лучший кандидат!
яростно выкрикивать обвинения:

— Платок! Родное сердце, где платок мой?

— Який такий платок?
— Ты что, ты что — забыла? Оранжевый такой, на бошку привязать…
— Ну, трохи вспоминаю, что-то было… но не конкретно. Под тем платочком, мозги мне отшибло… И больше я не помню ничего!

— Колись, куда платочек мой девала! Я знаю все. Подумай о грехах
ремию в области искусства:

— Да, боже ж мой, один мой грех — любовь к народу. С оранжевым платочком на башке… с народом мы стояли на майдане! А вот тебя там… что-то не прыпомню…